Если полсотни самых лучших хакеров в мире решили бы совместными усилиями предпринять нападение на какое-нибудь государство, оно, вероятно, выжило бы, но понесло бы ощутимые потери. Если бы Лисбет согласилась, то эти потери, по всей видимости, исчислялись бы миллиардами. Она задумалась.
«Пока не надо. Но если дела пойдут не так, как мне хочется, я попрошу о помощи».
«Только скажи», – написал Dakota.
«Давненько мы не ссорились с каким-нибудь правительством», – прокомментировал Mandrake.
«Я предлагаю создать систему реверса налоговых платежей. Напишем программу, приспособленную к такой маленькой стране, как Норвегия», – написал Bambi.
«Отлично, но Стокгольм находится в Швеции», – написал Trinity.
«Подумаешь, какая разница. Можно сделать так…»
Откинувшись на подушку, Лисбет Саландер усмехнулась. Она следила за беседой и раздумывала над тем, почему ей так трудно говорить о себе с людьми при личной встрече, но так легко вести непринужденные беседы и доверять самые сокровенные тайны клану совершенно незнакомых идиотов в Интернете. Но Лисбет Саландер если и ощущала себя частью какой-то семьи и команды, то только общаясь с этими полными психами. На самом деле никто из них не мог ей помочь в ее проблемах со шведскими властями. Но она знала, что, если потребуется, они устроят какую-нибудь силовую акцию, не жалея ни времени, ни энергии. Через них она также могла организовать себе убежище за границей. Ведь именно благодаря контактам Чумы ей удалось через Интернет раздобыть норвежский паспорт на имя Ирене Нессер.
Лисбет не имела ни малейшего представления о том, как выглядят граждане Республики хакеров. Она даже не знала, чем они занимаются вне Сети – в этом отношении граждане умышленно держались в тени. Например, SixOfOne утверждал, что он – темнокожий американский гражданин из католической среды и проживает в Торонто, в Канаде. Но с таким же успехом это могла оказаться белая женщина, лютеранка, живущая в Шёвде, в Швеции.
Лучше всех Лисбет знала Чуму, который когда-то представил ее «семье» – без солидных рекомендаций никому не удалось бы протиснуться в ряды этой эксклюзивной компании. Для вступления в клуб обязательно требовалось личное знакомство с кем-нибудь из граждан – в ее случае это был Чума.
В Сети Чуму считали продвинутым и социально активным гражданином. На самом же деле он был чрезвычайно упитанным и социально неадаптированным тридцатилетним пенсионером-инвалидом. Он проживал в районе Сундбюберг, мылся очень редко, и в квартире у него пахло, как в обезьяннике. Лисбет навещала его редко – ей вполне хватало общения с ним в Сети.
Пока в Республике хакеров продолжалась беседа, Оса загрузила почту, пришедшую на ее личный почтовый ящик. К одному из сообщений, присланных гражданином Ядом, прилагалась улучшенная версия ее программы «Асфиксия 1.3», которая находилась на открытом доступе для всех граждан Республики в Архиве. Эта программа позволяла Лисбет контролировать в Интернете компьютеры других людей. Яд объяснял, что он успешно пользуется программой и что его дополненная версия включает последние версии программ Unix, Apple и Windows.
Лисбет коротко поблагодарила его за усовершенствования.
А через час, когда в США день начал клониться к вечеру, к чату подключились еще с полдюжины «граждан», которые поздравили Осу с возвращением домой и присоединились к дискуссии. Когда Лисбет наконец решила выйти из Сети, речь шла о том, как можно заставить компьютер шведского премьер-министра посылать любезные, но совершенно идиотские сообщения другим главам правительств, и даже организовалась рабочая группа, которой предстояло внести в этот вопрос ясность. В завершение Лисбет написала короткое сообщение:
«Продолжайте обсуждение, но ничего не предпринимайте без моего одобрения. Вернусь, когда смогу подключиться».
Все передавали ей поцелуи и советовали как следует пролечить дырку в башке.
Покинув Республику хакеров, Лисбет зашла в поисковую систему, на «www.yahoo.com», в частную информационную группу «Stolliga_Bordet». В информационную группу входили только двое – она сама и Микаэль Блумквист. В почтовом ящике оказалось одно-единственное сообщение, посланное два дня назад, под заголовком «Сперва прочти это».
Привет, Салли. Ситуация на данный момент такова.
Полиция пока не обнаружила твою квартиру и не имеет доступа к диску со сценой изнасилования. Диск является очень веским доказательством, но я не хочу отдавать его Аннике без твоего разрешения. У меня также находятся ключи от твоей квартиры и паспорт на имя Ирене Нессер.
Зато полиция завладела рюкзаком, который ты брала с собой в Госсебергу. Не знаю, нет ли в нем чего-нибудь компрометирующего.
Лисбет немного поразмыслила. Подумаешь… Термос с остатками кофе, несколько яблок и смена одежды. Волноваться не о чем.
