ь заполняет каждую клеточку промерзшего тела, а к подгибающимся ногам словно привязали тяжелые гири, которые ни снять, ни выбросить.
Я дышу часто и сипло, переживая калейдоскоп противоречивых эмоций из тоски, гнева и необъяснимой эйфории. Бурно ругаю себя за то, что поддалась соблазну и очертя голову рванула к Громову в бассейн. А еще очень хочу быть такой же сильной и несгибаемой, как Панина, которая в подобной ситуации точно послала бы всех в замысловатое эротическое турне и вздернула бы вверх оттопыренный средний палец.
Я же до сих пор не могу справиться с трясущимися конечностями.
– Станислава?
Как из-под земли, передо мной вырастает как всегда идеальный Белов в идеально сидящем на его атлетической фигуре костюме и идеальных черных туфлях, на носу которых нет ни единой пылинки. Правда, всю безупречность молодого преподавателя портят живущие своей жизнью брови, выразительно ползущие вверх при виде насквозь промокшей меня.
– Здравствуйте.
Пищу я, пока непроницаемый рентгеновский взгляд скользит по моим разметавшимся в беспорядке волосам, фиксирует напрочь испорченный макияж и быстро спускается к ступням в мокрых капроновых носках.
– Аверина, вы же простудитесь и заболеете. А кто мне потом зачет будет сдавать?
Пытается развеселить меня шуткой обычно хладнокровный, как сотня удавов, блондин и даже стягивает с себя пиджак, чтобы прийти на помощь попавшей в беду девушке. Только вот я испытываю колоссальную неловкость и, вывалив на собеседника тонну благодарностей, сбегаю. Успев сообщить, что у доброй самаритянки Паниной имеется комплект запасной одежды для невезучей меня.
– Господи, Стася!
Всплескивает руками Полинка, которой я позвонила парой минут раньше, когда отошла от первого шока, и затаскивает мое неудачливое величество в туалет. Критично изучает прилипший к моему телу джемпер, сгружает мой нехитрый скарб на подоконник и бросает на пол спортивную сумку. В которой, на счастье, имеются плотные черно-розовые леггинсы, спортивный топ, удобные розовые Нью Бэлэнсы и безразмерная серая толстовка.
Стучит носком грубых ботинок по кафелю, пока я переоблачаюсь в ее спортивную форму, и достает из заднего кармана узких дизайнерских джинсов пачку влажных салфеток.
– Стой смирно.
Укоризненно шикает прокурорская дочка, когда я пытаюсь пробраться к зеркалу, чтобы узреть масштаб случившейся катастрофы, и бережно удаляет с моего лица остатки чернильно-черных разводов. Как будто имеет диплом по ободрению попавших в затруднительную ситуацию девиц.
– Спасибо, Поль.
– Не за что.
Отмахивается, словно я только что сморозила несусветную глупость, и выталкивает меня обратно в коридор. И я отчего-то жду, что из-за угла снова выскочит заботливый Белов со своим стильным пиджаком в руках.
Нервно хохотнув, я плетусь следом за Паниной и в глубине души радуюсь, что она строго-настрого запретила мне садиться за руль. Едва не отвесила увесистый воспитательный подзатыльник и предложила устроить у нее на квартире маленький девичник с виноградом, тремя видами сыра и бутылкой сухого красного вина.
От подобной перспективы у меня во рту собираются слюни, апатия отступает, и я даже готова взять на себя готовку чего-нибудь сытно-мясного, если по пути мы заскочим в подходящий гипермаркет. И я уже успеваю расслабиться и нарисовать в воображении с десяток воодушевляющих картинок, когда мою идиллическую реальность ломает своей вибрацией зажатый в ладони телефон.
Недолго я смотрю на высветившееся на экране имя и, подавив вздох сожаления, принимаю царапающий по нервам вызов.
– Здравствуйте, Елена Евгеньевна. Я? Не забыла, конечно. Скоро буду.
Нагло вру своей будущей свекрови и, торопливо закончив беседу, тру онемевшими холодными пальцами виски. Сегодня мы должны встретиться в ресторане, где состоится торжество, согласовать меню и пропустить по чашечке кофе. И я должна светиться от счастья и быть воодушевленно-жизнерадостной невестой. Только вот счастья во мне ни на грамм.
Испустив тяжелый обреченный вздох, я веду ладонью по мягкой коже кресла и отрешенно смотрю в чуть затонированное стекло, за которым смешная девчонка с двумя косичками что-то выговаривает склонившему набок голову парню в ярко-оранжевой толстовке с веселым скелетом на спине. А потом этот отважный мальчишка срывается с места, подхватывает ее на руки и кружит так, что даже у меня захватывает дух.
