– Что ж, – произнес Блумквист. – Я хочу знать, кем был Эверт Гульберг.
Все погрузились в молчание.
– Эверт Гульберг, по моим сведениям, на протяжении многих лет являлся начальником того подразделения ГПУ/Без, которое вы именуете «Клубом Залаченко», – наконец ответил Эдклинт.
Премьер-министр сурово посмотрел на него.
– Думаю, ему это уже известно, – извиняющимся голосом сказал тот.
– Верно, – подтвердил Микаэль. – Он начал работать в СЭПО в пятидесятых годах и в шестидесятых стал начальником псевдоотдела, который назывался «Секция спецанализов». Именно он и курировал Залаченко.
Премьер-министр покачал головой.
– Вы знаете больше, чем следовало бы. Мне бы очень хотелось понять, как вы до всего этого докопались, но я не стану у вас спрашивать.
– В моем досье имеются кое-какие пробелы, – сказал Микаэль. – Я хочу их заполнить. Снабдите меня недостающей информацией, и я стану вашим союзником.
– Как премьер-министр, я не могу выдавать такую информацию. А Торстен Эдклинт подвергнет себя очень большому риску, если пойдет на это.
– Не говорите чепухи. Я знаю, чего хотите вы; вы знаете, чего хочу я. Если вы передадите мне информацию, я буду рассматривать вас как источники. То есть вы станете анонимами. Я намерен выложить в своем материале правду так, как ее понимаю я. Если вы причастны к этим делам, я так и напишу – и прослежу за тем, чтобы вас никогда больше снова не избрали. Но пока у меня нет никаких оснований так думать.
Премьер-министр взглянул на Эдклинта и кивнул. С точки зрения Микаэля, руководитель правительства только что совершил преступление, хотя и абстрактного свойства – он дал молчаливое согласие на то, чтобы Микаэлю раскрыли засекреченную информацию.
– Эту проблему можно решить довольно просто, – сказал Эдклинт. – Я возглавляю расследование и наделен полномочиями привлекать тех или иных сотрудников. Зачислить вас в штат нельзя, поскольку тогда вам придется подписать обязательство не разглашать сведения. Но я могу привлечь вас в качестве внешнего консультанта.
Жизнь Эрики Бергер теперь ограничивалась бесконечными совещаниями и круглосуточной работой. Пытаясь заменить скончавшегося главного редактора Хокана Морандера, она постоянно чувствовала, что ей не хватает ни знаний, ни подготовки.
Только в среду вечером, почти через две недели после того, как Микаэль Блумквист передал ей папку с досье Хенри Кортеса на председателя правления Магнуса Боргшё, Эрика выкроила время, чтобы вникнуть в эту проблему. А открыв папку, поняла: она не спешила, помимо всего прочего, еще и потому, что ей просто не хотелось браться за это дело. Эрика уже заранее знала, что, какое бы решение она ни приняла, катастрофы не избежать.
Домой, на виллу в пригороде Сальтшёбаден, она вернулась непривычно рано – около семи часов вечера. Отключила в холле сигнализацию и с удивлением отметила, что мужа, Грегера, нет дома. Только через некоторое время она вспомнила, что утром нежно поцеловала его, поскольку он уезжал в Париж читать лекции и собирался вернуться только к выходным. Кстати, Эрика отметила, что не имеет представления о том, кому он будет читать лекции и какие именно.
То есть простите, но муж у меня где-то затерялся.
Она почувствовала себя персонажем из книги доктора Ричарда Шварца и задумалась, а не требуется ли ей помощь психотерапевта.
Эрика поднялась на второй этаж, наполнила ванну и разделась. Папку с материалами она взяла с собой и за последующие полчаса все прочитала, а закончив, улыбнулась. Хенри Кортес может превратиться в очень перспективного журналиста. Ему двадцать шесть лет, и он четыре года проработал в «Миллениуме», куда пришел сразу после окончания Школы журналистики. Эрика даже почувствовала гордость: в статье об унитазах и Боргшё чувствовался фирменный стиль «Миллениума», и каждая строчка получала документальное подтверждение.
Вместе с тем она очень переживала всю эту ситуацию. Магнус Боргшё был хорошим человеком и ей в общем-то нравился. Скромный, внимательный, не лишенный шарма и вроде без особых амбиций… Не говоря уже о том, что он являлся ее начальником и работодателем.
Проклятый Боргшё. Вот дурак…
Эрика задумалась, не найдутся ли какие-нибудь альтернативные варианты или смягчающие обстоятельства, хоть и сознавала, что выгородить его не удастся.
Отложив папку на подоконник, она вытянулась в ванне и погрузилась в размышления.
«Миллениум», конечно, опубликует эту статью, – тут второго не дано. Будь Эрика по-прежнему главным редактором журнала, она ни секунды не колебалась бы, а тот факт, что ей заранее показали материал, – просто дружеский жест, который подчеркивает, что «Миллениум», по мере возможности, хочет смягчить вредные последствия лично для нее. А если бы сложилась обратная ситуация – например, газета «Свенска моргонпостен» раскопала аналогичное дерьмо о председателе правления «Миллениума» (каковым, кстати, по роковому стечению обстоятельств является сама Эрика Бергер), – она тоже не стала бы раздумывать, публиковать ее или нет.
