– Я только что получила мейл с этого адреса.
– Это фейк. Сообщение содержит вирус?
– Нет. Во всяком случае, антивирусная программа не среагировала.
– О’кей. Такого адреса не существует. На самом деле нет ничего проще, чем сымитировать адрес, похожий на настоящий. В сети имеются сайты, через которые можно посылать подобные сообщения.
– А отследить такое сообщение можно?
– Почти невозможно, если отправитель не настолько глуп, чтобы посылать мейлы со своего домашнего компьютера. Вероятно, реально можно проследить IP-адрес сервера, но если он пользуется адресом, заведенным, например, на Hotmail, то след оборвется.
Эрика поблагодарила за информацию, потом задумалась.
Она и раньше получала письма с угрозами или послания от откровенных психов. Но это сообщение явно было связано с ее новой работой в качестве главного редактора «Свенска моргонпостен». Интересно, кто его послал – какой-нибудь психопат-одиночка, прочитавший о ней в связи со смертью Морандера? Или же отправитель находится с нею под одной крышей?
Моника Фигуэрола долго размышляла, как ей поступить с делом Эверта Гульберга. Преимущество работы в Отделе защиты конституции заключалось в том, что имеющиеся у нее полномочия позволяли ей запросить почти любой полицейский отчет, составленный в пределах Швеции, который сигнализировал о преступности на почве расизма или политики. Кстати, Александр Залаченко являлся иммигрантом, а одна из задач Моники, в частности, состояла в том, чтобы предотвращать проявления насилия по отношению к лицам, рожденным за пределами Швеции, и определять, какими мотивами – расистскими или нет – руководствовались преступники. Так что она имела законное право ознакомиться с расследованием убийства Залаченко, чтобы решить, не примыкал ли Эверт Гульберг к какой-нибудь расистской организации или не руководствовался ли он, совершая убийство, собственными расистскими убеждениями. Она затребовала отчет об этом инциденте и внимательно его прочитала. К нему прилагались также письма, посланные Гульбергом министру юстиции. Моника убедилась в том, что, помимо ряда оскорбительных личных выпадов и обвинений в адрес правосудия, в них присутствуют слова «черномазый» и «государственный изменник».
Стрелка часов приближалась к отметке пять. Фигуэрола заперла весь материал в сейф у себя в кабинете, выбросила стаканчик из-под кофе, выключила компьютер и поставила отметку о том, что покидает рабочее место. Быстро дойдя до гимнастического зала на площади Сант-Эриксплан, весь следующий час она посвятила разминке.
Закончив тренировку, Моника отправилась домой, в свою двухкомнатную квартиру на Понтоньергатан, приняла душ и поужинала – поздно, но соблюдая заповеди здорового питания. С минуту она раздумывала, не позвонить ли Даниэлю Мугрену, который жил в трех кварталах от нее, на той же улице. Даниэль был столяром и культуристом, и три года подряд тренировался вместе с нею. В последние месяцы они встречались также для занятий дружеским сексом. Секс, конечно, приносил почти такое же чувство удовлетворения, как напряженная тренировка в зале. Но в свои зрелые 30 с плюсом – или, скорее, 40 с минусом – Моника Фигуэрола стала задумываться, а не пора ли ей найти постоянного партнера и вообще устроить свою жизнь. Возможно, даже завести детей, а почему бы и нет. Правда, Даниэль Мугрен для всего этого не подходил…
Немного поразмыслив, Моника решила, что ей не хочется с ним встречаться. Вместо этого она улеглась в постель с книгой по античной истории. В полночь женщина уже спала.
Глава 13
Вторник, 17 мая
Во вторник Моника Фигуэрола проснулась в десять минут седьмого, совершила длинную пробежку вдоль Норр Мэларстранд, приняла душ и в десять минут девятого уже вошла в здание полицейского управления. Раннее утро она посвятила составлению служебной записки, в которой обобщила сделанные накануне выводы.
В девять часов прибыл Торстен Эдклинт. Моника дала ему двадцать минут на то, чтобы прочитать утреннюю почту, а потом подошла к его двери и постучалась. Ее служебную записку начальник читал десять минут; Моника терпеливо ждала. Он дважды прочитал четыре листа формата А4 от начала до конца и только потом поднял на нее взгляд.
– Значит, начальник канцелярии, – задумчиво произнес Эдклинт.
Она кивнула.
– Без его ведома Мортенссона никуда командировать не могли. Следовательно, он должен знать о том, что Мортенссон находится не в контрразведке, как считают его коллеги из личной охраны.
Торстен Эдклинт снял очки, вытащил бумажную салфетку и стал их основательно протирать. Он задумался. Они часто встречались с начальником канцелярии Альбертом Шенке на совещаниях и внутренних конференциях, но утверждать, что он его слишком хорошо знает, Эдклинт не рискнул бы. Шенке был коренастый мужик, с редкими светло-рыжими волосами, и с годами объем его талии все увеличивался. Эдклинт знал, что тому около пятидесяти пяти лет и что он проработал в ГПУ/Без лет двадцать пять или даже больше. Последнее десятилетие он возглавлял канцелярию, а до этого работал заместителем начальника канцелярии и на других административных должностях. Эдклинт воспринимал Шенке как человека сдержанного, неболтливого и способного при необходимости действовать жестко. Он понятия не имел, чем тот занимается в свободное время, но вспомнил, что как-то увидел его в гараже полицейского управления в спортивной одежде и с клюшками для гольфа через плечо. А несколько лет назад они как-то случайно столкнулись с Шенке в оперном театре.
