Удивление Оли было легким и недолгим:
– Если вы этого не знали, можно пересмотреть наши планы на вечер.
«Иногда заняться сексом хочется намного больше, чем спасать мир. Интересно, это чья-то фантазия заискрила или…»
Мысли Кораблева перебил водитель Толя:
– Мужики, определитесь, наконец, куда следовать для разврата?
«Может, еще денег ему дать? Не объяснять же, что не знаем, ни куда ехать, ни что делать. Кто приютит в мегаполисе чародеев-идиотов и двух медработников, по совместительству – сутенера и проститутку?»
Би-2 & Агата Кристи: «Все как он сказал»
– Я не дам этому миру исчезнуть! – громко и самоуверенно заявила Фея, когда они поднимались в лифте. Пожилая семейная пара, составившая им компанию, выпучила глаза.
Номер действительно выдали шикарный. Без проволочек, без излишней подозрительности – сегодня отель не мог похвастаться наплывом клиентов.
Изучая, как отзывается на воспоминания гулкая равнодушная пустота внутри, Фея убеждала себя заснуть. Как и любая женщина во все века, она пользовалась бессмертными банальностями Скарлет О’Хара.
О Кораблеве – больше ни слова. И мысли – вон. Слишком много смертей увидела, слишком много светлого померкло в душе. Куда с такими внутренностями любить? Камнем вниз и не барахтаться. Комиссарский пульс стучал ровно и уверенно. Стучал ради других. Ни одного удара для себя.
На королевской кровати Витек занимал одну десятую часть. Он в несколько слоев обернулся почти невесомым одеялом, оставив маленькую дырочку-сопелку.
Не осталось сил помыться, поэтому он остро чувствовал несовместимость своего грязного уставшего тела, измучившейся души и всей этой холодной роскоши вокруг.
Так же, как в любую другую ночь, ему было страшно, горько, но уже не так одиноко – рядом за стенкой спал его новый (первый!) друг.
«Спит, я точно знаю – спит. Стальные нервы».
Откуда это знание о людях незнакомых, о событиях далеких? Откуда взялись мысли о том, что он может кому-то помочь, что-то изменить? Они давно и прочно въелись в его душу, в его память. Сколько раз он молил Бога избавить себя от этой необъяснимой тяжести?
Бессчетно. Тщетно.
«Вероятно, не только я, но и каждый человек вечером думает, что он еще способен на выдающийся поступок и обязательно должен сделать что-то легендарное. Почему я терзаюсь своей уникальностью? Чушь! Все такие. Все печалятся, все ищут, все никак не разберутся в себе и окружающих…Тужатся лепить судьбу. До отвращения, до капитуляции, до покорного следования капризным обстоятельствам…»
Он выглянул из своего мягкого кокона, глубоко вдохнул воздух, начал вспоминать лица тех, с кем довелось встретиться за его короткую жизнь. Это придуманное им самим упражнение никогда не развеивало грусть, вечную спутницу поступков и мыслей Витька.
«И правда, что делать? Как можно что-то исправить, изменить? Люди как снежная лавина. Обрушиваются на твою голову. Тебя вертит, вертит – и не замечаешь, как оказываешься распластанным на земле возле какой-нибудь особо выпирающей вверх кочки, глыбы, которая разрушит и похоронит все твои дерзновения…»
Он вновь содрогнулся от вереницы мрачных предвидений, просочившихся, отравляющих, не покидавших с того промозглого мартовского вечера, когда он решил, что больше никогда не будет заложником чужих поступков, не будет помогать, не будет учить.
Единственное, чего ему хотелось, – не думать о себе, самом увлекательном, самом неожиданном явлении, прикладная занимательность которого в том, что главным этапом его жизни станет смерть.
Витек еще долго смотрел на гаснущие за окном огни, вновь не разобравшись в себе, так и не придумав, как остановить эпидемию, как действовать, как выжить.
Madonna: «Frozen»
Мужчины тихо, но увлеченно совещались. Оля, выгнувшись грудью, требовательно смотрела на них. Костя настаивал:
– С помещением у нас проблем не будет. Где хотим, там и устроим плацдарм.
«Скорая» остановилась в Гагаринском переулке. Оля и Толя с любопытством наблюдали споры трезвеющих мужчин. Первой не выдержала Оля:
– Господа, вы сначала определитесь, будет у нас сегодня секс или отложим его до более явного пробуждения либидо. В остальном я смогу вам помочь.
В обращенных к ней глазах легко читалось: «Ну что ты можешь, простая московская профессионалка? Тут высоколобые мужи, маги и почти титулованные волшебники с ума сходят!» Впрочем, если во взгляде Кратера отыскалась бы брешь… Если можно было бы черпануть из темного, редко воспламеняющегося пекла, где плавились и как аравийские родники пересыхали отклики его теплокровной оболочки на долетающие извне события…
Слишком много «если», чтобы заподозрить Кратера в восхищении Олей, во внезапной уверенности, что именно она – его судьба, в надежде узнать и полюбить девушку. На такие предположения не осмелилась бы даже старая впечатлительная преподавательница французского, ежедневно сравнивающая с оригиналом русский перевод истории Эсмеральды и Квазимодо. Вновь и вновь не жалеющая слез.
– Секс отменяется. – Саня с торжеством посмотрел на Олю, словно принял решение переходить Рубикон. – Сегодня мы должны придумать, как не дать ликвидировать этот мир.
