– Понятно.
– И хотя Фельдин потом находился у власти два срока, он об этом деле практически так ничего не слышал. Правда, он поступил как настоящий мудрец – настоял на том, чтобы в тайну посвятили госсекретаря, который должен был функционировать как go between[62] между министерской канцелярией и теми, кто охранял Залаченко.
– Вот как?
– Госсекретаря зовут Бертиль К. Янерюд, ему сейчас шестьдесят три года, и он является генеральным консулом Швеции в Амстердаме.
– Черт побери!
– Когда Фельдин понял, что ситуация осложняется, он сел и написал письмо Янерюду.
Соня Мудиг передала через стол конверт.
Дорогой Бертиль!
Тайна, которую мы оба защищали, когда я возглавлял правительство, стала сейчас объектом пристального внимания. Человека, которого это дело касалось, уже нет в живых, и ему не может быть причинен ущерб. Зато могут пострадать другие люди.
Крайне важно получить ответы на некоторые вопросы.
Человек, который доставит это письмо, работает неофициально и пользуется моим доверием. Я прошу тебя выслушать его рассказ и ответить на вопросы, которые он задаст.
Будь добр и прояви свое знаменитое здравомыслие.
– В письме, следовательно, имеется в виду Йеркер Хольмберг.
– Нет. Хольмберг просил Фельдина не указывать имени. Он объяснил, что не знает, кто именно поедет в Амстердам.
– Вы хотите сказать…
– Мы с Йеркером все обсудили. Мы с ним уже ходим по такому тонкому льду, что нам требуются скорее весла, чем альпинистские кошки. У нас нет решительно никаких полномочий, чтобы ехать в Амстердам и допрашивать генерального консула. А вы вполне можете поехать.
Микаэль сложил письмо и уже начал засовывать его в карман пиджака, когда Мудиг крепко схватила его за руку.
– Информацию за информацию, – сказала она. – Мы хотим знать, что вам расскажет Янерюд.
Блумквист кивнул.
Соня встала.
– Минутку. Вы сказали, что к Фельдину приходили два человека из СЭПО. Один из них был руководитель. А кто второй?
– Фельдин встречался с ним только однажды и не мог припомнить его имени. Никаких записей во время встречи не велось. Он помнит, что тот был худой, с тонкими усиками. Его представили как начальника «Секции для спецанализов» или что-то вроде этого. Фельдин потом изучал штатное расписание СЭПО, но такого отдела обнаружить не смог.
«Клуб Залаченко», – подумал Микаэль.
Соня Мудиг снова села, казалось, в нерешительности.
– О’кей, – сказала она наконец. – Пускай меня расстреляют. Оказалось, что имеется запись, о которой не подумали ни Фельдин, ни посетители.
– Какая?
– Регистрационный журнал Фельдина в Русенбаде.
– И?..
– Йеркер запросил журнал. Это не секретный документ.
– И что же?
Соня все еще сомневалась.
– Согласно журналу, премьер-министр встречался с руководителем СЭПО и его сотрудником для обсуждения вопросов общего характера.
– Там стояло какое-то имя?
– Да. Э. Гульберг.
Микаэль почувствовал, как кровь ударила ему в голову.
– Эверт Гульберг, – произнес он.
Лицо Мудиг выражало решительность. Она кивнула, потом встала и ушла.
А Блумквист остался в кафе «Мадлен».
Он достал анонимный мобильный телефон и забронировал авиабилет в Амстердам. Самолет вылетал из аэропорта Арланда в 14.50. Микаэль дошел до магазина мужской одежды «Дрессманн» на Кунгсгатан и приобрел чистую рубашку и смену белья, потом завернул в аптеку «Клара», где купил зубную щетку и туалетные принадлежности. Все время проверяя, нет ли за ним слежки, он прыгнул в отправлявшийся в аэропорт экспресс и оказался в Арланде всего лишь за десять минут до вылета.
В 18.30 Микаэль уже снял номер в довольно убогом отеле в квартале красных фонарей, примерно в десяти минутах ходьбы от центрального вокзала Амстердама.
Почти два часа он пытался определить местонахождение в городе генерального консула Швеции и около девяти часов вечера все-таки связался с ним по телефону. Используя свое красноречие, Микаэль всячески подчеркивал, что у него неотложное дело первостепенной важности и что ему необходимо обсудить его без промедлений, и в конце концов добился от консула согласия на встречу в воскресенье, в десять утра.
После этого Микаэль вышел на улицу и слегка перекусил в ресторане неподалеку от гостиницы. Около одиннадцати он уже спал.
Генеральный консул Бертиль К. Янерюд, угощавший гостя кофе у себя в апартаментах, оказался не слишком словоохотлив.
– Ну… И что же потребовало такой срочности?
– Александр Залаченко. Русский перебежчик, который прибыл в Швецию в семьдесят шестом году, – сказал Микаэль, протягивая ему записку Фельдина.
Янерюд смутился. Он прочел письмо и бережно отложил его в сторону.
Следующие полчаса Микаэль объяснял, в чем заключается проблема и почему Фельдин написал это письмо.