– Мне тут кое-что пришло в голову, – сказала Моника.
– Что именно?
– Эверт Гульберг. В сороковых годах он служил в армии, а в пятидесятых стал юристом-налоговиком и исчез из виду.
– И?..
– Вообще-то мы говорили о нем, как о наемном убийце.
– Я знаю, что это звучит маловероятно, но…
– Мне пришло в голову, что нам слишком мало известно о нем, и потому его биография кажется сфальсифицированной. В пятидесятых и шестидесятых годах и Информационное бюро, и СЭПО создавали фирмы за пределами этого здания.
Торстен Эдклинт кивнул.
– Меня как раз интересовало, когда ты придешь к этому выводу.
– Мне потребуется разрешение, чтобы посмотреть личные дела пятидесятых годов, – сказала Моника Фигуэрола.
– Нет, – ответил Торстен Эдклинт и покачал головой. – Мы не можем воспользоваться архивом без разрешения начальника канцелярии, а нам нельзя привлекать внимания, пока мы не выйдем на след.
– Тогда что же мне делать дальше?
– Мортенссон, – сказал Эдклинт. – Узнай, чем он занимается.
Лисбет Саландер, запертая в своей палате, изучала вентиляционный люк в окне, когда услышала, как ключ в замке повернулся и в комнату вошел доктор Андерс Юнассон. Было начало одиннадцатого вечера. Его появление сбило ее с толку – она начинала строить планы побега из Сальгренской больницы.
Лисбет уже измерила люк со всех сторон и убедилась, что голова ее пройдет беспрепятственно, но с остальными частями тела, пожалуй, могут возникнуть сложности. От земли ее отделяло три этажа, но если разорвать простыни и приспособить трехметровый удлинитель от торшера, то эту проблему удалось бы решить.
Она обдумывала свой план досконально, шаг за шагом.
Но возникала еще одна проблема – одежда. На ней были трусы, казенная ночная рубашка и казенные же пластиковые шлепанцы. Из наличных денег у нее было двести крон, которые ей выдала Анника Джаннини для покупки сладостей в больничном киоске. Этого хватило бы, во‑первых, на приобретение в магазине «секонд-хенд» дешевых джинсов с футболкой, при условии, что она сумеет найти в Гётеборге «секонд-хенд», а во‑вторых, на телефонный разговор с Чумой. А уж потом все может как-нибудь уладиться. Через несколько суток после побега Лисбет собиралась улететь в Гибралтар, а потом начать новую жизнь под новым именем в какой-нибудь другой части света.
Андерс Юнассон кивнул в знак приветствия и опустился на стул для посетителей. Саландер села на край кровати.
– Привет, Лисбет. Прости, что в последние дни не успевал тебя навещать! У меня в отделении неотложной помощи дел невпроворот, да еще ко мне на практику прислали двух молодых врачей…
Лисбет кивнула. Честно признаться, она и не ждала, что доктор Андерс Юнассон должен специально приходить ее навещать.
Врач взял ее журнал и принялся внимательно изучать температурные кривые и схему приема препаратов. Он отметил, что температура постоянно держится между 37 и 37,2 и что за прошедшую неделю она ни разу не получила болеутоляющих таблеток.
– Вообще-то твой врач – доктор Эндрин. Она тебе нравится?
– Она неплохая, – ответила Лисбет без особого энтузиазма.
– Не возражаешь, если я тебя осмотрю?
Она снова кивнула. Достав из кармана ручку с фонариком, доктор наклонился и посветил ей в глаза, чтобы проверить, как сжимаются и расширяются зрачки, велел открыть рот и осмотрел горло. Потом осторожно взял ее руками за шею и несколько раз повернул в разные стороны голову.
– Затылок не болит? – спросил он.
Лисбет помотала головой.
– А как обстоит дело с головной болью?
– Иногда дает о себе знать, а потом проходит.
– Процесс заживления еще продолжается. Головные боли постепенно перестанут тебя беспокоить.
У нее еще была короткая стрижка, и, чтобы нащупать шрам над ухом, ему требовалось лишь отогнуть в сторону прядь волос. Шрам заживал хорошо, но на ране еще сохранялась корочка.
– Ты снова расчесала рану… Завязывай с этим делом.
Лисбет кивнула еще раз. Юнассон взял ее за левый локоть и поднял руку.
– Можешь поднять руку самостоятельно?
Она вытянула руку вверх.
– Плечо болит или доставляет какие-нибудь неприятные ощущения?
Саландер помотала головой.
– Тянет?
– Чуть-чуть.
– Думаю, тебе надо активнее тренировать мышцы плеча.
– Когда сидишь взаперти, это нелегко.
Доктор улыбнулся:
– Это не навсегда. Ты делаешь упражнения, как велит физиотерапевт?