Высокий штиль заставил Олю запахнуть халатик. Ее лицо приняло строгое, деловое выражение:
– Толян, у тебя есть наша презенташка? – скорее не вопрос, а руководство к действию.
Водитель достал три презентации компании «ПРОЕКТ-2100» и раздал мужчинам. С трудом фокусируя зрение на разноцветных буквах, они задумчиво листали страницы.
– Вы что же, всё это умеете? – полюбопытствовал Саня, сообразив: «ПРОЕКТ-2100» предлагает любые виды услуг – от «эскорта» до «научно-технического сопровождения работ по продлению срока службы атомных реакторов».
Оля кивнула:
– Наш принцип – универсальность. Универсальность – вот к чему стремится человечество: поиметь все за одни и те же деньги. И никакой проблемы с выбором.
– Вы проводите экспертизу промышленной безопасности? – ухмыльнулся Костя, внимательно разглядывая одну из страниц. – Готовите интернет-порталы благотворительных и социальных программ? снимаете видеоролики об экологии московских районов? занимаетесь венчурным инвестированием?
– Однозначно, – ответила Оля, наклонилась к Шаману, перелистнула его экземпляр презентации в конец. Там было множество дипломов, аттестатов, сертификатов, благодарностей, оформленных на Балашову Ольгу Юрьевну – аудитора, эксперта, оценщика…
– Зачем тогда работаете на «скорой»? – хрипло спросил Кратер, кивнув на завораживающие регалии девушки.
– Это своего рода искупление – дань государству, которую должен приносить каждый уважающий себя бизнесмен.
– А две сто – выходит, цена услуги? – Костя совершенно по-детски прыснул в кулачок («кулачок» закрыл половину его лица).
– 2100 – это наше будущее, о котором пока никто ничего не знает. Увы.
Мужчины пораженно молчали.
«С потрохами пожрет нас молодое, но удалое поколение», – подумал Саня и отчаянно заскучал по Фее.
«Скорая» въехала во двор Пушкинского музея. Столь экстравагантное место для ночевки выбрал Шаман. Будучи олигархом, он красиво бухал с работниками музея («Там еще дамочка была… как же ее? Как же эту неприступную мымру звали?..»), потом уютно ночевал в специально оборудованных гостевых комнатах. Видимо, на почве всемирного катаклизма Костю замучила ностальгия.
Их встретили хмурые охранники, которым после Костиного звонка какой-то важной федеральной шишке сообщили почти из поднебесья о представительной делегации и попросили быть любезными.
Дополнительно предложенный кэш, двадцать кило «зеленых», заставил разлепить уста, коротко проинструктировать, предложить компании тусклый фонарик и бесшумно исчезнуть, предварительно указав на низенькую дверь, через которую предполагалось проникнуть на территорию музея.
– Не удивляюсь, что из Эрмитажа тащили достояние республики. В этом мире все возможно даже без щедрых чаев и чудес, – заверил Костя.
Выгружались в полной темноте, настороженно поглядывая на ментовский «BMW», из которого явно координировалась вся чрезвычайная операция.
Кораблев пошел вперед. Оля быстро схватила в «Газели» какие-то вещички и побежала за ним. Кратер ревниво посмотрел вслед. Но догонять постеснялся.
– Слушай, не подумай, что я девственник какой, – горячо шептал он Косте, пока скользили по анфиладе залов вслед за пляшущим впереди светом, – но меня активно ломает. Не могу придумать, о чем с Олей… Теряюсь. Хоть одно преимущество у меня есть? По сравнению… – смущенно замолчал.
– Для человека в эдаком прикиде у тебя даже два неоспоримых достоинства. Форма твоя тебя украшает – раз, и ты даже с этой очаровательной щетиной совсем не похож на таджика – два.
– Больше ничего?
– Извини, дорогой. Все, что я о тебе знаю, напоминает о пяти трупах в славной биографии.
– Давайте прибавим ходу, – предложил догнавший их Толян, чувствующий себя неуютно среди хмурых средневековых рож, разглядывающих его из темноты.
Приближаясь к впереди идущим, они услышали, как Саня рассказывает медсестре историю своей любви и смерти на брудершафт с Кратером.
На периферию светового круга выплывал профиль Оли, обращенный внимательным и восхищенным взглядом на смазливую рожицу Кораблева.
Ей было интересно. Лихо. Что еще нужно молодой девушке для счастья? Теплая июльская ночь в преддверии конца света, убаюкивающий свет тусклого фонарика, трое почти мифологических мужчин, жаждущих ее (сутенер-водитель – не в счет) внимания, бесценные шедевры мирового искусства повсюду и ожидание чуда, казавшегося возможным благодаря тому, что люди стали отчасти бесплотными, но почти всесильными.
Очень простая легенда (рассказ Феи).
Тени ушедших сидят у костра
Melodika: «Tornado» & Алиса: «Лодка»
– Кажется, среди умерших это жуть какая древняя байка. Понятное дело – слушала я вполуха. В общем, где было дело, не скажу. Ни имен, ни времен, ни адресов-явок тоже не помню. Знаю только – у жмуриков в мире этом век очень короток. Здесь подстерегают их и соблазны, и другие страхи-ужасы. Умирают, несколько дней живут по инерции, не успеют освоиться – окрестности уже как в тумане и пиши пропало…