Ульяна была единственным человеком, который всегда помнил о существовании в этом мире Алеси Новиковой! Зинаида Новикова так и не смогла простить дочери «утаивание» внучки. Она перестала приходить, звонила редко, а при визитах самой Ульяны с Алесей на руках разговаривала холодно, а потом помнила лишь то, «что дочь опять заявилась одна, без внученьки». Соседи в небольшом двухэтажном домике, где все всех знают, вообще начали подозревать, что никакой девочки у Новиковой и вовсе нет, даже участкового милиционера несколько раз вызывали, чтобы тот разобрался в ситуации. Участковый приходил, глядел на девочку, брал с Ульяны объяснительную, что она ребенка в четырех стенах не держит, исправно с ней гуляет и по врачам ходит, делал запрос в поликлинику, убеждаясь, что девочке действительно ставят все положенные по возрасту прививки и она регулярно проходит медосмотры (эти факты, к счастью, записывались в карту ребенка сразу, до того, как она покидала кабинет врача), после чего благополучно забывал об этом и вновь приходил на разбирательство. Ульяне это так надоело, что она в итоге сняла недорогую студию в высотной новостройке, где соседям не было никакого дела друг до друга.
С работой у Ульяны тоже были сложности. Нанять няню она боялась: отвернется та на несколько минут от сидящей в песочнице девочки, чтобы поболтать с кем-нибудь, или Алеся в какой-нибудь беседке от присмотра на время скроется, и забудет няня напрочь о ее дочери и оставит ее одну на улице! С воспитателями в яслях такие же проблемы: они быстро забудут, что это девочка из их группы и оставят ее во дворе без присмотра или еще что. В итоге Ульяна договорилась в редакции, что работать станет на дому, а отредактированные статьи отправлять по электронной почте. Ей пошли навстречу — Ульяна Новикова была ценным сотрудником: грамотным, ответственным, исключительно неконфликтным. Помимо основной профессии, Ульяна занялась еще и подработкой в быстро развивающейся сфере интернета: делала рефераты нерадивым студентам и учащимся, выполняла за них контрольные работы по русскому языку и литературе, писала сочинения, принимая оплату на карту, а позже — на электронный кошелек.
Молодой женщине удавалось сводить концы с концами и детство маленькой Алеси было счастливым: рядом всегда находилась любимая мама, готовая сделать все, что угодно, для обожаемой дочурки, а больше Алесе никто и не требовался. Ульяна запечатлевала на фотоаппарат каждый шаг своей малышки и отправляла фотографии матери, чтобы бабушка могла помнить о внучке хотя бы так — по фотографиям. О фотографиях не забывали, так что вся жизнь Алеси была набором записей в различных бумагах, битком набитыми фотоальбомами и памятью ее матери, поскольку в памяти других людей она была лишь пустым пятном.
— Какое счастье, что в нашей стране ударными темпами развивается бюрократия и количество бумаг во всех сферах растет как на дрожжах, — грустно усмехалась Ульяна, — так тебя не смогут насовсем забыть и вычеркнуть из жизни, доченька. Есть бумаги, свидетельство о рождении, паспорт и прочее — значит, и человек есть.
Когда появились первые социальные сети, Ульяна Новикова стала их ярой приверженкой, заполняя свои страницы множеством фотографий дочери, создавая Алесе мир, в котором ее помнили… Посты в сети, фото галерея, комментарии видны всем и не забываются моментально волшебным образом, их в любой момент можно открыть заново и просмотреть, вспомнить. Когда Ульяна решилась открыто признаться матери в обнаруженной у дочери аномалии, то именно с помощью фотографий они и провели эксперимент: Зинаида приехала в гости, сфотографировалась с Алесей, написала об этом комментарий на своей странице и сделала запись на листке бумаги, после чего ушла в магазин за хлебом. Просматривая свою страницу в соцсети после возвращения и читая строки, написанные собственной рукой, она признала существование невероятного феномена.
— Я все время прекрасно помню ее лицо, увиденное мной на фотографиях, но личная встреча полностью стирается из памяти и голосок ее тоже не помню. Запись на диктофоне — помню, а звучание голоса наяву — нет, — рассказывала Зинаида дочери. — Исчезают из памяти даже эмоции, которые охватывали меня при встрече с ней, я смотрю на фотографии и вижу совершенно незнакомого человека, которого видела лишь на фото. Может, стоит врачам о таком феномене сообщить?
— А что они смогут сделать, эти врачи? Этот случай явно не описан в специальной литературе, а я не хочу, чтобы мою дочь забрали в лабораторию в качестве подопытного образца, — возразила Ульяна.
Зинаида припомнила давние рассказы своей родной матери о застенках КГБ и согласилась, что фантастическую особенность Алеси надо держать в секрете. К счастью, это не представляло сложности: легко хранить секрет, о главном компоненте которого все свидетели забывают напрочь через три минуты.
Глава 2. Шарлатанское объявление
Первое грустное воспоминание детства было связано у Алеси со щенком овчарки: милым, толстым, косолапым щенком, смотревшим на нее преданным взглядом, высунув из пасти розовый язык.
— Мамочка, купи щеночка! — попросила пятилетняя Алеся, ничуть не сомневаясь, что мать сразу согласится и вручит ей все, что она пожелает.
Однако в этот раз мать побледнела, ухватила ее за руку и отвела подальше в сторону от продавца щенков, начавшем расхваливать своих собак и уговаривать на покупку.
— Нет, солнышко, собаку купить не могу, тем более эту — она же вырастет большой, будет дом охранять.
