Берглунд откашлялся.
– Блондин, который встречается с Мортенссоном. Кто он?
Все дружно закивали.
– У нас есть его фотографии, но мы не знаем, где его искать. Объявить его в розыск мы не можем.
– А Гульберг? Должна существовать какая-то история, которую можно раскопать. Мы знаем, что он служил в Тайной государственной полиции с начала пятидесятых годов до шестьдесят четвертого года, когда создали ГПУ/Без. Потом след его теряется.
Моника кивнула.
– Так мы могли бы сделать вывод о том, что «Клуб Залаченко» – это некая структура, основанная в шестьдесят четвертом году. Задолго до появления здесь Залаченко…
– Цель, вероятно, была другой. Тайная организация внутри организации.
– Это было после Веннерстрёма. Тогда все посходили с ума.
– Своего рода тайная шпионская полиция?
– Вообще-то за границей имеются аналоги. В США в шестидесятых годах внутри ЦРУ создали особую группу внутреннего надзора. Ею руководил Джеймс Энглтон, и она чуть не взорвала ЦРУ изнутри. Служаки Энглтона были фанатиками и психами – они в каждом сотруднике ЦРУ подозревали русского агента. В результате деятельность ЦРУ оказалась во многом парализованной.
– Но факты таковы…
– Где хранятся старые личные дела?
– Гульберга там нет. Я проверял.
– А бюджет? Ведь такая операция должна каким-то образом финансироваться…
Продолжению дискуссии помешал перерыв на ланч, а Фигуэрола извинилась и отправилась в спортзал, чтобы спокойно подумать.
Эрика, хромая, приковыляла в редакцию «Свенска моргонпостен» только ближе к ланчу. Из-за сильной боли в ноге она вообще не могла прикоснуться ступней к полу. Доскакав до стеклянной клетки, Бергер с облегчением опустилась в кресло. Петер Фредрикссон взглянул на нее со своего места за центральным столом. Эрика жестом пригласила его зайти.
– Что-то случилось? – спросил он.
– Я наступила на осколок стакана, и он вонзился мне в пятку.
– Как вам не повезло…
– Да, не повезло. Петер, а кому-нибудь еще приходили новые странные сообщения?
– Насколько мне известно, нет.
– О’кей. Следите, пожалуйста, за этим. Мне надо знать, если вокруг «Свенска моргонпостен» будет происходить что-нибудь экстремальное.
– Что вы имеете в виду?
– Боюсь, что какой-то подонок, рассылающий скандальные письма, избрал меня в качестве жертвы. Поэтому мне надо знать, если вы вдруг почувствуете, что происходит что-то из ряда вон выходящее.
– Вы имеете в виду сообщения типа полученных Эвой Карлссон?
– Что угодно. Я уже получила кучу непристойных писем, где меня обвиняют в самых разных грехах и предлагают совершить со мною разные развратные действия.
Фредрикссон сник.
– И как давно это продолжается?
– Пару недель. А теперь рассказывайте. Что у нас будет завтра в газете?
– Не знаю.
– Что значит «не знаю»?
– Хольм и глава криминального отдела ступили на тропу войны.
– Вот как… И в чем же причина конфликта?
– В Юханнесе Фриске. Вы продлили с ним контракт и поручили готовить репортаж, а он держит в тайне, о чем пишет.
– Он не имеет права рассказывать об этом. Это мое распоряжение.
– Он так и говорит. Поэтому Хольм и глава криминального отдела на вас разозлились.
– Что ж. Назначьте на три часа встречу с криминальным отделом, и я объясню им ситуацию.
– Хольм довольно зол…
– А я довольно зла на Хольма. Так что еще посмотрим, кто из нас злее.
– Он настолько зол, что пожаловался в правление.
Эрика подняла взгляд.
Черт возьми. Пора приниматься за Боргшё.
– После обеда придет Боргшё, он хотел бы с вами встретиться. Подозреваю, что это заслуга Хольма.
– О’кей. В котором часу?
– В два.
Петеру Фредрикссону пора было приступать к написанию статьи в номер.
Во время обеда к Лисбет Саландер зашел доктор Андерс Юнассон. Она отодвинула тарелку с тушеными овощами. Врач, как всегда, бегло осмотрел ее, но она отметила, что отныне он стал более рассеянным.
– Ты здорова, – заключил он.
– Тебе не мешало бы изменить тут что-то с едой.
– С едой?
– Ты не можешь организовать мне пиццу или что-нибудь в этом роде?
– Сожалею. Бюджет не позволяет.
– Я так и думала.
– Лисбет, завтра мы будем подробно обследовать твое состояние…
– Понятно. А я здорова.
– Ты достаточно здорова, чтобы тебя можно было перевозить в тюрьму в Стокгольм.
Саландер кивнула.
– Я, вероятно, смог бы потянуть с переездом еще недельку, но мои коллеги очень удивятся.
– Не надо.
– Точно?
Она кивнула.
– Я готова. Все равно деваться некуда – рано или поздно…
– Что ж, – сказал Юнассон. – Тогда я разрешу тебя транспортировать. Это означает, что тебя, вероятно, почти сразу же перевезут.
Она снова кивнула.
– Возможно, это произойдет уже на выходных. Администрация больницы не заинтересована в том, чтобы тебя здесь держать.
– Это понятно.
– Э… значит, твоя игрушка…
– Она будет находиться в дырке за прикроватной тумбочкой. – Лисбет показала, где.