Тебя, скорее всего, обвинят в причинении тяжкого вреда здоровью либо в попытке убийства Залаченко, а также в нанесении тяжких телесных повреждений Карлу Магнусу Лундину из «Свавельшё МК» в Сталлархольме. А именно в том, что ты прострелила ему стопу и ударом ноги выбила челюсть. Хотя надежный источник из полиции сообщает, что доказательства в обоих случаях не слишком убедительные.
Но имей в виду, что важно следующее.
1. Пока Залаченко был жив, он все отрицал. Он утверждал, что в тебя стрелял и закапывал тебя в лесу Нидерман. Он также подал в полицию заявление, обвинив тебя в покушении на его жизнь. Прокурор начнет доказывать, что ты уже во второй раз пытаешься убить Залаченко.
2. Ни Магге Лундин, ни Сонни Ниеминен ни словом не обмолвились о том, что произошло в Сталлархольме. Лундин арестован за похищение Мириам By. Ниеминена отпустили.
Лисбет приняла все к сведению, лишь пожав плечами: все это она уже обсуждала с Анникой Джаннини. Положение, конечно, аховое, но все это не новость. Она откровенно призналась во всем, что произошло в Госсеберге, но не стала сообщать никаких деталей о Бьюрмане.
В течение пятнадцати лет Зала находился под защитой, и при этом неважно, что он творил. Ему многократно помогали, заметая следы его деяний. Многие сделали карьеры, прикрываясь Залаченко. Получается, что некоторые властные структуры Швеции помогали сокрытию преступлений против отдельных граждан.
Если эта информация выплывет наружу, разразится политический скандал, который затронет и буржуазное, и социал-демократическое правительства. Это означает, что для начала ряд облеченных властью чиновников из СЭПО будут обвинены в преступной и аморальной деятельности. Даже если срок давности по отдельным преступлениям истек, скандала все равно не миновать. Речь идет об очень важных персонах, которые уже стали пенсионерами или приблизились к пенсионному возрасту. Они пойдут на все, только чтобы избежать разоблачений, и ты внезапно вновь окажешься разменной пешкой в их игре. На этот раз им, однако, надо не просто принести в жертву пешку – теперь им придется активно защищать свою репутацию, отмывать свое имя от позора. Так что им придется упечь тебя в дурдом.
Лисбет призадумалась и прикусила нижнюю губу.
Итак, дело обстоит так: они знают, что больше не смогут скрывать тайну Залаченко. История известна мне, а я – журналист. Они понимают, что рано или поздно я ее опубликую. Для них сейчас это не столь важно, поскольку он мертв. Теперь им придется бороться уже за собственное выживание. Поэтому первыми у них на повестке дня стоят следующие задачи.
1. Им необходимо убедить суд (или, иными словами, общественность) в том, что решение запереть тебя в 1991 году в клинику Святого Стефана было обоснованным – что ты действительно была психически больна.
2. Им необходимо отделить «дело Лисбет Саландер» от «дела Залаченко». Они пытаются подвести фундамент под следующую концепцию: «Да, конечно, Залаченко был законченным подонком, но этот факт не имел никакого отношения к решению запереть в клетке его дочь. Ее изолировали от общества, потому что признали душевнобольной, а все остальные версии – просто инсинуации борзописцев. Нет, мы никогда не потворствовали Залаченко и его преступлениям – все это околесица и больные фантазии нездоровой двенадцатилетней девочки».
3. Проблема, разумеется, заключается в следующем: если предстоящий суд тебя оправдает и, следовательно, признает нормальной, то тем самым они не смогут скрыть то, что незаконно поместили тебя в 1991 году в лечебницу. А значит, им надо любой ценой добиться, чтобы тебя определили в закрытое психиатрическое учреждение. Если суд вынесет определение, что ты психически больна, то и СМИ потеряют интерес к «делу Саландер». Так уж они устроены.
Ты здесь?
Лисбет мысленно кивнула. Все это она уже и сама успела просчитать. Проблема заключалась в том, что она просто не знала, что предпринять.
Лисбет, поверь мне, – судьба этого матча будет решаться в СМИ, а не в зале суда. К сожалению, суд будет – «в целях защиты личных интересов» – проходить за закрытыми дверьми.
В день убийства Залаченко ко мне залезли в квартиру. На дверях нет никаких следов взлома, в квартире ничего не тронули, кроме одного. Исчезла папка из летнего дома Бьюрмана с отчетом Гуннара Бьёрка от 1991 года. Одновременно напали на мою сестру и украли ее копию. Эта папка – неопровержимая улика, одна из важнейших в твоем деле.
Я делаю вид, будто мы потеряли бумаги о Залаченко. На самом же деле у меня была третья копия, которую я собирался передать Арманскому. Я снял с нее еще несколько копий и распределил экземпляры по разным местам.
Наши оппоненты, в лице некоторых представителей властей и отдельных психиатров, вместе с прокурором Рикардом Экстрёмом, естественно, готовятся к судебному процессу. У меня есть источник, который снабжает меня кое-какими сведениями о том, что происходит, но я подозреваю, что у тебя гораздо больше возможностей найти необходимую информацию…