Здесь любят зависать пацаны из сборной по баскетболу, здесь прогуливают пары троечники с третьего курса, а еще здесь сейчас ошивается половина нашей образцовой группы. Прекрасно.
– Тебя сюда не звали, Гром, – обернувшись, сплевывает сквозь зубы Кирилл и смазывает кий мелом, намереваясь вернуться к прерванной моим появлением игре.
– Как будто меня это парит, – равнодушно хмыкаю и, сдвинув застывшего Слонского с моего пути, прокладываю дорогу к столу с зеленым сукном. – Партийку?
– Да пошел ты!
Проигнорировав заданное направление и хлещущую наотмашь злость в голосе, я хладнокровно наблюдаю за тем, как Шилов целится и мажет. Потом снова целится, и снова мажет. И так еще пару раз, пока неуверенные негромкие смешки не начинают раздаваться с диванчика за его спиной.
– Кирюх, вот чего ты добиваешься, а? – я вальяжно прислоняюсь к стене, маскируя кипящий внутри гнев безразличной маской, и складываю руки на груди. Отмечая, как пульсирует синяя вена у друга на лбу.
– Иди. На. Хрен. Гром!
Продолжает беситься Кир, я же неторопливо отталкиваюсь от опоры и так же медленно занимаю место у стола. Оценивающим взглядом окидываю россыпь шаров и, точно рассчитав траекторию движения, забиваю свояка.
– Уже успел Сергеичу нажаловаться? – хлестким отточенным движением я отправляю еще один шар в лузу и по хмурому выражению Кирюхиного лица понимаю, что со своим предположением попал в точку. – Тот факт, что твой батя по пятницам пьет Хеннесси с деканом не дает тебе права вести себя, как последний мудак.
– А ты весь такой белый и пушистый, да?!
– Нет, – пожав плечами, я передаю кий отмершему Слонскому, и делаю шаг вперед – к Киру, с трудом подавив желание схватить приятеля за грудки. – Я циничный расчетливый урод, который тебя закопает, если ты продолжишь портить Стасе нервы. Усек?
Я говорю негромко, но мой вкрадчивый монолог имеет куда больше эффекта, чем если бы я кричал в рупор. Шилов неуютно ежится и отступает, опуская глаза в пол. И я искренне надеюсь, что ему сейчас очень и очень стыдно.
Закончив с Кириллом, я решаю осчастливить своей компанией Абашина с Паниной, расположившихся за круглым столиком в дальнем углу. Я с размаху опускаюсь на скрипнувший подо мной стул и цепляю у Ефима стакан, предварительно понюхав его содержимое. Грейпфрутовый сок. Идеально.
– А вы сколько стоите?
И если «золотой мальчик» дергается от двусмысленной фразы, то Полина продолжает невозмутимо цедить розоватый коктейль, кокетливо хлопая длинными пушистыми ресницами.
– Ну, сколько вам Шилов заплатил за сегодняшний бойкот?
– Ты готов дать больше? – не смущаясь, облизывает полные губы сидящая передо мной девушка и скользит длинными идеальной формы ногтями по стеклу.
Только вот заигрывать с ней я не намерен.
Выдерживая небольшую паузу, я нахально допиваю чужой напиток и явно действую на нервы избалованным мажорам. Уподобляться Киру и повышать заявленные им ставки я не собираюсь, а вот заставить чужие шестеренки работать в правильном русле… почему бы и нет.
– Вы думаете, дело в Славе и нашем конфликте? – качнув головой, я закидываю ногу на ногу и доверительно сообщаю. – Как бы не так. Шилов просто убирает конкурентов. Место по обмену в лучшем английском университете в следующем году одно, а при условии его связей и ваших прогулов…
В общем-то, вся моя речь – один сплошной наглый блеф, выстроенный из крох информации, неподтвержденных слухов и разговоров в раздевалке. Но он определенно работает, раз уж Полина стерла с физиономии игривое выражение, а Абашин копошится в барсетке и что-то агрессивно печатает в телефоне.
– Счастливо оставаться.
Я бросаю на стол тысячную купюру в качестве компенсации за испорченное настроение и употребленный напиток и поднимаюсь, похлопывая Ефима по плечу. Пожалуй, я отдал бы пару сотню баксов за то, чтобы посмотреть на то, как он будет объяснять отцу, почему на туманный Альбион едет кто-то более умный, удачливый, изворотливый и дальше по списку.
Громко хлопнув дверью, я выхожу из бильярдной с чувством легкости, как будто штангу с блинами-тридцатками скинул. Одергиваю задравшийся край тонкого черного свитера и широким шагом направляюсь обратно в универ. Кто знает, что успел наговорить Стаське отнюдь не безгрешный Ивар Сергеевич, скрывающий от жены внебрачного сына и двух любовниц.
Каких-то пару лет назад карьера и репутация этого многоуважаемого человека висела на волоске. И, если бы отец Шилова не подсуетился, Рожковский вряд ли бы сейчас сидел в удобном кожаном кресле и каждый семестр менял секретарш из-за несоответствия каким-то его стандартам.
– Эй, принцесса.
Взлетев по лестнице и чуть не сбив замешкавшегося аспиранта, я буквально впечатываюсь в Аверину, замершую в паре метров от стены. Славка вся какая-то растрепано-нахохлившаяся, нижняя губа заметно подрагивает, а глаза полны непролитых слез, отчего меня коротит и снова кидает в кипящую лаву злости. Все-таки нужно было сломать о Шиловские ребра кий!
