его прочесть, если только написавший его гад не выдаст нам личные ключи, но тем не менее…
– Что?
– Хакер через нашу собственную систему обнаружил, что мы тоже сотрудничаем с «Солифоном» точно таким же образом, как «Пауки». Ты об этом знала?
– Нет, черт возьми, нет…
– Я так и предполагал. Но, похоже, дело обстоит так, что у нас тоже имеются люди в группе Экервальда. «Солифон» оказывает «Паукам» и нам одни и те же услуги. Эта компания является частью нашего промышленного шпионажа, и наверняка именно поэтому твое задание так задвигáли. Они боятся, что твое расследование забрызгает дерьмом и нас.
– Проклятые идиоты.
– Тут я, наверное, с тобой согласен, и, пожалуй, вполне вероятно, что тебя теперь вообще отстранят от этой работы.
– Тогда я им такое устрою, что мало не покажется.
– Успокойся, успокойся, существует другой выход, поэтому-то, в частности, я и дотащил свое несчастное тело аж до твоего стола. Ты сможешь вместо этого начать работать на меня.
– Что ты имеешь в виду?
– Этот проклятый хакер наверняка знает о «Пауках», и если нам удастся вычислить его, то, пожалуй, мы оба совершим прорыв, и тогда у тебя появится шанс говорить любую правду.
– Понимаю, к чему ты клонишь…
– Значит, да?
– И да, и нет, – ответила Алона. – Я собираюсь по-прежнему концентрироваться на том, чтобы узнать, кто застрелил Франса Бальдера.
– Но ты будешь делиться со мной информацией?
– О’кей.
– Хорошо.
– Но послушай, – продолжила она, – если хакер настолько ловок, неужели ему не хватило ума замести за собой следы?
– Тут ты можешь не волноваться. Неважно, насколько хитроумно он действовал. Мы в любом случае намерены найти его и содрать с него шкуру живьем.
– Куда же подевалось все твое уважение к противнику?
– Оно на месте, подруга. Но мы его все равно отделаем и засадим в тюрягу, пожизненно. Ни одному гаду не позволено взламывать мою систему.
Глава 13
21 ноября
Микаэлю Блумквисту не удалось особенно долго проспать и на этот раз. События ночи не отпускали его, и в четверть двенадцатого утра он сел в постели и сдался.
Он отправился на кухню, приготовил два бутерброда с ветчиной прошутто и сыром «Чеддер» и наполнил тарелку йогуртом с мюсли. Но есть не хотелось, и вместо еды Микаэль сделал ставку на кофе, воду и таблетки от головной боли. Он выпил пять или шесть стаканов минеральной воды, принял две таблетки «Альведона», достал тетрадку с гранитолевой обложкой и попробовал суммировать произошедшее. Однако особенно далеко продвинуться ему не удалось. Разразился форменный ад. Начали трезвонить телефоны, и Микаэль довольно быстро сообразил, что случилось.
Новость произвела эффект разорвавшейся бомбы, а состояла она в том, что «знаменитый журналист Микаэль Блумквист и артист Лассе Вестман» находились в центре «мистической» драмы с убийством; мистической потому, что никто, похоже, не мог вычислить, каким образом во время убийства шведского профессора двумя выстрелами в голову на месте преступления из всех людей оказались именно Вестман и Блумквист, вместе или по отдельности. В вопросах содержались некие намеки – наверняка потому, что Микаэль не скрывал, что поехал туда, невзирая на поздний час, поскольку думал, что Бальдер способен рассказать нечто важное.
– Я был там по долгу профессии, – говорил он.
Ему приходилось излишне много оправдываться. Но он чувствовал в вопросах обвинение и хотел дать объяснения, хотя это и могло спровоцировать других репортеров начать копаться в том же материале. На остальные вопросы он отвечал: «Без комментариев», – правда, эта реплика тоже не казалась ему идеальной. Но плюсом этих слов, по крайней мере, являлось то, что они звучали прямо и четко. Затем Микаэль выключил мобильный телефон, снова облачился в старую шубу отца и отправился в город, по направлению к Гётгатан.
Бурная деятельность в редакции напомнила ему о прежних днях. Повсюду, буквально в каждом углу, сидели коллеги и сосредоточенно работали. Эрика наверняка произнесла кое-какие подстрекательские речи, и все явно прониклись важностью момента. Дело было не только в том, что до дэдлайна оставалось десять дней. Над ними витала угроза со стороны Левина и «Сернер», и вся компания, казалось, настроилась на борьбу. Тем не менее при виде его все, естественно, встрепенулись и захотели услышать о Бальдере, о ночных событиях и о его реакции на выпады норвежцев. Однако Микаэль не намеревался отставать от остальных.
– Потом, попозже, – отговорился он и подошел к Зандеру.
Андрею было двадцать шесть лет, и он являлся самым молодым членом коллектива. Он проходил в журнале практику и осел у них, иногда, как сейчас, замещая постоянного сотрудника, иногда работая внештатно. Микаэля мучило то, что они не могут взять его на постоянную должность, особенно после того, как взяли Эмиля Грандена и Софи Мелкер. На самом деле он предпочел бы видеть в штате Андрея. Но тот пока не считался именем и, возможно, по-прежнему писал недостаточно хорошо.
