Но как вышло, так вышло, и где-то внутренне Хольцеру приходилось признавать, что он сам виноват в этой ситуации. Он недооценил мальчика и теперь должен исправить ошибку. И на этот раз нельзя пасть жертвой пустых надежд или собственных страхов. Он сосредоточится исключительно на задании, станет полноценным профессионалом, каким на самом деле и является, и главное, не будет думать об Ольге и тем более о стеклянном взгляде, устремленном на него в упор в спальне Бальдера.
Ему надо сфокусироваться на двери на противоположной стороне улицы и на пистолете, который он прятал под ветровкой и в любой момент мог достать. Но почему ничего не происходит? Ян почувствовал, что у него пересохло во рту. Дул пронизывающий ледяной ветер. Вдоль мостовой и на тротуаре лежал снег, вокруг спешили на работу люди. Еще крепче сжав пистолет, он бросил взгляд на наручные часы. Было 09.16, стало 09.17. Но из двери напротив по-прежнему никто не выходил, и Хольцер выругался про себя: неужели что-то не сработало? В принципе, у него не было других гарантий, кроме слов Юрия. Правда, обычно этого хватало с лихвой. С компьютерами Богданов разбирается, как волшебник. Вчера вечером он сидел, глубоко погрузившись в работу – строчил фальшивые мейлы и советовался со своими друзьями в Швеции по языковым вопросам. Ян же углубился в другое – в найденные ими снимки места действия, в выбор оружия и главным образом в разработку побега оттуда на машине, которую арендовал для них Деннис Уилтон из мотоклуба «Свавельшё МК» под фальшивым именем и которая теперь стояла в нескольких кварталах отсюда в полной готовности, с Юрием за рулем.
Прямо за собою Ян почувствовал движение и вздрогнул. Но ничего страшного – просто двое молодых мужчин, проходя мимо, подошли чуть слишком близко. Вообще казалось, будто народу вокруг него делается все больше, и ему это не нравилось. Ситуация нравилась ему меньше, чем когда-либо. Где-то вдали лаяла собака, чем-то противно пахло – возможно, чадом из «Макдоналдса». Но вот… за стеклом парадного на другой стороне улицы, наконец, показался низкорослый мужчина в сером пальто, а рядом с ним – мальчик в красном пуховике и с копной волос. Тогда Ян, как всегда, перекрестился левой рукой и взялся за курок пистолета. Но что случилось?
Дверь не открылась. Мужчина за стеклом с сомнением смотрел на свой телефон. «Ну, давай же, – думал Хольцер. – Открывай!» В конце концов дверь все-таки медленно открылась, и они направились на улицу. Ян вскинул пистолет, зафиксировал в оптическом прицеле лицо мальчика, опять увидел эти стеклянные глаза и неожиданно ощутил прилив ярости. Внезапно ему действительно захотелось убить мальчика. Внезапно ему захотелось навсегда погасить этот нервирующий взгляд.
Но тут кое-что произошло.
Откуда ни возьмись выскочила молодая женщина и бросилась к мальчику. Ян выстрелил – и попал. По крайней мере, куда-то. Затем выстрелил еще раз и еще, но мальчик с женщиной молниеносно перекатились за машину. Тогда Хольцер, задержав дыхание, огляделся по сторонам и рванул через улицу – по его представлениям, в стиле бойца идущей на штурм группы захвата.
Снова потерпеть неудачу он не намеревался.
Торкель Линден не слишком дружил со своими телефонами. В отличие от жены Саги, которая всегда радостно вздрагивала при каждом телефонном звонке в надежде на известие о новой работе или каком-то интересном предложении, он, услышав знакомый сигнал, испытывал только досаду, обусловленную, разумеется, многочисленными жалобами.
Его самого и Центр постоянно ругали, что представлялось ему вполне естественным. «Óдин» являлся кризисным центром, и поэтому эмоции легко брали верх над людьми. Впрочем, где-то в глубине души он знал, что жалобы эти небезосновательны. С требованиями экономии Торкель, пожалуй, немного перебарщивал, а иногда просто сбегал от всего, отправляясь в лес и предоставляя разбираться с проблемами другим. Правда, похвалы ему тоже доставались – и в последний раз его похвалил не кто-нибудь, а профессор Эдельман.
Поначалу Линден сердился на профессора – ему не нравилось, когда посторонние вмешиваются в его деятельность. Но после похвалы в утреннем мейле он немного сменил гнев на милость и подумал, что, кто знает, возможно, ему удастся убедить профессора повлиять на то, чтобы мальчика еще на какое-то время оставили в «Óдине». Это украсило бы его, Торкеля, жизнь, хотя он сам толком не понимал, почему. Обычно он, как правило, держался от детей на расстоянии.
Но в характере Августа Бальдера присутствовала какая-то загадочность, притягивавшая Линдена, и он с первого мгновения рассердился на полицейских и их требования. Ему хотелось держать Августа при себе и, возможно, немного заразиться его таинственностью – или, по крайней мере, разгадать, что за бесконечные ряды цифр тот написал на детском журнале в игровой комнате. Однако ситуация была непростой. Август Бальдер, похоже, отвергал любые формы общения, и сейчас он отказывался выходить на улицу. Мальчишка вновь проявлял безнадежное упрямство, и Торкелю приходилось буквально тащить его вперед.
– Ну, давай же, – бормотал он.
