– Пойдем.
Я бережно обхватываю Стасю за плечи и вывожу в коридор, помогая ей одеться. Запахиваю крепче полы ее длинного пальто и затягиваю пояс дрожащими от гнева руками. Странно, но при всей моей импульсивности я не совершил ничего такого, что позволило бы мне провести остаток вечера в отделении полиции. Однако, прогресс.
В который раз проклиная приглашение на этот чертов ужин, мы со Станиславой торопливо вываливаемся на лестничную клетку и так же нетерпеливо ждем лифт. Чтобы как можно скорее свалить из этого ненормального жилища и не видеть возомнившую себя вершительницей чужих судеб Стаськину маман. Спускаемся вниз, крепко обнимая друг друга, и стараемся избавиться от прогорклого послевкусия, оставшегося после неприятного разговора.
А потом я спотыкаюсь и застываю, замечая в серебристо-стальных глазах Славы слезы. Стираю их бережно подушечками пальцев и задыхаюсь от щемящей нежности.
Моя маленькая девочка. Мой храбрый воин. Готова испортить отношения с родными, лишь бы защитить меня.
Глава 22
Слава
Со злополучного ужина у родителей прошла уже пара недель, а я до сих пор не могу восстановить нарушенный баланс. Все чаще язвлю, обливая попадающихся под горячую руку людей ядовитым сарказмом. Все чаще слетаю с катушек, ругаясь с даже самыми безобидными представителями нашей разношерстной группы. И все чаще забываю выполнить те или иные поручения преподов, сосредоточившись совсем не на учебе.
Время торопливо утекает сквозь пальцы, и я всеми силами стараюсь остановить его бег. Пытаюсь запечатлеть наши счастливые мгновения с Тимуром в памяти телефона, не пропускаю ни одного его заплыва и иногда подумываю о том, чтобы набить на ребрах тату.
Вытаскивая вечно разряженный гаджет из сумки, я фоткаю Громова, когда мы сидим с ним в кафе и глушим сладкое какао с молоком. Я снимаю на видео все его старты и подолгу их пересматриваю, когда остаюсь одна. И все больше похожу на психованную одержимую маньячку, намертво приклеившуюся к объекту своего обожания.
Благо, Тимур испытывает ту же палитру горько-острых эмоций и не потешается, когда я прошу подарить мне его любимую серую толстовку с капюшоном.
– Год – это же так долго!
– Я бы ни за что не смогла…
– Да он найдет себе англичанку, как только приедет!
Подобные шепотки, наполненные злым торжеством, едва ли не каждый день ударяются мне в спину. И единственное, что я делаю – так это стискиваю до боли пальцы и прикусываю до крови губы, высоко вздернув подбородок. Я мечтаю, чтобы все эти прогнозы оказались неправдой, и одновременно боюсь, что расстояние разделит нас с Громовым навсегда.
Я, как никогда, нуждаюсь сейчас в поддержке и словах одобрения, но даже преданная и обычно оптимистично настроенная Летова держит нейтралитет, скептично хмуря тонкие светлые брови.
– А я бы не отпустила никуда Тимура на твоем месте, – в одну из наших ставших редкими встреч бурчит подруга, поглощая вот уже вторую порцию шоколадного мороженого, и нетерпеливо болтает недостающими до пола ногами.
– Он же не вещь, Лид! Мне, что, привязать его, что ли? – неуютно пожимаю плечами, озвучивая банальные, в общем-то, истины, и продолжаю недоумевать по поводу того, когда люди успели стать настолько эгоистичными.
Громову выпал один шанс если не из миллиона, то из нескольких тысяч, перед ним открываются новые горизонты и маячат интересные возможности. И я сама себе не прощу, если лишу его этого из-за каких-то дурацких опасений и комплексов.
– А я бы привязала! – с напором небольшого бронетранспортера прет Летова, и я уже жалею, что согласилась составить ей компанию в этой вылазке.
Тихо устало выдохнув, я начинаю искать подходящую причину, чтобы свалить, но этого и не требуется. Потому что под моими озябшими от внутреннего холода пальцами загорается экран, на котором высвечивается единственно нужное имя.
Я лихорадочно отвечаю на звонок и, сунув неодобрительно хмурящейся Лидке купюру, выбегаю на улицу прямо в расстегнутом пальто. С рвущимся из горла хрипом пересекаю разделяющие нас метры и висну у Тимура на шее, пряча лицо у него на груди и впитывая неповторимый аромат океана и соленого ветра.
– Я тоже скучал, принцесса.
Чуть слышно произносит Громов, но для меня эти слова гремят пароходной сиреной, разрывая мой мир на сотню разноцветных осколков. Как я буду без его согревающего «скучал», без его томительно-нежного «принцесса» и без этого прожигающего насквозь взгляда наглых голубых глаз?
Мотнув головой, я неуклюже смахиваю с ресниц набежавшие слезинки и прижимаюсь к Тимуру еще теснее. Чтобы спустя пару минут шагать вместе с Громовым по оживленной улице и лавировать между спешащими куда-то прохожими. А потом нырять в неприметный проулок и спускаться в расположившийся в полуподвальном помещении тату-салон, где нас ждет мой одноклассник и по совместительству неплохой друг Колька Воробушкин.