Публикация станет серьезным ударом по престижу Магнуса Боргшё. Самое серьезное обвинение, собственно говоря, заключается не в том, что его фирма «Витавара АБ» заказывала унитазы во Вьетнаме, на предприятии, входящем в черный список ООН как эксплуатирующее детский труд. Гораздо более отягчающим фактором является то, что в данном случае используется еще и труд заключенных, или попросту рабов. И среди этих заключенных наверняка найдутся те, кого можно считать политическими заключенными. И Магнус Боргшё, зная об этих обстоятельствах, все равно продолжал заказывать унитазы у «Фонг Су индастриз». Подобная патологическая алчность, как показывали примеры других опозорившихся капиталистов, ставших героями уголовной хроники, вроде бывшего директора «Скандии», всегда вызывала у шведского народа бурю негодования.
Магнус Боргшё, естественно, станет утверждать, что не подозревал ни о чем подобном. Но на такой случай Хенри Кортес раздобыл неопровержимые документы, и если Боргшё только заикнется об этом, как его тут же уличат во лжи. Известно, что в июне 1997 года, когда Магнус Боргшё ездил во Вьетнам подписывать первые контракты, он провел там десять дней и, в частности, посещал заводы предприятия. Если он вздумает утверждать, будто не понял, что многим из работников всего по двенадцать-тринадцать лет, то будет выглядеть идиотом. Также у Хенри Кортеса имелись доказательства того, что в 1999 году соответствующая комиссия ООН включила «Фонг Су индастриз» в перечень предприятий, эксплуатирующих детский труд. Об этом тогда писали многие газеты, а две общественные организации – и в частности, пользующаяся международным авторитетом лондонская «Международная ассоциация по предотвращению эксплуатации детского труда» – независимо друг от друга разослали письма фирмам, снабжавшим «Фонг Су» заказами. В «Витавара АБ» направили не менее семи писем, и два из них были адресованы лично Магнусу Боргшё, так что ему никак не удастся сделать вид, будто он ничего не знал. Лондонская организация с радостью передала документацию Хенри Кортесу, подчеркнув, что фирма «Витавара АБ» ни разу на письма не ответила. К тому же, Магнус Боргшё еще дважды ездил во Вьетнам – в 2001 и 2004 годах, – чтобы продлить контракты.
Скандал, который прокатится по массмедиа, буквально сметет Боргшё. Если у него хватит ума, он покается и уйдет со всех руководящих постов. Если же начнет обороняться, то на судебном процессе его буквально превратят в мальчика для битья.
Эрику Бергер не волновало, занимает ли Боргшё пост председателя правления в «Витавара АБ» или нет. Но ее напрямую касалось то, что он являлся еще и председателем правления «Свенска моргонпостен». Публикация означала, что его вынудят уйти в отставку. Газета балансирует над пропастью, и она, Эрика, только-только приступила к ее реструктуризации.
Тем более катастрофично для газеты будет иметь на должности председателя правления человека с погубленной репутацией. В любом случае ему придется покинуть «Свенска моргонпостен».
Так что Эрика Бергер могла выбрать две возможные линии поведения.
Она могла явиться к Боргшё, раскрыть карты, показать документацию и попытаться вынудить его подать в отставку до появления материала в печати.
Или же, если он заупрямится, она могла молниеносно созвать правление, проинформировать его о ситуации и инициировать увольнение Боргшё. А если правление будет возражать, она сама будет вынуждена незамедлительно уйти с должности главного редактора «Свенска моргонпостен».
К тому времени, когда Эрика все обдумала, вода в ванне уже совсем остыла. Бергер приняла душ, вытерлась, пошла в спальню и надела халат. Потом взяла мобильный телефон и позвонила Микаэлю Блумквисту. Тот не ответил. Тогда она спустилась на первый этаж, чтобы поставить кофе и впервые с начала работы в «Свенска моргонпостен» проверить, не показывают ли по телевизору какой-нибудь фильм, который помог бы ей расслабиться.
Она проходила мимо двери в гостиную и вдруг почувствовала резкую боль в ступне. Взглянув на ногу, увидела, что та сильно кровит. Она сделала еще один шаг, и боль пронзила всю ногу. Эрика доскакала на одной ноге до кресла, стилизованного под старину, и села. Подняв ногу, она, к своему ужасу, обнаружила, что в пятку ей вонзился осколок стекла. Сначала ее просто охватила паника. Потом она выпрямилась, ухватилась за осколок и выдернула его. Стало адски больно, и из раны хлынула кровь.
Эрика выдвинула ящик стоящего в холле комода, где у нее хранились шарфы, перчатки и шапочки, нашла какой-то шарф, быстро обмотала им ногу и крепко завязала. Шарфа не хватило, и она подкрепила его еще одной импровизированной повязкой. Кровотечение удалось немного приостановить.
Еще не опомнившись от шока, Эрика начала рассматривать осколок стекла. Откуда он здесь взялся? Потом она обнаружила, что на полу холла есть еще осколки.
Черт возьми, что здесь стряслось?
Она встала, бросила взгляд в гостиную и увидела, что большое панорамное окно с видом на озеро Сальтшён разбито, а весь пол усыпан мелкими осколками.