– И?.. – спросила Моника.
– Фирма «Беллона» была основана в семидесятые годы и купила квартиру после смерти предыдущего владельца – женщины по имени Кристина Седерхольм, тысяча девятьсот семнадцатого года рождения.
– Вот как?
– Седерхольм была замужем за Хансом Вильгельмом Франке – ковбоем, который поссорился с Пером Гуннаром Винге, когда основали ГПУ/Без.
– Что ж, для начала неплохо, – сказал Торстен Эдклинт. – Очень хорошо. Моника, за квартирой нужно установить круглосуточное наблюдение. Узнайте, какие там имеются телефоны. Мне надо знать, кто там бывает и на каких машинах приезжают гости. Ну, как обычно.
Эдклинт покосился на Блумквиста. Он, казалось, хотел что-то сказать, но удержался. Микаэль поднял брови.
– Вы довольны полученной информацией? – спросил в конце концов Эдклинт.
– Вполне. А вы довольны сотрудничеством с «Миллениумом»?
Эдклинт медленно кивнул.
– Вы понимаете, что я рискую и мне могут грозить неприятности? – спросил он.
– Только не с моей стороны. Я рассматриваю получаемую здесь информацию как сведения от источника, которому гарантирована анонимность. Я буду излагать факты, не упоминая, каким образом их получил. Прежде чем сдавать материал в печать, я возьму у вас формальное интервью. Если не захотите отвечать, вы просто скажете: «Без комментариев». Или сможете высказать свои соображения о «Секции спецанализов». Решать будете сами.
Эдклинт кивнул.
Микаэль был почти счастлив. За каких-то несколько часов «Секция» вдруг обрела физическую форму, и это был настоящий прорыв.
Соня Мудиг с грустью отметила, что совещание в кабинете прокурора Экстрёма затягивается. На столе конференц-зала она нашла забытую бутылку минеральной воды и уже дважды звонила мужу, сообщить, что задерживается. Она пообещала ему компенсацию в виде приятного вечера, как только она вернется домой. Но постепенно ей становилось все более и более не по себе, и в конце концов она почувствовала себя едва ли не преступницей.
Совещание закончилось только в половине восьмого. Совершенно неожиданно для Сони дверь кабинета открылась, и в коридор вышел Ханс Фасте. Следом за ним появился Петер Телеборьян, затем показался пожилой седовласый мужчина, которого Мудиг раньше не видела. Последним вышел прокурор Экстрём и, надевая на ходу пиджак, выключил верхний свет и запер дверь.
Соня Мудиг поднесла мобильный телефон к щели в занавесках и дважды сфотографировала людей перед дверью кабинета. Постояв несколько секунд, они двинулись по коридору.
Пока компания проходила мимо конференц-зала, Соня затаила дыхание. А когда дверь на лестницу наконец захлопнулась, Мудиг почувствовала, что вся покрылась холодным потом. Она с трудом поднялась со стула, словно ее ноги стали ватными.
Вечером в начале девятого Монике Фигуэрола позвонил Бублански.
– Вы хотели знать, было ли у Экстрёма совещание?
– Хотела, – согласилась Моника.
– Оно только что закончилось. Экстрём встречался с доктором Петером Телеборьяном, а также с моим бывшим сотрудником инспектором Хансом Фасте и пожилым человеком, которого мы не знаем.
– Минутку, – сказала Моника Фигуэрола, прикрыла телефон рукой и обратилась к остальным: – Мы не зря старались. Телеборьян поехал прямиком к прокурору Экстрёму.
– Вы слушаете?
– Простите. У нас есть какое-нибудь описание неизвестного третьего мужчины?
– Даже лучше. Я пошлю вам его фотографию.
– Снимок!.. Чудесно. С меня причитается.
– Готов простить вам долг, если вы признаетесь, что происходит.
– Я вам перезвоню.
На минуту за столом воцарилось молчание.
– О’кей, – сказал под конец Эдклинт. – Телеборьян встречается с представителем «Секции» и потом едет прямо к прокурору Экстрёму. Я бы дорого дал, чтобы узнать, что они там обсуждали.
– Можете спросить у меня, – предложил Микаэль Блумквист.
Эдклинт с Фигуэрола посмотрели на него.
– Они встречались, чтобы уточнить детали стратегии, как им через месяц вести себя на суде против Лисбет Саландер.
Моника окинула его пристальным взглядом, потом медленно кивнула.
– Это всего лишь гипотеза, – заметил Эдклинт. – Если вы, конечно, не обладаете паранормальными способностями.
– Никакая это не гипотеза, – возразил Микаэль. – Они встречались, чтобы обсудить детали судебно-психиатрической экспертизы Саландер. Телеборьян как раз закончил писать заключение.
– Нонсенс. Саландер еще не обследовали.
Микаэль Блумквист пожал плечами и открыл сумку с ноутбуком.
– Раньше это Телеборьяну не мешало. Вот последний вариант заключения судебно-психиатрической экспертизы. Как видите, она датирована тем числом, когда начнется суд.
Эдклинт с Моникой внимательно изучили бумаги, потом обменялись многозначительными взглядами и посмотрели на журналиста.
– И где же вы это раздобыли? – поинтересовался Эдклинт.
– Сорри. Анонимный источник.
– Блумквист… Мы должны доверять друг другу. Вы скрываете информацию. У вас есть и другие подобные сюрпризы?
– Да. Разумеется, у меня есть свои секреты. Я также убежден в том, что и вы не сообщаете мне обо всем, что делается в СЭПО. Разве не так?