– Ну, что, созрела, наконец, Аверина? – подмигивает мне это жизнерадостное чудовище, на теле которого не осталось свободного от чернил пространства, и гостеприимно указывает на стоящее по центру прекрасно освещенной комнаты с красными стенами кресло.
– Бей!
Решительно даю добро несостоявшемуся дизайнеру и прикрываю веки, переживая вспышку боли. Иголка уверенно царапает кожу, а я стискиваю зубы и представляю, как плавные линии сольются в единый узор, имеющий значение для нас с Тимуром.
– Estas en mi corazon, – рассеянно улыбается Громов, с неприкрытым восхищением изучая украсившую мое тело надпись, а потом занимает мое место и, сбросив свитер, просит Николая. – А нарисуй-ка мне инициалы «A.S.» здесь.
Его пальцы касаются обнаженной груди – там, где скалит пасть изученный мной до каждой черточки медведь. А меня затапливает мощной лавиной нежности. Что-то внутри ломается с оглушительным треском, и я часто моргаю, не зная, чем себя занять.
Делаю пару шагов к высокому узкому столику рядом с креслом, глажу маленькую фарфоровую статуэтку-балерину и не нахожу слов, способных описать мое состояние.
Это спонтанно родившееся решение Громова еще сильнее привязывает меня к нему, прибивает невидимыми гвоздями и возводит наши отношения в иной ранг. Как будто ухмыляющийся Колька сейчас не выбивает на бронзовой коже простые буквы, а ставит клеймо. Кричащее о том, что Тимур принадлежит мне, и это не вытравить ни временем, ни обстоятельствами, ни лазером.
– Ненормальный, – чуть слышно шепчу я, растягивая губы в шальной улыбке, и понимаю, что сама недалеко ушла от Громова.
Пьяная от любви, обезумевшая от эйфории и внезапно поверившая в чудеса.
В то, что Дед Мороз существует и дарит подарки хорошим девочкам. Что счастливый случай толкает тебя в объятья правильного человека. Что судьба не ошибается и умело переплетает нити в целое полотно.
– Готово! – с довольным видом восклицает Воробушкин и, подмигнув, сообщает: – на парные тату скидка.
И мы покидаем его гостеприимную обитель с запасом бинтов, пленки и детского крема в рюкзаке. Забуриваемся в ближайшую кофейню и долго, с чувством, с расстановкой спорим, чей рисунок круче. Целуемся до головокружения и плывущих перед глазами звезд и живем этим мгновением.
А потом время, словно срывается с цепи, и события начинают сыпаться с немыслимой скоростью. Вот Тимур вместе с пацанами выигрывает командник и стоит на верхней ступени пьедестала мокрый и такой красивый, что на него больно смотреть.
Вот мы заходим в аудиторию, где нас ждут три самых строгих препода, и трясущимися конечностями тянем билеты. Чтобы спустя пару минут вцепиться в листки бумаги и с завидным энтузиазмом строчить то, что осталось в гудящих после бессонных ночей подготовки головах.
Отвечаем, проглатывая окончания слов, и хватаемся пальцами за деревянную кромку шатающейся кафедры. С буйным гвалтом высыпаем в коридор и дико нервничаем прежде, чем получить зачетки с проставленными оценками.
Выбиваем рецензии, минуем предзащиту, сдаем дипломы, празднуем выпуск в пафосном лаунж-баре и… Все это сливается для меня в нечеткое мутное пятно, потому что таймер уже запустил обратный отсчет, и я не могу думать ни о чем другом, кроме отъезда Громова.
И я заранее готовлюсь к предстоящей разлуке, заготавливая десяток бессвязных прозаических монологов. Ищу равновесие и внутренний стержень, которые будут поддерживать меня целый год. И все равно оказываюсь не готова выйти из такси перед входом в аэропорт.
Всеми фибрами души я ненавижу это стеклянное здание, этих суровых таможенников, и пилота, которого я в глаза не видела, за то, что они забирают у меня Тимура. Я без каких-либо причин ненавижу пробегающую мимо стюардессу с разметавшимися от ветра волосами и ее расстегнутый пиджак темно-синего цвета. Я испытываю стойкую неприязнь к русоволосому шоферу средних лет, поторапливающему меня и что-то бурчащему про нерасторопных клиентов. А еще хочу едко поинтересоваться у привалившегося к стене Шилова, какой черт принес его сюда.
Но не успеваю, попадая в плен сильных рук Тимура, вытаскивающих меня из автомобиля с шашечками и бережно опускающих на землю.
– Привет, принцесса.
Хриплый баритон запускает ток по венам, требовательные губы жадно накрывают мои, и я так же яростно отвечаю на этот горько-сладкий прощальный поцелуй. Выбивающий почву у меня из-под ног, уносящий жалкие остатки здравомыслия и разжигающий под ребрами самый настоящий пожар.
Сейчас мне плевать на все: и на количество людей, снующих мимо, и на возможно задетые чувства ставшего свидетелем такой вот нашей близости Шилова, и на трезвонящий в кармане джинсов телефон. Я плавлюсь от уверенно-требовательных прикосновений умелых пальцев Громова и не хочу, чтобы это мгновение кончалось.
Но ничто в нашем мире не вечно, и мне приходится отстраняться от своего нереального мужчины, размыкать объятья и проходить через металлическую рамку, предварительно выпотрошив содержимое небольшого сине-серебряного клатча.