– Посмотри на меня.
Я осторожно приподнимаю ее лицо за подбородок двумя пальцами, заставляя взглянуть мне в глаза. И в тысячный раз тону в этой невыносимой серой глади прямо посреди переполненного народом коридора. Не слыша ни криков, ни шепотков, ни выразительного улюлюканья, как будто в левом крыле здания выключили звук.
Я бережно стираю пару слезинок, застывших у Славки на щеках, и едва уловимо касаюсь ее мягких губ своими. Чтобы уже через пару мгновений притянуть девушку к себе предельно близко и запутаться пальцами в ее роскошных пахнущих утром, рассветом и разнотравьем волосах.
Я по капле выпиваю ее тревоги и грусть, заменяя их тихой уверенностью в том, что вместе мы переживем самый ненастный шторм, преодолеем любые трудности и пошлем к черту весь мир, если потребуется. И даже проложим неудачникам максимально короткий маршрут к рифам, айсбергу или Бермудскому треугольнику. Как Стася того захочет.
– Кхм… молодые люди!
Нашу гармонию прерывает сухое красноречивое покашливание, и мне приходится оторваться от залившейся смущенным румянцем Славы. Я не цепляю фальшивых любезных масок, не рассыпаюсь в вежливом приветствии и даже не киваю человеку, которого давно перестал уважать. К счастью, у меня есть определенные знания, и они в данном случае сила.
– Станислава, ты забыла, о чем мы беседовали десять минут назад?
Произносит Рожковский с нажимом, пытаясь продавить старосту лучшей группы и заставить ее испытывать угрызения совести, и почему-то выкидывает из уравнения мое присутствие. Зря.
– Ивар Сергеевич, – вот теперь я все-таки расплываюсь в обманчиво дружелюбной улыбке ленивого хищника и инстинктивно задвигаю Славу к себе за спину. – Как супруга поживает? Почему не приехала на дачу к Бекетову?
От моей наглости декан осекается, в момент покрываясь неровными багровыми пятнами, и я отчетливо слышу, как он стирает свою зубную эмаль. Ведь мы с ним оба прекрасно знаем, что творилось в загородном особняке и какие девочки скрашивали его досуг.
– Гэ шесть. Убил.
– Что?
– Морской бой, говорю, замечательная игра. Жене привет передавайте.
Ради Славки я сотру любого в порошок. Странно, что никто этого до сих пор не понял.
Глава 18
Слава
Я не знаю, где вчера был и что делал Тимур, пока меня песочили на ковре в деканате, но сегодня вся группа в полном составе присутствует на занятии у немного растерявшегося Панова. Стопроцентная посещаемость для интеллигентного профессора, протирающего влажной салфеткой сначала свой стол, а затем поочередно – журнал и простенькую шариковую ручку, – редкость. И он даже немного теряется, недолго рассматривая каждого из нас, прежде чем приступить к чтению материала.
Половина студентов сидят злые, нахохлившиеся и, очевидно, не выспавшиеся, но прилежно ведут конспекты и практически не переговариваются. У Абашина на щеке красуется небольшая розовая ссадина, Слонский щеголяет не менее живописным фингалом ярко-лилового цвета под правым глазом и периодически потирает левую скулу. Интересно, что не поделили эти закадычные товарищи? Или кого?
– Вопросы?
Закончив с первым информационным блоком, спрашивает преподаватель, и я выплываю из океана собственных мыслей, неосознанно прижимаясь к боку Громова. В аудитории немного прохладно, и платье на мне сегодня недостаточно теплое, даром что вязаное. А от мускулистого тела сидящего рядом парня исходят горячие волны, так что держаться подальше от моего персонального обогревателя не получается.
Вскинув густую бровь с нитями серебра вверх, Панов иронично ухмыляется, сомневаясь, что мы усвоили приличный пласт знаний, и отпускает нас на перерыв. Сам же отправляется на кафедру, намереваясь выпить с тихой и скромной лаборанткой в чудовищных квадратных очках чашечку чая и посетовать на нравы нынешней молодежи. Не читающей книжки, не посещающей библиотеки и прочно погрязшей в новомодных гаджетах.
– Никуда не уходи. Я быстро. К Темычу с Ванькой сгоняю.
Тимур щелкает меня по носу и, стянув с себя толстовку и накинув ее на мои плечи, скатывается вниз по лестнице. Чтобы перед выходом коротко обернуться, послать мне воздушный поцелуй и исчезнуть из аудитории. Оставив после себя легкий аромат моего любимого океанского парфюма, приятное покалывание на кончиках пальцев и блуждающую улыбку у меня на губах.
– С опасным человеком встречаешься, киса.
Улучив момент, когда вокруг нас никого, Панина приближается ко мне, и, всунув стакан с кофе в мои озябшие ладони, прислоняется бедром к парте. Сегодня ее волосы затянуты в высокий гладкий хвост, на лице минимум косметики, а еще отсутствует вечное выражение скуки и пренебрежения на красивом, в общем-то, лице. Так что ничего в ее облике и отдаленно не намекает на ее любовь к сомнительным тусовкам в дорогих клубах, мальчикам-миллионерам и экстремальной езде на крышах лимузинов.
– И не страшно тебе?
Пройдясь цепким оценивающим взглядом по моей персоне, она на миг застывает, погрузившись в какие-то свои воспоминания, и неуклюже передергивает плечами. И от этого искреннего беззащитного жеста мне вдруг отчаянно хочется заглянуть за непроницаемую маску, которой прикрывается прокурорская дочка.