– Я… Я не имею права обсуждать это дело, – сказал наконец Янерюд.
– Нет, имеете.
– Нет, я могу обсуждать его только перед конституционной комиссией Риксдага.
– Вполне допускаю, что такой случай вам представится. Но в письме вас просят проявить свое здравомыслие.
– Фельдин – порядочный человек.
– Я в этом нисколько не сомневаюсь. К тому же я не собираю информацию о вас или о Фельдине. Не надо выдавать мне никаких военных тайн, которые, возможно, раскрыл Залаченко.
– А я и не знаю никаких тайн. Я даже не знал, что его звали Залаченко… Мне он известен только под псевдонимом.
– Под каким же?
– Его называли Рубен.
– О’кей.
– Я не имею права это обсуждать.
– Имеете, имеете, – повторил Микаэль, усаживаясь поудобнее. – Дело в том, что вся эта история вскоре станет достоянием общественности. И когда это произойдет, СМИ либо опорочат вас, либо охарактеризуют как достойного человека и добропорядочного государственного чиновника, который в безнадежной ситуации сделал все, что от него зависело. Ведь Фельдин поручил вам роль посредника между ним и теми, кто занимался Залаченко. Это мне уже известно.
Янерюд кивнул.
– Расскажите.
Чиновник молчал почти целую минуту.
– Я не получал никогда никакой информации. Я был молод и неопытен. Я виделся с ними приблизительно дважды в год, пока это было актуально. Мне сообщали, что Рубен… что Залаченко жив и здоров, что он сотрудничает и выдает бесценную информацию. Я никогда не интересовался деталями. Да и к чему они мне…
Микаэль ждал.
– Перебежчик раньше находился в других странах и ничего не знал о Швеции. Так что политика национальной безопасности вполне могла бы обойтись и без него. Пару раз я информировал премьер-министра, но чаще всего сказать мне бывало нечего.
– О’кей.
– Спецслужбы утверждали, что используют его традиционным образом и что получаемую от него информацию пропускают по нашим обычным каналам. Что я мог сказать? Если я спрашивал, что это означает, они высокомерно улыбались и отвечали, что это выходит за рамки моей компетенции. Я чувствовал себя идиотом.
– А вы никогда не задумывались над тем, что вся эта история с Залаченко развивается по ошибочному сценарию?
– Нет. Ничего подобного мне не казалось. Я считал, что СЭПО знает, что делает, что там у них есть опыт и навыки. Но я не имею права обсуждать это дело.
К тому времени Янерюд уже в течение нескольких минут его обсуждал.
– Но все это не имеет значения. Сейчас важно только одно.
– Что именно?
– Имена людей, с которыми вы встречались.
Янерюд вопросительно взглянул на Микаэля.
– Сотрудники, курировавшие Залаченко, значительно превысили свои полномочия. Они занимались криминальной деятельностью и против них инициировано предварительное следствие. Поэтому-то Фельдин и послал меня к вам. Он не знает имен, ведь встречались с ними вы.
Янерюд моргал и сжимал губы.
– Вы встречались с Эвертом Гульбергом… Он был главным.
Янерюд кивнул.
– Сколько раз вы с ним виделись?
– Он присутствовал на всех встречах, кроме одной. За те годы, что Фельдин был премьер-министром, мы встречались раз десять.
– Где вы встречались?
– В вестибюле какой-нибудь гостиницы. Чаще всего в «Шератоне», однажды в «Амарантен» на Кунгсхольмене и несколько раз в пабе «Континенталя».
– А кто еще присутствовал на встречах?
Янерюд растерянно заморгал.
– Это было так давно, что я не помню.
– Попытайтесь вспомнить.
– Одного из них звали Клинтон. Как американского президента.
– А имя?
– Фредрик Клинтон. Я с ним встречался раза четыре, или пять.
– О’кей… А кто еще?
– Ханс фон Роттингер. Меня с ним познакомила моя мать.
– Ваша мать?
– Да, она знала семью фон Роттингер. Ханс фон Роттингер сразу мне очень понравился. И пока он вдруг не появился на встрече вместе с Гульбергом, я представления не имел о том, что он работает в СЭПО.
– Он там и не работал, – сказал Микаэль.
Янерюд побледнел.
– Он работал в какой-то структуре, которая называлась «Секция для спецанализов», – сказал Микаэль. – Что вам о ней известно?
– Ничего… Я хочу сказать, что ведь именно они и занимались перебежчиком.
– Да. Но, согласитесь, любопытно, что их нет в организационной структуре СЭПО.
– Но ведь это абсурд…
– Вот именно! Но как вы договаривались о встречах? Они звонили вам, или вы им?
– Нет… На каждой встрече мы договаривались, где и когда встретимся в следующий раз.
– А если вам требовалось с ними связаться? Например, чтобы изменить время встречи или что-нибудь в этом роде?
– У меня был номер телефона, по которому я мог позвонить.
– Какой номер?
– Честно говоря, не помню.
– Чей это был номер?
– Не знаю. Я им ни разу так и не воспользовался.
– О’кей. Тогда следующий вопрос… Кому вы передали это дело?
– Что вы имеете в виду?