АСП также утвержден Риксдагом и содержит некоторые допустимые с социальной точки зрения ограничения демократии. Иными словами, составляется некий общественный договор, который является основой цивилизованного сообщества. Суть законодательства заключается в том, что никто не имеет права травить или унижать другого человека.
Поскольку АСС и АСП – законы, то необходимы институты, которые смогут гарантировать их соблюдение. В Швеции эта функция распределена между двумя структурами, одна из которых – канцлер юстиции (КЮ) – должна возбуждать судебное преследование за преступления против АСП.
Но Торстена Эдклинта такая ситуация не устраивала. Он считал, что КЮ традиционно проявлял непростительную терпимость к фактам прямого нарушения шведской конституции. КЮ обычно отвечал, что принцип демократии стоит во главе угла и что ему следует вмешиваться и возбуждать дела только в случае крайней необходимости. Правда, подобная позиция в последние годы все чаще подвергалась критике, особенно после того, как генеральный секретарь шведского отделения Хельсинкского комитета по правам человека Роберт Хорд представил отчет об оценке деятельности КЮ. Выяснилось, что тот много лет бездействовал. В отчете констатировалось, что было почти невозможно возбудить дело и осудить кого-либо за нарушения закона о разжигании национальной розни.
Второй структурой, которая гарантировала соблюдение законов, являлся Отдел защиты конституции при Службе государственной безопасности.
Комиссар Торстен Эдклинт относился к своей задаче в высшей степени серьезно. Он считал, что занимает самый важный пост из тех, которые доступны шведскому полицейскому, и ни за что не променял бы его ни на какую другую должность в юридических или полицейских структурах Швеции. Он просто-напросто являлся единственным полицейским в стране, официально наделенным функциями политической полиции. Такая задача требовала особой деликатности, мудрости и справедливости. Опыт многих стран демонстрировал, что политическая полиция может с легкостью превратиться в главную угрозу демократии.
Массмедиа и общество привычно считали, что задача Отдела защиты конституции в основном сводится к слежке за нацистами и агрессивными веганами. Отдел действительно уделял большое внимание этим отщепенцам. Но в сферу его контроля входил еще целый ряд организаций и явлений. Если бы, к примеру, король или главнокомандующий вдруг решили, что парламентаризм изжил себя и Риксдаг следует заменить военной диктатурой или чем-либо подобным, к королю или главнокомандующему оказалось бы приковано пристальное внимание Отдела защиты конституции. Или если бы, например, группа полицейских решила бы вдруг раздвинуть рамки законов до такой степени, что защищенные основным законом права индивида оказались бы ущемлены, Отдел защиты конституции тоже обязан был отреагировать. В таких серьезных случаях предполагалось, к тому же, что следствие возглавит генеральный прокурор.
Проблема, разумеется, заключалась в том, что Отдел защиты конституции занимался почти исключительно анализом и контролем, а не оперативной деятельностью. Поэтому нацистов арестовывали главным образом либо обычные полицейские, либо другие подразделения Службы безопасности.
Подобную практику Торстен Эдклинт считал крайне неудовлетворительной. Почти все приличные страны не жалеют средств на содержание того или иного варианта конституционного суда, в задачи которого, в частности, входит следить за тем, чтобы власти не посягали на демократию. В Швеции же этим занимаются только канцлер юстиции или омбудсмен юстиции, которые, однако, должны ориентироваться на решения, принимаемые другими людьми. Если бы в Швеции был конституционный суд, адвокат Лисбет Саландер мог бы незамедлительно возбудить дело против шведского государства за нарушение ее конституционных прав. Тогда суд имел бы возможность затребовать все архивы и вызывать на допросы кого угодно, включая премьер-министра, пока вопрос не будет решен. А так максимум, что мог сделать адвокат, это подать заявление омбудсмену юстиции, который, однако, не имел таких полномочий, чтобы явиться в Службу государственной безопасности и затребовать там всю необходимую документацию.
На протяжении многих лет Торстен Эдклинт ратовал за создание конституционного суда. Если бы в Швеции был такой институт, ему не пришлось бы сейчас ломать голову, как поступить с информацией, которую ему предоставил Драган Арманский. Он просто составил бы заявление в полицию и передал бы документы в суд. И дал бы делу ход.
Но в теперешних обстоятельствах Торстен Эдклинт не имел юридических полномочий, чтобы инициировать предварительное следствие.
Он вздохнул и сунул в рот порцию жевательного табака.
Если сведения Драгана Арманского соответствуют действительности, значит, какие-то ведущие сотрудники Службы безопасности проигнорировали тяжкие преступления против шведской гражданки, затем, фабрикуя фальсификации, заперли ее дочь в психиатрическую лечебницу и, наконец, развязали руки бывшему русскому шпиону и предоставили ему возможность свободно заниматься делами, напрямую связанными с траффикингом, оружием и наркотиками.
