— Спасибо.
— Давайте прибережем тайны до завтрашнего совещания.
Перед тем как попрощаться, они договорились о том, что Микаэль Блумквист на следующий день посетит отдел охраны конституции, чтобы начать обмен информацией. Они как раз проезжали площадь Сергельторгет, когда Микаэль задумался.
— Знаете что? Я смертельно голоден. Я обедал около двух и, когда вы меня забрали, шел домой, собираясь приготовить макароны. А вы ели?
— Некоторое время назад.
— Поедемте в какой-нибудь ресторанчик с приличной едой.
— Вся еда приличная.
Он покосился на нее.
— Я думал, вы фанатик здоровой пищи.
— Нет, я фанатик спорта. Если тренируешься, можно есть все, что угодно. В разумных пределах, разумеется.
Она затормозила на виадуке и стала обдумывать варианты. Вместо того чтобы свернуть в сторону Сёдера, она поехала прямо на остров Кунгсхольмен.
— Я плохо разбираюсь в заведениях в вашем районе, но знаю отличный боснийский ресторанчик на площади Фридхемсплан. У них потрясающие буреки.
— Звучит заманчиво, — сказал Микаэль Блумквист.
Букву за буквой, Лисбет Саландер набирала на компьютере свою объяснительную записку. В среднем она работала по пять часов в сутки, тщательно обдумывая формулировки и внимательно следя за тем, чтобы опустить детали, которые могли быть использованы против нее.
Тот факт, что она находилась под замком, оказался ей на руку. Пребывая в палате в одиночестве, она могла работать в любое время — о необходимости спрятать компьютер ее всегда предупреждали позвякивание связки ключей или звук отпираемого замка.
Когда я запирала дачу Бьюрмана, возле Сталлархольма, на мотоциклах подъехали Карл Магнус Лундин и Сонни Ниеминен. Поскольку они какое-то время безуспешно разыскивали меня по заданию Залаченко/Нидермана, они очень удивились, застав меня на даче. Магге Лундин слез с мотоцикла, заявив: «Думаю, встреча с членом лесбиянке не повредит». Они с Ниеминеном вели себя настолько угрожающе, что мне пришлось воспользоваться правом на необходимую оборону. Я покинула это место на мотоцикле Лундина, который потом оставила возле торгового центра в Эльвшё.
Лисбет перечитала абзац и одобрительно кивнула. Незачем было вдаваться в подробности и рассказывать о том, что Магге Лундин обозвал ее шлюхой, а она в ответ схватила пистолет Сонни Ниеминена и в наказание прострелила Лундину ногу. Полиция, вероятно, могла это вычислить, но доказывать, что именно так все и было, — это их забота. Она не намеревалась облегчать им работу, признаваясь в чем-то, что могло привести к тюремному заключению за нанесение тяжких телесных повреждений.
Текста уже набралось на тридцать три страницы, и работа Лисбет близилась к концу. Доказательствами своих утверждений она не утруждалась, кое-где даже откровенно их замалчивая, и лишь изредка упоминала о них уже на каком-то из следующих этапов развития сюжета. Немного подумав, Лисбет прокрутила текст назад и перечитала абзац, где рассказывала о грубом и садистском изнасиловании, которому ее подверг адвокат Нильс Бьюрман. Этому эпизоду она уделила больше всего времени — он был одной из немногих частей повествования, которые Лисбет неоднократно переделывала, пока конечный результат ее наконец не удовлетворил. Описание самого изнасилования занимало девятнадцать строчек. В них она подробно рассказывала, как он ее ударил, бросил животом на кровать, заклеил скотчем рот и надел ей наручники. Далее она утверждала, что за ночь он произвел в отношении нее неоднократные насильственные действия сексуального характера, включавшие как анальные, так и оральные проникновения. Затем она описывала, как во время насилия он однажды обмотал ей вокруг шеи предмет одежды — ее собственную футболку — и душил так долго, что она на время потеряла сознание. Далее следовало еще несколько строчек текста, в которых она перечисляла орудия, использовавшиеся во время изнасилования: короткий хлыст, анальную затычку, грубый искусственный член и зажимы, которые он закреплял на ее сосках.
Изучая текст, Лисбет наморщила лоб. Под конец она взяла стилус и отстучала еще несколько строчек.
В какой-то момент, пока я по-прежнему лежала с заклеенным ртом, Бьюрман прокомментировал тот факт, что я увлекаюсь татуировками и пирсингом, особо отметив кольцо в левом соске. Он спросил, нравится ли мне пирсинг, и вышел из комнаты, а потом вернулся с булавкой, которой проткнул мне правый сосок.
Перечитав новый текст, она одобрительно кивнула. Бюрократический стиль придавал тексту такой сюрреалистический оттенок, что он казался прямо-таки плодом фантазии.
История звучала просто-напросто неправдоподобно.
Этого-то Лисбет Саландер и добивалась.
Тут до нее донеслось бряцание связки ключей. Она немедленно выключила компьютер и поместила его в нишу за прикроватной тумбочкой. Вошла Анника Джаннини, и Лисбет нахмурила брови. Уже начало десятого вечера, и обычно Джаннини так поздно не появляется.
— Здравствуй, Лисбет.
— Здравствуй.
— Как ты себя чувствуешь?