– О’кей.
Они немного посидели молча, а потом Андерс Юнассон поднялся.
– Я должен навестить других пациентов, которые нуждаются в моей помощи.
– Спасибо за все. Я твоя должница.
– Я просто выполнял свою работу.
– Нет. Ты сделал значительно больше. Я этого не забуду.
Микаэль Блумквист вошел в здание полицейского управления через подъезд на Польхемсгатан. Его встретила Моника Фигуэрола и провела в офисы Отдела защиты конституции. В лифте они молча покосились друг на друга.
– Разве это разумно, что я появляюсь в полицейском управлении? – спросил Микаэль. – Меня кто-нибудь может увидеть, и возникнут вопросы.
Моника кивнула.
– Здесь мы проведем только одно совещание. А потом будем встречаться в маленьком офисе, который мы арендовали на площади Фридхемсплан. Отдел защиты конституции – небольшое самостоятельное подразделение, которое никого в ГПУ/Без не волнует. Мы находимся на другом этаже, не там, где остальная часть СЭПО.
Блумквист кивнул Торстену Эдклинту, не обмениваясь с ним рукопожатием, и поздоровался с двумя сотрудниками, очевидно входившими в следственную группу. Те представились как Стефан и Андерс. Микаэль отметил, что своих фамилий они не называли.
– С чего начнем? – поинтересовался он.
– Как насчет того, чтобы начать с кофе… Моника?
– Спасибо, с удовольствием.
Блумквист отметил, что начальник Отдела защиты конституции секунду поколебался, прежде чем встать, принести кофейник и поставить его на стол, где уже были приготовлены чашки. Торстен Эдклинт, вероятно, предполагал, что подавать кофе будет Фигуэрола. Микаэль также заметил, что Эдклинт улыбнулся про себя, и расценил это как добрый знак. Потом он посерьезнел.
– Честно говоря, я не знаю, как быть в такой ситуации. Вероятно, присутствие журналиста на рабочем совеща-нии в Службе государственной безопасности – событие из ряда вон выходящее. То, что мы сейчас будем обсуждать, во многих отношениях является секретными сведениями.
– Мне нет никакого дела до военных тайн. Меня интересует «Клуб Залаченко».
– Но нам необходимо прийти к какому-то компромиссу. Во‑первых, присутствующие здесь сотрудники не должны называться в вашей статье по имени.
– О’кей.
Эдклинт посмотрел на Микаэля Блумквиста с удивлением.
– Во‑вторых, вы не должны разговаривать с кем-либо из сотрудников, кроме меня и Моники Фигуэрола. Что вам можно рассказывать, решаем мы.
– Если у вас длинный перечень требований, вам следовало зачитать его вчера.
– Вчера я не успел все обдумать.
– Тогда я вам кое-что скажу. Вероятно, в первый и последний раз в моей профессиональной карьере я стану сообщать полиции содержание неопубликованного материала. Так что, если процитировать вас… Честно говоря, я не знаю, как быть в такой ситуации.
Все присутствовавшие замолчали.
– Возможно, нам…
– А что, если…
Эдклинт с Моникой заговорили хором – и тут же умолкли.
– Меня интересут «Клуб Залаченко». Вы намерены предъявить обвинение именно ему. Так что давайте ближе к делу, – предложил Микаэль.
Эдклинт кивнул.
– Что у вас есть?
Тот объяснил, что раскопали Моника Фигуэрола и ее ребята, и показал фотографию Эверта Гульберга вместе с полковником-шпионом Стигом Веннерстрёмом.
– Отлично. Я хотел бы получить копию этой фотографии.
– Она имеется в архиве издательства «Олен & Окерлунд», – сказала Моника.
– Она имеется на столе передо мной. С текстом на обратной стороне, – возразил Микаэль.
– Ладно, дайте ему копию, – распорядился Эдклинт.
– Это значит, что Залаченко убила «Секция».
– Убийство и самоубийство совершил человек, обреченный на смерть от рака. Гульберг пока жив, но, по прогнозам врачей, ему остается максимум несколько недель. У него после попытки самоубийства такие повреждения головного мозга, что он уже в принципе превратился в овощ.
– Именно он в основном отвечал за Залаченко, когда тот перебежал в Швецию.
– Откуда вам это известно?
– Гульберг встречался с премьер-министром Турбьёрном Фельдином через шесть недель после прибытия Залаченко.
– Вы можете это доказать?
– Да. Эта встреча зафиксирована в журнале посетителей канцелярии премьер-министра. Гульберг приходил вместе с тогдашним начальником ГПУ/Без.
– Он ведь уже умер?
– Но Фельдин жив и готов об этом рассказать.
– Разве вы…
– Нет, я с Фельдином не беседовал. Но с ним беседовали. Имени назвать я не могу – источнику гарантирована анонимность.
Микаэль рассказал, как отреагировал Турбьёрн Фельдин на информацию о Залаченко и как он сам ездил в Голландию и беседовал с Янерюдом.
– Значит, «Клуб Залаченко» находится где-то в этом здании, – сказал журналист, указывая на фотографию.
– Отчасти. Мы считаем, что это некая структура внутри организации. «Клуб Залаченко» не мог существовать без поддержки ключевых фигур всей службы. Но мы полагаем, что так называемая «Секция спецанализов» обосновалась где-то за пределами здания.