Торстен Эдклинт напрягся.
Ему даже не хотелось считать, сколько законов было нарушено за это время. Не говоря уже о проникновении в квартиру Микаэля Блумквиста, нападении на адвоката Саландер и, возможно, причастности к убийству Александра Залаченко. Впрочем, во все это Торстен Эдклинт просто отказывался верить.
У него не было ни малейшего желания ввязываться во всю эту путаницу. Но, к сожалению, он все-таки угодил в нее в тот самый момент, когда принял приглашение Драгана Арманского на ужин.
Теперь перед ним со всей неотвратимостью встал вопрос, как с этой ситуацией разбираться. Формально вопрос требовал однозначного ответа. Если история, рассказанная Арманским, соответствует действительности, то Лисбет Саландер лишили закрепленных основным законом прав и свобод. С точки зрения конституции, возникал также целый клубок подозрений и противоречий. Например, как могли ведущие политические структуры или ведомства принимать определенные решения, кто или что могли повлиять на их противоправные решения и действия. А это уже входило в компетенцию Отдела защиты конституции.
Торстен Эдклинт, как полицейский, которому стало известно о совершении преступления, просто обязан связаться с прокурором и подать петицию. Хотя если отбросить все формальности, ответ оказывался не столь очевидным.
Инспектор уголовной полиции Моника Фигуэрола, несмотря на свою эксцентричную фамилию, родилась в провинции Даларна, в семье, проживавшей в Швеции по меньшей мере со времен Густава Васы[41]. Она относилась к числу тех женщин, которые всегда привлекают к себе внимание. Это объяснялось несколькими обстоятельствами: ей было тридцать шесть лет, глаза голубые, рост 184 сантиметра, коротко стриженные, вьющиеся золотисто-русые волосы. Она хорошо выглядела и одевалась так, чтобы подчеркнуть свою привлекательность.
А еще она могла похвастаться исключительно хорошей спортивной формой.
В тинейджерском возрасте Моника преуспела в легкой атлетике и в семнадцать лет чуть не попала в шведскую олимпийскую сборную. Легкую атлетику она с тех пор оставила, но фанатично тренировалась в фитнес-зале по пять вечеров в неделю. Женщина занималась спортом так увлеченно и так всерьез, что эндорфины функционировали как своего рода наркотические препараты, и когда она прекращала тренироваться, у нее начинался абстинентный синдром. Она бегала, поднимала тяжести, играла в теннис, занималась карате и, к тому же, почти десять лет посвятила бодибилдингу.
В последние два года Моника сократила экстремальные занятия – раньше она занималась на силовых тренажерах по два часа ежедневно. Теперь женщина уделяла этим занятиям совсем немного времени, но разносторонние занятия спортом сделали ее тело настолько мускулистым, что недоброжелательно настроенные коллеги обычно называли ее Господин Фигуэрола. Когда она ходила в майках или летних платьях, все в первую очередь обращали внимание на ее бицепсы и лопатки.
Многих ее коллег-мужчин, помимо телосложения, задевало еще и то, что она была не просто pretty face[42]. Моника окончила гимназию с наивысшими оценками, в двадцатилетнем возрасте получила квалификацию полицейского и потом в течение девяти лет служила в полиции Уппсалы, в свободное время изучая юриспруденцию. Попутно и буквально шутя она заодно получила специальность политолога. Запоминать и анализировать огромные пласты знаний не составляло для нее никакого труда. Детективы или другую развлекательную литературу Моника не читала, зато с огромным интересом поглощала литературу по самым разным областям знаний – от международного права до античной истории.
В полиции Моника начинала свою карьеру с патрульной службы – из-за чего улицы Уппсалы потеряли покой – и дошла до должности инспектора уголовного розыска. Она работала сперва в отделе по борьбе с особо тяжкими преступлениями, а потом перешла в подразделение, занимавшееся экономической преступностью.
В 2000 году Моника поступила на работу в Службу государственной безопасности в Уппсале, а в 2001‑м переехала в Стокгольм. Поначалу Фигуэрола служила в контрразведке. Но Торстен Эдклинт, который знал ее отца и внимательно следил за ее карьерой, почти сразу же забрал ее в Отдел по защите конституции.
…Когда Эдклинт наконец решил, что все-таки не должен игнорировать информацию Драгана Арманского, он немного поразмыслил, а затем поднял трубку и вызвал к себе в кабинет Монику Фигуэролу. Она пока успела проработать в Отделе защиты конституции менее трех лет и, следовательно, по-прежнему оставалась больше настоящим полицейским, чем чинушей.
В тот день Моника была одета в облегающие синие джинсы, бирюзовые босоножки на небольшом каблучке и темно-синий пиджак.
– Чем ты в данный момент занимаешься? – первым делом спросил Эдклинт, жестом приглашая ее сесть.