У него зажужжал телефон. Кто-то упорно его добивался.
Торкель решил не отвечать. Наверняка какая-нибудь ерунда, очередная жалоба… Однако возле самых дверей он все-таки глянул на экран. Пришло несколько смс-сообщений с нераспознанного номера, и в них было написано нечто странное, что он воспринял как шутку или насмешку: ему нельзя выходить на улицу. Ему ни в коем случае нельзя выходить на улицу. Это казалось совершенно непонятным.
И тут Август как раз, похоже, собрался улизнуть. Торкель снова схватил его за руку, с некоторым сомнением открыл дверь, вытащил мальчика наружу, и в первые мгновения все было нормально. Люди проходили мимо так, будто ничего не случилось и не должно случиться, и Линден опять удивился содержанию сообщения. Но не успел он додумать эту мысль, как слева кто-то выскочил и бросился на мальчика. В ту же секунду Торкель услышал выстрел.
Он понял, что находится в опасности, испуганно посмотрел через улицу и увидел там высокорослого тренированного мужчину, бежавшего через Свеавэген прямо к нему… и что, черт возьми, у него в руке? Неужели оружие?
Даже не подумав об Августе, Торкель попытался снова войти в дверь, и на какое-то мгновение показалось, что ему это удалось. Но до укрытия Линден так и не добрался…
Лисбет среагировала инстинктивно и бросилась на мальчика, чтобы его защитить. Она сильно расшиблась, ударившись о тротуар – во всяком случае, так ей показалось. Плечо и грудь пронзила резкая боль. Но подумать об этом Саландер не успела. Она просто притянула к себе мальчика и спряталась с ним за машиной, где они и лежали, тяжело дыша, пока в них кто-то стрелял. Затем стало тихо, подозрительно тихо, и, посмотрев из-под машины на улицу, Лисбет увидела ноги стрелка; сильные, они мчались через улицу. У нее на секунду мелькнула мысль, не вытащить ли ей из сумки пистолет и открыть ответную стрельбу. Но она быстро сообразила, что едва ли успеет. Зато…
Мимо буквально проползала большая машина «Вольво», и Лисбет вскочила на ноги. Схватив мальчика, она кинулась к машине, распахнула заднюю дверцу и вместе с ним, единым клубком, ввалилась внутрь.
– Езжай! – крикнула Саландер и в ту же секунду обнаружила, что на сиденье хлещет кровь – либо из нее, либо из мальчика.
Двадцатидвухлетний Якоб Чарро был гордым владельцем машины «Вольво XC60», которую купил в кредит под поручительство отца. Он ехал в Упсалу, чтобы пообедать вместе с кузенами, дядей и его женой, и радовался предстоящей встрече. Ему не терпелось рассказать им о том, что он попал в играющую в высшем дивизионе команду футбольного клуба «Сюрианска»[61].
По радио звучал сингл Авичи[62] «Wake me up», и, проезжая мимо Концертного зала и Института менеджмента, Якоб постукивал пальцами по рулю. Между тем впереди на улице что-то происходило. Люди бежали в разные стороны. Какой-то мужчина кричал, и машины двигались рывками, поэтому Якоб сбросил скорость, не особенно переживая по этому поводу. Если произошла авария, не исключено, что он сможет чем-то помочь. Якоб Чарро был человеком, постоянно мечтавшим стать героем.
Однако на этот раз он всерьез испугался – вероятно, из-за мужчины слева, который мчался прямо через проезжую часть и выглядел, как идущий в атаку солдат. В его движениях угадывалась невероятная жестокость, и Якоб уже собрался до предела надавить на газ, как почувствовал, что заднюю дверцу машины резким рывком распахнули. Кто-то забирался внутрь, и Чарро что-то завопил, сам не зная что, – возможно, даже не по-шведски. Но забравшаяся в машину девушка с ребенком только крикнула в ответ:
– Езжай!
На мгновение он засомневался. Что это за люди? Может, они хотят его ограбить и угнать машину? Мыслить трезво Якоб не мог. Вся ситуация казалась безумной. Но затем его просто вынудили действовать. Вдребезги разбилось заднее стекло – в них кто-то стрелял. И тогда он дико газанул и с колотящимся сердцем проехал на красный свет через перекресток с Оденгатан.
– В чем дело? – закричал Чарро. – Что происходит?
– Молчать! – прошипела в ответ девушка.
В зеркало заднего вида Якоб увидел, что она быстро, привычными движениями, как медсестра, обследует маленького мальчика с большими испуганными глазами, и лишь тут заметил, что заднее сиденье не только усыпано осколками. Там была еще кровь.
– Он ранен?
– Не знаю. Езжай, просто езжай. Или нет, сверни там налево… Сейчас!
– О’кей, о’кей, – едва дыша от страха, ответил Якоб, резко повернул налево по Ванадисвэген и на высокой скорости помчался в район Васастан, задаваясь вопросом, преследуют ли их и будут ли в них опять стрелять.
Он пригнул голову к рулю и почувствовал, как дует из-за разбитого стекла. Во что его, черт побери, втянули, и кто эта девица? Чарро посмотрел на нее в зеркало заднего вида. Черные волосы, пирсинг, взгляд мрачный… На мгновение у него возникло ощущение, что он для нее вообще не существует. Но тут девица пробормотала что-то, прозвучавшее почти радостно.