— Это хорошо, что большой и охранять меня будет, — поспешила заметить Алеся, но у матери слезы на глазах выступили и покатились по щекам. Алеся испугалась — никогда раньше она не видела, чтобы ее сильная и сдержанная мама плакала.
Ульяна присела перед дочерью и сказала тихо-тихо:
— Помнишь, ты три дня ходила в детский садик? Я думала, что тебе не помешает общение со сверстниками… Помнишь, как тебя все время спрашивали, кто ты такая? Как на второй и третий день ты пыталась заново знакомиться с девочками, а они уже успели передружиться между собой, а про тебя просто забыли, воспринимая, как новенькую?
— Да, и что? Зачем ты вспоминаешь про тех глупых девчонок? Они мне не нужны, я хочу щеночка!
— Алеся… щенок тоже будет тебя забывать, каждый день. А когда он вырастет в большую собаку-защитника и увидит утром тебя на охраняемой им территории… Алеся, он может напасть, поскольку не будет помнить, что ты его хозяйка, понимаешь?
— Нет, он меня вспомнит, вспомнит, вспомнит!!!
У Алеся началась истерика, она топала ножками и кричала, а несчастная плачущая Ульяна подхватила брыкающуюся дочь на руки и отнесла в такси, а дома напоила водой с валерьянкой и уложила спать.
С этого дня началась новая жизнь Алеси — жизнь, в которой она признала себя не такой, как все…
На шестой день рождения мать подарила ей котенка, а бабушка — волнистых попугайчиков в клетке.
— Кошки всегда добры к тому, кто их кормит в данный момент времени, они не набрасываются на незнакомцев, как собаки, — сказала мать.
— Попугайчики научатся произносить твое имя. Они будут говорить его всегда, им не нужно для этого помнить того, кому это имя принадлежит, — сказала бабушка.
Впоследствии Алеся именно этот момент считала окончанием своего детства. Детства, когда еще веришь в сказки. Тот день рождения стал началом ее взрослой жизни, в которой сказкам места уже нет, также как нет места собакам, друзьям, очной школе и многим другим, привычным для других вещам. Школу Алеся заканчивала заочно, находясь на домашнем обучении и приходя к учителям раз в год для сдачи аттестационных экзаменов. В такие дни Ульяна всегда стояла в коридоре рядом с кабинетом, где сидела Алеся, — в ее обязанности входило следить за отлучающимися иногда учителями и своевременно напоминать им о том, что в пустом классе их ждет ребенок-заочник. Ребенок, о котором они успели забыть.
На кафедре английской филологии и перевода шел экзамен у студентов-заочников третьего курса. Профессор Аттвуд закончил читать перевод художественного текста, выполненный студенткой Новиковой, и сказал небрежно:
— Неплохо, неплохо, я ставлю вам «удовлетворительно». — Он взял зачетку, намереваясь вписать в него тройку.
Алеся вцепилась в тонкую книжицу, мешая поставить в нее первую оценку столь низкого уровня.
— Почему «удовлетворительно»? Какие у меня ошибки? — спросила она.
— Особых ошибок нет, но я оцениваю всю работу студента во время сессии, а не только ответ на экзамене. Вы, милочка, пропустили все мои лекции, хоть я предупреждал — заочникам, у которых и без того неприлично мало очных часов, ни одного занятия пропускать нельзя!
— Я не пропускала лекций, посмотрите в своем блокноте, где вы отмечали всех присутствовавших, — настаивала Алеся.
Она внутренним чутьем, никогда ее не подводившим, ощущала раздражение преподавателя, его возмущение назойливостью студентки-прогульщицы, которой вздумалось требовать высокий отметки. Профессор с недовольной гримасой раскрыл свой блокнот, увидел ряд плюсов напротив фамилии Новиковой, заметно удивился, поправил очки и сказал:
— Тем более вы больше «тройки» не заслуживаете: вы постоянно ходили и при этом умудрились совершенно ничем не запомниться ни на лекциях, ни на практических занятиях. Извините, но я не ставлю отличные оценки тем, кто тихой мышкой отсиживается в углу, пока остальные работают.
Алеся стиснула зубы и еле сдерживая слезы смотрела, как ей ставят жирный «уд», удостоверяя его профессорской подписью. От преподавателя буквально веяло злорадным удовлетворением. Идти жаловаться в деканат? О ее жалобе забудут, как только она закроет дверь, а письменное заявление отложат в сторону и тоже в итоге выбросят, ведь «никто не придет жаловаться повторно». Точнее, придти-то придет, но никто этого не запомнит, как не запомнил профессор ее многочисленных верных ответов, докладов и переводов с листа.
«Дискриминация связана не только с цветом кожи, — уныло думала Алеся, бредя домой через университетский сквер, — но и с паранормальными особенностями некоторых людей. Трудно бороться за свои права тому, кто не задерживается в чужой памяти. И лучше не вспоминать, как я пробовала летом устроиться на работу: меня искренне заверили, что берут и просят уже с утра выйти, но не успела я дойти до поворота коридора, как секретарь позвал следующего, пришедшего на собеседование. Нет, мама абсолютно права: мой единственный выход — это интернет. Виртуальный мир — это мой мир, в котором у меня тысячи друзей, помнящих обо мне, поздравляющих меня с праздниками и днем рождения, присылающих мне смешные картинки и видео, поддерживающих меня в трудные минуты, подкидывающих мне подработку. Мир, в котором я уже год успешно работаю переводчиком и даже неплохо зарабатываю на этом, не выходя из дома и не пытаясь заставить кого-то запомнить меня в лицо. Мир, в котором я успешно веду колонку юмора в мамином интернет-журнале и пишу фельетоны, пользующиеся неизменным успехом у читателей. Как говорится, е