– Я бабушкину квартиру продала, – продолжала монолог Ленка. – Родители разрешили. Купонами разжилась. – Она постучала по сумочке. – Третий день думаю, как из них соорудить любовную драму, чтобы мир содрогнулся и вышел из зрительного зала. Может, махнем во Владивосток? Возьмем купе, ящик шампанского, ящик клубники…
– Поезд смерти.
– Почему это? – стала спорить Ленка, прекрасно догадываясь об ответе.
– Пока доедем, половина пассажиров испарится. – И в этот момент Фея решила рассказать ей все. – Ты веришь в чудеса?
– После того как Абрамович продал «Челси» Собчак, я в любое чудо могу поверить. Ты забыла? Я и раньше была более иррациональной красоткой, чем ты.
– Обломись. Теперь мне нет равных. Поэтому слушай и запоминай.
Поначалу Фея хотела открыть причины происходящих изменений, которые ей разжевали Саня и Шаман. Потом передумала – в конце концов, это же Ленка.
– Не буду растекаться в предисловиях. Отныне ты можешь почти все!
– Я могу все, – покорно согласилась подруга.
«Правильно я сделала, что не стала начинать с рассказов о материи и энергии – мы бы до финальных титров никогда не добрались», – подумала Фея и зашла с другой стороны:
– Из-за того, что условия протекания жизни и смерти изменились. Из-за того, что наша Вселенная, балансируя над пропастью, обретает качественно новое состояние равновесия… – Фея споткнулась о выпученные глаза Ленки. – Об этом тебе париться не надо. Слушай дальше. Образовалось колоссальное количество энергии, которое должно помочь человечеству создать новые условия жизни.
Глаза Ленки продолжали расширяться.
– И это забудь, – вновь успокоила Фея и зашла с третьей стороны: – Смотри!
Она раскрыла ладонь. На ней стали появляться конфеты. «Мишка на севере», «Белочка», «Гейша»… Девушка выкладывала их на стол. Сеанс магии немного успокоил подругу. Ленка печально кивнула на сладости:
– Вот о «Белочке» стоит подумать…
К ним вновь спустилась танцовщица. Ленка закатала ей в трусики «рафаэлку» без обертки, колючую и осыпающуюся стружками.
Фея наклонилась к подруге и горячо зашептала:
– Пространство вокруг пучит от энергии. Я могу эшелоны с продовольствием материализовывать и переправлять в Зимбабве. По воздуху.
– Как это устроить? – Губы Ленки щекотали ухо. – Хотя бы конфетки. Крибле-крабле-бумс?
Она раскрыла обе ладони и сосредоточенно на них посмотрела.
– Ничего не получится, – пояснила Фея неудачные попытки. – Сопротивление материи.
Ленка огорчилась:
– Я так и знала. Всюду подвох и засады.
– Проблема первая. – Фея на самом деле хотела помочь подруге. – Прежде чем взять, надо отдать. Как бы ни хотелось некоторым, закон сохранения энергии не отменит даже Господь Бог. Потому как и Он своего рода причина и следствие этого закона.
Ленка отодвинулась от Феи, молча съела «Белочку», сделала из фантика маленький самолетик и только после этого спросила:
– Как отдавать-то? И что?
Фея поворошила память о спорах, сотрясавших «Наше Небо» в течение прошлой недели.
– Для меня это – как выдохнуть. Для других требуются сосредоточенность и концентрация. Как в усердной молитве, когда старательно вспоминаются все грехи. Все зависит от легкости, с которой человек может жертвовать… – Фея осеклась и закрыла руками лицо. – Если добьешься этой легкости, сможешь материализовать «Титаник» на крыше Белого дома.
– У тебя получился бы такой фокус? – попробовала расшевелить ее Ленка после глубокой паузы, заполненной вздохами Ванессы Паради.
– Легкости этой нет почти ни у кого, – ответила Фея. – У многих словно дозатор в груди. На любой свой благотворительный прыск ждут немедленного ответа. Есть, конечно, и антиподы… – Фея попыталась наморщить лоб и нахмурить бровки так, как это часто проделывал Витек. – Мой знакомый чудо-мальчик. Он все детство в подворотнях терся. Он создан для того, чтобы выворачиваться наружу. У него этот дозатор вырублен.
– А ты?
– Я почти высушена. Я перестала чувствовать. – Фея сказала словно о том, что перестала чихать, а не перестала дышать.
Ленка молчала. Переваривала. Фея продолжила:
– Проблема вторая. Голливудская. Нужно хорошо представлять то, что ты хочешь материализовать. Если ты мечтаешь заполучить живую бабочку, ты должна вместе с ней научиться махать крыльями.
– Вот так! – Ленка радостно захлопала руками по обширным бокам – в точности как заправский селезень из детского спектакля.
– Именно. Не слово «махать», а – образ, достаточно достоверный, чтобы материя прогнулась. К тому, что нас окружает, с волшебной палочкой и «эники-беники» не подступишься. Ему подавай что-нибудь равноценное по массе. – Фея постучала пальцем под левым полушарием груди, где однозначно располагалось ее беспокойное сердце и, вероятно, скрывалась душа, подрагивающая крыльями, как метафорическая бабочка.
Свет на ближайшем танцполе погас. Накинув пеньюар, к столику спустилась стриптизерша, внешне готовая наводить ужас на бледнолицых и снимать скальпы.
