Невзирая на то, что в Сальтшёбадене побывали несколько лучших компьютерщиков полиции, а также три программиста из Линдчёпингского университета и Стокгольмского технологического института, никаких следов его исследований обнаружить не удалось – ни в компьютерах, ни в оставшихся после Бальдера бумагах.
– Значит, в довершение всего теперь в бегах находится еще искусственный интеллект, – пробормотал Бублански себе под нос и почему-то припомнил старую загадку, при помощи которой любивший пошутить кузен Самуэль обычно приводил в замешательство в синагоге своих ровесников.
Загадка представляла собой парадокс, состоявший в следующем: если Бог всемогущ, может ли Он создать что-либо более умное, чем Он сам? Ее считали, как ему помнилось, непочтительной или даже кощунственной, поскольку она была такого уклончивого свойства, что любой ответ оказывался неверным. Но углубиться дальше в проблематику Бублански не успел. В дверь постучали. Появившаяся Соня Мудиг с некоторой торжественностью протянула ему еще кусочек швейцарского апельсинового шоколада.
– Спасибо, – сказал он. – Что можешь доложить?
– Мы думаем, что знаем, как преступнику удалось выманить Торкеля Линдена с мальчиком на улицу. Они послали фальшивые мейлы от нашего имени и имени Чарльза Эдельмана и назначили встречу на улице.
– Значит, такое тоже можно проделать?
– Это даже не слишком трудно.
– Противно…
– Да, но это по-прежнему ничего не говорит о том, как преступникам удалось узнать, что им нужно попадать именно в компьютер «Óдина», и откуда они узнали, что в дело замешан профессор Эдельман.
– Подозреваю, нам надо проверить и наши собственные компьютеры.
– Их уже проверяют.
– Неужели дошло до такого, Соня?
– Что ты имеешь в виду?
– Что нельзя осмелиться ничего написать или сказать, не рискуя, что тебя прослушают?
– Не знаю. Надеюсь, что нет. У нас дожидается допроса некий Якоб Чарро.
– Кто это?
– Талантливый футболист из клуба «Сюрианска». И, кроме того, парень, который увез женщину и Августа Бальдера со Свеавэген.
Соня Мудиг сидела в комнате для допросов с молодым мускулистым мужчиной, с короткими темными волосами и выступающими скулами. Мужчина был в оранжевом джемпере с V-образным вырезом, без рубашки, и казался одновременно измученным и немного гордым.
– Допрос начат в восемнадцать тридцать пять, двадцать второго ноября; проводится для получения информации у свидетеля Якоба Чарро, двадцати двух лет, проживающего в Норсборге. Расскажите о том, что произошло сегодня утром, – начала она.
– Ну, значит… – заговорил Якоб Чарро. – Я ехал по Свеавэген, заметил впереди какую-то неразбериху и подумал, что произошла авария, поэтому сбавил ход. Но тут я увидел, что с левой стороны через улицу бежит мужчина. Он мчался вперед, даже не глядя на транспорт… Помню, я подумал, что это террорист.
– Почему вы так подумали?
– Он казался исполненным священной ярости.
– Вы успели рассмотреть его внешность?
– Я бы этого не сказал, но задним числом мне подумалось, что в ней было нечто неестественное.
– Что вы имеете в виду?
– Лицо у него казалось как будто ненастоящим. Круглые темные очки, вероятно, привязанные к ушам. Потом щеки… Он словно бы держал что-то во рту, не знаю… а еще усы, брови и цвет лица.
– Вы полагаете, он был замаскирован?
– Что-то в этом роде. Но я не успел хорошенько подумать. В следующее мгновение заднюю дверцу распахнули и… как бы это сказать? Это было одно из тех мгновений, когда одновременно происходит слишком многое, будто весь мир рушится тебе на голову. Внезапно у меня в машине оказались посторонние люди, а все заднее стекло разлетелось вдребезги. Я был в шоке.
– Что вы сделали?
– Газанул, как безумный. Думаю, запрыгнувшая девушка крикнула мне ехать, а я был настолько напуган, что едва соображал, что делаю. Я просто подчинялся приказам.
– Вы говорите, приказам?
– Было такое ощущение. Я думал, что нас преследуют, и не видел другого выхода, как подчиниться. Я поворачивал туда и сюда, в точности как говорила девушка, и кроме того…
– Да?
– Ее голос. Он был такой холодный и решительный, что я за него вроде как уцепился. Казалось, будто ее голос был единственной контролируемой вещью во всем этом безумии.
– Вы говорили, что вроде бы знаете, кто эта женщина?
– Тогда я ничего не знал. Я был полностью сфокусирован на кромешном безумии этой истории и страшно боялся. Кроме того, на заднем сиденье лилась кровь.
– Из мальчика или из женщины?
– Поначалу я не знал, и они вроде бы тоже. Но потом я внезапно услышал «Йес!» – такой возглас, будто произошло что-то хорошее.
– О чем же шла речь?
– Девушка поняла, что ранена она, а не мальчик, и я помню, что задумался над этим. Это прозвучало, как «ура, я ранена», и надо сказать, что рана была далеко не пустяковой. Как девушка ее ни перевязывала, кровотечение ей остановить не удавалось. Кровь все текла и текла, и девушка становилась все бледнее. Чувствовала она себя отвратно.