К тому же он был замечательным командным игроком, что было хорошо для журнала, но не всегда хорошо для него самого – в такой меркантильной отрасли. Парню явно недоставало тщеславия, хотя у него имелись для этого все основания. Он выглядел, как молодой Антонио Бандерас, и схватывал все быстрее большинства. Ему хотелось просто участвовать и создавать хорошую журналистику, а еще он любил «Миллениум», и Микаэль внезапно ощутил, что любит тех, кто любит «Миллениум». В один прекрасный день он сделает для Зандера что-нибудь потрясающее.
– Привет, Андрей, – поздоровался он. – Как дела?
– Ничего. Вкалываю.
– Другого я и не ожидал. Что тебе удалось раздобыть?
– Довольно многое. Все лежит у тебя на столе, и еще я написал резюме. Но можно дать тебе совет?
– Хороший совет – это как раз то, что мне надо.
– Тогда беги прямиком на Цинкенсвэг и пообщайся с Фарах Шариф.
– С кем?
– С одним очень красивым профессором компьютерных наук, которая там живет и взяла на сегодня выходной.
– Ты хочешь сказать, что в данный момент мне больше всего требуется очаровательная и умная женщина?
– Не совсем. Но профессор Шариф только что звонила, поскольку поняла, что Франс Бальдер хотел тебе что-то рассказать. Она думает, что знает, о чем могла идти речь, и очень хочет с тобой поговорить. Возможно, чтобы просто выполнить его собственную волю. Мне это кажется идеальным стартом.
– Ты собрал о ней сведения?
– Естественно, и, конечно, мы не можем исключить того, что у нее имеется собственный интерес. Но она хорошо знала Бальдера. Они вместе учились и написали в соавторстве несколько научных статей. Имеется также пара-тройка снимков, где они вместе в разных компаниях. Ее имя очень весомо в своей сфере.
– Ладно, я пошел. Ты сообщишь ей, что я уже иду?
– Хорошо, – сказал Андрей и дал Микаэлю точный адрес.
Получилось точно как накануне. Микаэль покинул редакцию, едва успев туда прийти; по пути к Хурнсгатан он на ходу читал собранный материал. Раза два или три Блумквист натыкался на людей, но был настолько сконцентрирован, что толком не извинился, и поэтому его самого удивило, что он не пошел прямо к Фарах Шариф, а задержался в кафе-баре «Мельквист» и стоя выпил два двойных эспрессо. Не только чтобы выгнать из тела усталость. Он думал, что кофеиновый шок поможет от головной боли. Правда, потом засомневался в правильности такого лекарства. Выходя из кафе, Микаэль чувствовал себя хуже, чем когда вошел, – и не из-за эспрессо. Всему виной были дебилы, которые прочли о ночной драме и выкрикивали разные идиотские реплики. Говорят, молодежь больше всего мечтает об известности. Ему бы следовало объяснить им, что стремиться к ней не стоит. Ты просто звереешь от нее, особенно если не выспался и повидал такое, что человеку вообще лучше не видеть.
Блумквист продолжил путь по Хурнсгатан, мимо «Макдоналдса» и продовольственного магазина, перешел наискосок Рингвэген, бросив взгляд направо, и замер так, будто увидел нечто важное. Что же здесь могло быть важного? Ничего! Просто безнадежно аварийный перекресток с большим количеством выхлопных газов. Но потом он понял.
Светофор! Именно этот светофор нарисовал с математической точностью Франс Бальдер, и Микаэль во второй раз удивился сюжету. Даже в качестве пешеходного перехода это место ничего особенного собой не представляло – разметка затертая и непритязательная. С другой стороны, может, в этом и заключался смысл…
Сюжет тут ни при чем; главное – что человек в нем видит. Художественное произведение существует в глазах наблюдателя, да и никакого отношения к делу это не имеет. Разве что рассказывает о том, что Франс Бальдер здесь когда-то был – возможно, сидел где-то на стуле, наблюдая за светофором…
Микаэль пошел дальше, мимо стадиона «Цинкендамм», и свернул направо на Цинкенсвэг.
Все утренние часы инспектор уголовной полиции Соня Мудиг провела за интенсивной работой. Сейчас она сидела у себя в кабинете и ненадолго отвлеклась, бросив взгляд на стоявшую на письменном столе фотографию в рамочке. На снимке был ее шестилетний сын Аксель, бурно радовавшийся на футбольном стадионе забитому голу. Соня воспитывала сына одна, и для создания нормальной жизни ей периодически приходилось изрядно крутиться. Она холодно прикинула, что в ближайшее время тоже придется как-то выкручиваться. В дверь постучали. Это, наконец, явился Бублански, а значит, она сможет передать ему ответственность за расследование. Правда, по виду Бублы не казалось, что ему хочется за что-либо отвечать.
Он был, против обыкновения, хорошо одет – в пиджаке, свежевыглаженной голубой рубашке и при галстуке; волосы были зачесаны на лысину, мечтательный взгляд где-то блуждал. Похоже, он думал о чем угодно, кроме расследований убийств.
– Что сказал врач? – поинтересовалась Соня.
– Врач сказал, что важно не то, верим ли мы в Бога. Бог не мелочен. Важно, чтобы мы понимали, что жизнь сложна и богата. Надо ценить ее, а еще пытаться сделать мир лучше. Тот, кто найдет баланс между тем и другим, приблизится к Богу.