– Это не одно и то же.
– Нет. Это как раз одно и то же. Вся эта наша акция подразумевает тесное сотрудничество. Мы должны именно доверять друг другу. Я не скрываю ничего, что может помочь вашему расследованию деятельности «Секции» или других преступлений. Я уже передал материал, который доказывает, что Телеборьян вместе с Бьёрком в девяносто первом году совершили преступление. И предупредил о том, что он собирается сделать то же самое сейчас. И вот – подтверждающий это документ.
– Но вы скрытничаете.
– Да, я этого и не отрицаю. Вам придется либо прекратить со мной сотрудничать, либо смириться с этим.
Моника деликатно подняла палец.
– Извините, но означает ли это, что прокурор Экстрём – сообщник «Секции»?
Микаэль нахмурил брови.
– Не уверен. Я скорее склоняюсь к тому, что «Секция» просто использует его в своих целях. А он, идиот, об этом даже не догадывается. Он карьерист, но мне кажется, что по большому счету порядочный, хотя и немного ограниченный тип. В то же время, по сведениям одного источника, он на полном серьезе воспринял все, что ему рассказывал Телеборьян о Лисбет Саландер – в то время, когда ее еще разыскивали.
– То есть вы хотите сказать, что им легко манипулировать?
– Точно. А Ханс Фасте – просто придурок, который поверил в то, что Лисбет Саландер действительно лесбиянка-сатанистка.
На вилле в Сальтшёбадене Эрика Бергер находилась в полном одиночестве и чувствовала себя настолько напуганной и растерянной, что не могла ни на чем сосредоточиться. Ей все время казалось, что кто-нибудь вот-вот позвонит и расскажет, что кадры с ней выложены в Интернете, на одном из сайтов.
Эрика поймала себя на том, что снова и снова мысленно возвращается к Лисбет Саландер. Напрасно связывать с нею надежды, это становится все более ясно. Саландер лежит взаперти в Сальгренской больнице, к ней никого не пускают и даже не разрешают читать газеты. И все же она на редкость предприимчивая и мужественная девушка. Несмотря на изоляцию, сумела связаться с Эрикой в ICQ, а потом и по телефону… А два года назад, безумно рискуя, уничтожила империю Веннерстрёма и спасла «Миллениум»…
В восемь часов вечера в дверь постучала Сусанн Линдер. Эрика вздрогнула, будто кто-то выстрелил в ее комнате из пистолета.
– Привет, Бергер. Сидишь в потемках с мрачными мыслями?
Эрика кивнула и зажгла свет.
– Привет. Я пойду поставлю кофе…
– Нет. Лучше я. Есть что-нибудь новенькое?
Так, ничего особенного. Лисбет Саландер дала о себе знать и взяла мой компьютер под контроль. А еще позвонила и сказала, что Телеборьян встречается днем с каким-то Юнасом на Центральном вокзале.
– Нет. Ничего нового, – сказала Эрика. – Но я бы хотела, чтобы ты помогла мне кое-что проверить.
– О’кей.
– А что если это не маньяк, а кто-то из моего окружения, желающий свести со мной счеты?
– А в чем разница?
– Маньяк – это неизвестная мне личность, тип, который просто зациклился на мне. Во втором случае мы имеем дело со знакомым, который хочет мне отомстить или испортить мне жизнь по каким-то личным мотивам.
– Интересная идея… Как она возникла?
– Я… обсуждала сегодня эту ситуацию с одним человеком. Назвать ее я не могу, но он предполагает, что угрозы от настоящего маньяка выглядели бы иначе. Прежде всего маньяк не стал бы писать письма Эве Карлссон. Этот поступок совершенно не вписывается в типичную картину.
Сусанн Линдер медленно кивнула:
– В этом что-то есть… Знаешь, я ведь так и не читала писем, о которых ты говоришь. Можно мне на них взглянуть?
Эрика принесла лэптоп на кухонный стол и включила его.
Около десяти часов вечера Моника Фигуэрола и Микаэль Блумквист вышли из полицейского управления и остановились на том же месте в парке Крунубергспаркен, что и накануне.
– Опять мы оказались здесь… Ты собираешься исчезнуть, чтобы работать, или хочешь пойти ко мне домой и заняться сексом?
– Ну…
– Микаэль, я не хочу тебя неволить. Если тебе надо работать, ступай.
– Послушай, Фигуэрола, я уже начинаю от тебя зависеть.
– Но ты, конечно же, не желаешь ни от кого зависеть. Ты это имеешь в виду?
– Нет. Не совсем так. Но сегодня ночью я должен кое с кем поговорить, и это займет некоторое время. Ты заснешь раньше, чем я освобожусь.
Она кивнула.
– Пока.
Микаэль поцеловал ее в щеку и направился к автобусной остановке на Фридхемсплан.
– Блумквист, – окликнула она.
– Что?
– Завтра утром я тоже свободна. Если успеешь, приходи, позавтракаем вместе.
Глава 21
Суббота, 4 июня – понедельник, 6 июня
Составляя досье на шефа информационного отдела Андерса Хольма, Лисбет Саландер испытывала сложные чувства. Ему было пятьдесят восемь лет, и, следовательно, он не входил в намеченную ею группу, но Лисбет все-таки включила его, поскольку он и Эрика Бергер откровенно недолюбливали друг друга. Хольм держался как откровенный интриган и рассылал разным адресатам электронные письма с сообщениями о том, что кто-то не справился со своей работой.