– И тем не менее она обрадовалась, что попали в нее, а не в мальчика.
– Именно. Точно заботливая мамаша.
– Но она не приходилась мальчику матерью?
– Отнюдь. Она сказала, что они друг друга не знают, и, кстати, это становилось все более очевидным. Девушка, похоже, с детьми не очень-то… Даже намека не было на то, чтобы она обняла мальчика или сказала ему что-нибудь в утешение. Она обращалась с ним скорее как со взрослым и разговаривала с ним тем же тоном, что и со мной. В какой-то момент казалось, что она собирается дать ему виски.
– Виски? – спросил Бублански.
– У меня в машине была бутылка, которую я хотел подарить дяде, но я дал ее девушке, чтобы она продезинфицировала рану и немного выпила. Выпила она, к слову, прилично.
– А как вам показалось ее обращение с мальчиком в целом? – спросила Соня Мудиг.
– Честно говоря, даже не знаю, что ответить. Гением общительности ее точно не назовешь. Со мной она обращалась, как с паршивым слугой и ни черта не понимала в том, как обходиться с детьми, но тем не менее…
– Да?
– Думаю, она человек хороший. В качестве няни я бы ее не нанял, если вы понимаете, что я имею в виду. Но она нормальная.
– Значит, вы считаете, что ребенок в надежных руках?
– Я бы сказал, что девушка наверняка может быть страшно опасной или буйной. Но ради этого малыша… Августа, кажется?
– Точно.
– Ради Августа она, если потребуется, жизни не пожалеет. Так я понял.
– Как вы расстались?
– Она попросила меня отвезти их на площадь Мосебакке.
– Она там живет?
– Не знаю. Она мне вообще ничего не объясняла. Просто велела ехать туда, и мне подумалось, что у нее где-то там есть собственная машина. Никаких лишних слов она не произносила. Но попросила меня записать мои данные. Сказала, что хочет компенсировать мне повреждения машины плюс заплатить еще немного.
– Она казалась состоятельной?
– Ну… если бы я судил только по ее внешнему виду, то сказал бы, что она живет в какой-нибудь дыре. Но ее манера себя вести… не знаю. Меня не удивило бы, если она на самом деле крутая. Казалось, она привыкла поступать, как ей угодно.
– Что же произошло?
– Она велела мальчику выходить.
– И он вышел?
– Он был в полной отключке. Только раскачивался всем телом взад и вперед и не двигался с места. Но когда она более строгим голосом сказала, что это жизненно важно или нечто подобное, он вылез наружу с совершенно неподвижными руками, будто шел во сне.
– Вы видели, куда они пошли?
– Только что они пошли налево, в сторону Шлюза. Но девушка…
– Да?
– Явно чувствовала себя слишком паршиво. Она шагнула в сторону и, казалось, могла в любой момент потерять сознание.
– Звучит нехорошо… А мальчик?
– Наверное, тоже чувствовал себя неважно. Взгляд у него был совсем потухший, и на протяжении всей поездки я волновался, что с ним случится какой-нибудь припадок. Но, выйдя из машины, он, похоже, адаптировался к ситуации. Во всяком случае, он несколько раз спросил: «куда?», «куда?».
Соня Мудиг и Бублански переглянулись.
– Вы уверены? – спросила Соня.
– С чего бы мне не быть уверенным?
– Я имею в виду, что вы могли подумать, будто слышали, как он это сказал, потому что он, например, вопросительно смотрел…
– Почему это?
– Потому что мать Августа Бальдера говорит, что мальчик вообще не разговаривает, – продолжила Соня Мудиг.
– Вы шутите?
– Нет, и очень странно, если он при таких обстоятельствах действительно произнес первые в жизни слова.
– Я слышал то, что слышал.
– Ладно, а что ответила ему женщина?
– Думаю, «туда», «вперед». Что-то в этом роде. Потом она чуть не рухнула, как я сказал. Кроме того, она велела мне уезжать.
– И вы уехали?
– Просто рванул с места. Помчался, как дьявол.
– Но потом вы поняли, кого везли?
– Я уже раньше сообразил, что парень приходится сыном тому гению, я читал о нем в Интернете. Но девушка… она казалась мне лишь смутно знакомой, вызывала какие-то ассоциации. Под конец я не мог больше вести машину. Меня всего трясло, и я остановился на Рингвэген, забежал в гостиницу «Кларион», чтобы выпить пива и попытаться немного успокоиться, – и тут меня осенило. Эту девушку несколько лет назад разыскивали за убийство, но потом полностью оправдали, зато выяснилось, что в детстве она подвергалась всякому жестокому обращению в психушке. Я довольно хорошо это запомнил, поскольку у меня был приятель, у которого отца в свое время истязали в Сирии, и из-за того, что отец не справлялся с воспоминаниями, его как раз тогда подвергали приблизительно тому же – регулярному электрошоку и прочей мерзости. Казалось, будто его решили теперь истязать здесь.
– Вы в этом уверены?
– Что его истязали?…
– Нет, что это она, Лисбет Саландер?
– Я посмотрел в телефоне по Интернету на все фотографии – и совершенно уверен. Остальное тоже сходится, знаете…