– Совсем страх потеряли. В наши времена вылетела бы отсюда до того, как успеет произнести первое слово… – пробормотала Ленка, ничуть не смутившись подошедшей девицы, терпеливо дослушавшей окончание фразы.
– Мама дорогая, ты помнишь, сколько ты мне денег в трусы запихнула?! – наигранно агрессивно, а на самом деле скрывая растерянность, произнесла танцовщица.
– Тебя, наверное, тоже считать учили. – Ленка на мгновение укрылась за дымом новой сигареты.
– Учили, учили, не умничай. Семь тысяч триста «зеленых»! Если подруги узнают, почему я перед тобой второй час верчусь, за матку подвесят.
– Вижу, ты отчаянная беспредельщица. Почему место не уступишь? Издохнешь же от перенапряжения. Куш опять-таки затрахаешься пересчитывать.
– Не затрахаюсь. Баста! Я увольняюсь.
– Что ж, неплохие подъемные. Гуляй.
– Вы еще долго здесь будете обсуждать, сколько шампанского взять во Владивосток? Сколько энергии концентрируется вокруг этих шестов?
– Она еще и подслушивает. – Фея, которая могла бы поддержать праведный гнев Ленки, только улыбнулась.
К их столику приблизился смазливый белогривый юноша из компании, бурно клубящейся неподалеку.
– Заявку на оргию не хотите подать? – сразу приступил он к делу.
Девушки молча посмотрели на него. Прочитав на их лицах сотню неприятных вариантов ответа, из которых они никак не могли выбрать подходящий, юноша грустно кивнул:
– Понял. Вам и так хорошо, – и удалился.
– Встретимся на улице, – предложило многослойно-косметическое чудо, – через десять минут. Я покажу вам занятия интересней.
– Что может быть забавней, чем наблюдать за пересыханием пульса жизни? – спросила Ленка в спину уходящей танцовщицы. – Как зовут тебя, Мата Хари?
– Кристя.
Машиной Кристе служил вполне себе приличный «Peugeout 306». Лицо девушки, с которого была спешно удалена косметика, пожалуй, могло сгодиться и для отпугивания голубей от памятника Юрию Долгорукому.
– В рабство продавать везешь? – спросила Ленка, когда они выехали в область.
– Кому вы нужны?
Кроме риторического вопроса, Ленка не добилась ничего. Остановились у ворот громадного трехэтажного особняка, притаившегося на периферии усыпанного новостройками района. Вылезли из машины. Кристя прокомментировала:
– Один из последних шедевров программы развития физкультуры и спорта в России. Здесь ступали ноги почти всех шишек и шишечек из телевизора.
– Падать на землю и лобызать будем? – Ленка подобрала с земли палку. – Одолжишь мне монтировку для уверенности?
Не отреагировав, Кристя прошла к черному ходу, взбежала по ступенькам, потянула железную дверь. За дверью оказались узенький коридор, двухметровый прапорщик милиции и никакой другой мебели. В руке у прапорщика темнело дуло пистолета, подрагивающее в сторону девушек. Увидев Кристю, он облегченно выдохнул:
– Почему не предупредила? – Фея рассмотрела капельки пота на его лбу. – Ты же знаешь, мы такое тут охраняем! Всех троих положить мог… Петруха, отбой! – крикнул он за спину.
Из ниши выпорхнул второй прапорщик, щуплый, лопоухий, с шипящей рацией – удивительно похожий на своего благополучно состарившегося тезку из «Белого солнца пустыни». Петруха тут же бросился целовать Кристю:
– Я весь наш дивизион ставил на уши, когда эта сдобная особа закурила…
– Леночка, – вмешалась Ленка.
– …и я углядел твою красавицу.
«Нехорошо получается: Ленка – сдобная особа, а „Peugeout 306“ – красавица», – второй раз за вечер посочувствовала подруге Фея.
Петруха, чудом выживший после штыкового удара Абдуллы, оказался легкомысленней своего напряженного коллеги. Он уже весело тараторил о том, какие козлы все в жопу ужаленные начальники. Им бы отряд ОМОНа здесь держать, а не на какой-то чахлой подстанции, которая если не накроется, то через десять дней никому не будет нужна.
– Можно мы пройдем? Посмотрим, – перебила Кристя.
– Смотрите. Если вы без подвязок шахида. – Петруха вытащил огромный фонарь, а его напарник ругнулся: «Типун тебе на слизистую…» – Сегодня новеньких привезли. Не будите их.
Кристя безошибочно петляла по извилистым коридорам, вытягивая в фарватере запыхавшуюся Ленку, не перестававшую бормотать остроты, и Фею, приготовившуюся к самому неожиданному. Душа сопротивлялась приближению к неизвестному, будто ожидая – что-то очень хрупкое внутри обязательно расколется, когда они достигнут цели поездки.
Девушки на носочках вступили в гигантский спортивный зал. К исполинским свежим окнам была пришпилена серая подмосковная луна, уныло освещавшая не менее сотни кроватей и раскладушек.
Кристя выключила фонарь и зашептала:
– Малолетки. Как только родители и близкие исчезают, их свозят в эти накопители. Отсюда распределяют по детдомам. Сейчас бюрократическую машину клинит. Некоторые уже неделю торчат в таких спортзалах.
Фею словно ударили огромным воздушным молотом. Сначала по голове, потом в грудь. Она задохнулась.