— Я еще не готова.
Анника Джаннини вздохнула.
— Лисбет… суд назначили на тринадцатое июля.
— Нормально.
— Нет, это не нормально. Время уходит, а ты по-прежнему мне не доверяешь. Я начинаю бояться, что совершила колоссальную ошибку, согласившись быть твоим адвокатом. Чтобы у нас был хоть малейший шанс, ты должна мне доверять. Нам необходимо сотрудничать.
Лисбет посмотрела на Аннику Джаннини долгим изучающим взглядом. Под конец она откинулась на подушку и уставилась в потолок.
— Я знаю, что нам надо делать, — сказала она. — Я поняла план Микаэля, и он прав.
— Я в этом не уверена, — ответила Анника.
— А я уверена.
— Полиция снова рвется тебя допрашивать — это некий Ханс Фасте из Стокгольма.
— Пусть допрашивает. Я не скажу ему ни слова.
— Тебе придется представить объяснение.
Лисбет пристально посмотрела на Аннику Джаннини.
— Повторяю. Полиции мы не скажем ни слова. Когда мы придем на этот суд, прокурор не сможет опираться ни на одну букву из какого-либо допроса. У них будет только моя объяснительная записка, которую я сейчас составляю и многие части которой покажутся им невероятными. А получат они ее всего за несколько дней до суда.
— А когда ты собираешься браться за ручку и начинать писать свои объяснения?
— Ты получишь их через несколько дней. Но к прокурору они должны попасть только непосредственно перед судом.
На лице Анники Джаннини читалось сомнение. Лисбет вдруг ей слегка улыбнулась кривой улыбкой.
— Ты говоришь о доверии. А я могу на тебя полагаться?
— Разумеется.
— О'кей, ты можешь потихоньку пронести мне карманный компьютер, чтобы я могла общаться с людьми по Интернету?
— Нет. Конечно нет. Если это вскроется, меня привлекут к судебной ответственности и лишат лицензии адвоката.
— А если такой компьютер принесет мне кто-нибудь другой, ты заявишь в полицию?
Анника удивленно подняла брови.
— Если я об этом не узнаю…
— А если узнаешь? Что ты предпримешь?
Анника надолго задумалась.
— Закрою на это глаза. Что дальше?
— Этот гипотетический компьютер вскоре пришлет тебе гипотетическое электронное сообщение. Когда ты его прочтешь, я хочу, чтобы ты снова ко мне пришла.
— Лисбет…
— Подожди. Дело обстоит так. Прокурор играет краплеными картами. Я в любом случае нахожусь в проигрышном положении, а цель суда — упечь меня в закрытую психиатрическую лечебницу.
— Я знаю.
— Чтобы выжить, я должна бороться, тоже играя с нарушением правил.
В конце концов Анника Джаннини кивнула.
— Придя ко мне впервые, ты передала мне привет от Микаэля Блумквиста. Он тогда сказал, что сообщил тебе почти все, за несколькими исключениями. Одно из них касалось моих способностей, которые он обнаружил во время нашего пребывания в Хедестаде.
— Да.
— Он имел в виду то, что я классно владею компьютером. Настолько хорошо, что могу скопировать и прочесть содержимое компьютера прокурора Экстрёма.
Анника Джаннини побледнела.
— Тебе в такое ввязываться нельзя. Значит, ты не сможешь воспользоваться этим материалом в суде, — сказала Лисбет.
— Да, едва ли.
— Следовательно, тебе ничего об этом не известно.
— О'кей.
— Зато кто-нибудь другой, например твой брат, сможет опубликовать фрагменты этого материала. Планируя стратегию на суд, ты должна это учитывать.
— Понятно.
— Анника, в этом процессе все будет зависеть от того, чьи методы окажутся более крутыми.
— Я знаю.
— Как адвокат, ты мне вполне подходишь. Я тебе доверяю и нуждаюсь в твоей помощи.
— Хм.
— Но если ты воспротивишься тому, что я тоже использую неэтичные методы, мы проиграем.
— Да.
— В таком случае я хочу знать об этом сейчас. Тогда мне придется тебя уволить и найти себе другого адвоката.
— Лисбет, я не могу пойти на нарушение закона.
— Тебе не придется ничего нарушать. Но ты должна закрыть глаза на то, что это буду делать я. Ты сможешь?
Лисбет Саландер почти минуту терпеливо ждала, пока Анника Джаннини наконец кивнула.
— Отлично. Давай я в общих чертах расскажу тебе о содержании своей объяснительной записки.
Они проговорили два часа.
Моника Фигуэрола не ошиблась — бурек боснийского ресторана оказался просто великолепен. Когда она возвращалась из туалета, Микаэль Блумквист осторожно окинул взглядом ее фигуру. Двигалась она грациозно, как балерина, но ее тело… Микаэль не мог им не восхищаться и с трудом подавил желание протянуть руку и пощупать мышцы ее ног.
— Как долго вы уже занимаетесь спортом? — поинтересовался он.
— С подросткового возраста.
— И сколько часов в неделю вы уделяете тренировкам?
— Два часа в день. Иногда три.
— Зачем? То есть я понимаю, зачем люди занимаются спортом, но…
— Вы считаете, что это слишком много.
— Даже сам не знаю, что имел в виду.