– Съездишь со мной в ресторан, Поль?
Я последний раз мажу взглядом по весеннему солнцу, которое выходит из-за туч и сияет вопреки всему, что бы ни происходило в моей реальности, и отворачиваюсь. Не желая смотреть на чужие улыбки и быть свидетелем чужой любви, когда у самой внутри раздрай.
– Всенепременно. Как я могу пропустить очередной выпуск передачи «Моя свекровь – монстр».
Громко фыркает Панина и, крепче стиснув оплетку руля, закладывает крутой вираж, обливая стоящего у пешеходного перехода парня водой из лужи. Буро-коричневые капли оседают на идеально отутюженных черных штанах, пачкают начищенные до блеска терракотовые ботинки и стирают безмятежное выражение с лица брюнета. Только вот если судить по хитрой мстительной ухмылке подруги, устроенная ей акция совсем не случайна.
– Козел!
Выплевывает она с чувством, я же не считаю нужным провоцировать ее на откровенность. Захочет – расскажет.
В принадлежащее каким-то друзьям Шиловых заведение, расположенное на берегу водохранилища, мы с Полиной прибываем с получасовым опозданием. Мельком оцениваем белоснежный высокий шатер и летнюю веранду со светлой мебелью, гордо вышагиваем по серой тротуарной плитке и отстраненно киваем свадебному распорядителю – приятной женщине лет сорока с короткой ассиметричной стрижкой и приклеенной улыбкой. После чего организатор торжеств Татьяна любезно провожает нас в просторный зал, рассчитанный на сто двадцать – сто пятьдесят человек. Со столами из натурального дерева, удобными мягкими стульями, самым настоящим камином и кипенно-белым роялем, за которым будет сидеть какой-нибудь титулованный пианист.
Я не могу отрицать, что в выбранном чрезмерно заботливыми родительницами месте, действительно, уютно. Выдержанный спокойный интерьер радует глаз, панорамные окна открывают чудесный вид на залив, а персонал умеет быть тихим и практически невидимым.
– Здравствуй, дочка.
Преувеличенно бодро бросает Елена Евгеньевна, а мне взвыть хочется от этого обращения, вызывающего лишь непримиримое отторжение. Так что я едва уловимо хмурюсь, но все же выдавливаю ответное приветствие.
– Здравствуйте.
– Надеюсь, ты хоть на свою свадьбу приедешь вовремя?
– Да она вообще не придет.
Не ожидавшая такого пассажа, Шилова-старшая давится белым вином черт знает какого года выдержки и ошарашенно хлопает недавно наращенными в салоне ресницами. Порывается сказать что-то нелицеприятное, но с ее губ камнями падают только междометия, вроде «ах» и «ох».
– Знакомьтесь, это моя подруга Полина Панина, которая любезно согласилась быть свидетельницей у нас с Кириллом на свадьбе.
С убийственным позитивом я представляю вклинившуюся в нашу беседу Польку и нахально игнорирую ее острые многообещающие взгляды, метаемые в мою скромную персону. Потому что картина скривившейся будущей свекрови явно того стоила. Пожалуй, если бы мы впихнули в Елену Евгеньевну целое блюдце лимонов, вряд ли бы добились подобного эффекта.
– Кхм. Я пока обсужу с Танечкой еще раз меню, ладно?
Старшая Шилова изо всех сил старается удержать лицо и не пуститься в оскорбления вольготно размещающейся в кресле Паниной, я же не имею ничего против того, чтобы остаться хотя бы ненадолго с приятельницей наедине.
– Вот одно мне скажи, а, Стась, – Поля берет небольшую паузу, чтобы монстр-свекровь успела отойти на приличное расстояние, чтобы нас не слышать, и наклоняется ко мне. – Тебя ведь от всей их семейки воротит. Кирилла ты не любишь, родителей его едва терпишь. Почему свадьбу не отменяешь?
Оказавшаяся на удивление проницательной прокурорская дочка задает очень правильные вопросы, попадающие в нужные болевые точки. Заставляя меня по сотому кругу возвращаться к не раз обмусоленным рассуждениям и снова крутить так и эдак принятое решение.
– Знаешь, Поль, – я медленно выдыхаю, задумчиво закусывая нижнюю губу и барабаня пальцами по столешнице. Пытаюсь сформулировать хаотичные мысли, и очень хочу верить, что подруга меня поймет. – Я существую сейчас на долбанном автомате. Потому что так надо. Потому что привыкла. На меня каждый день давит мама. Расписывает достоинства сделанного выбора. Отец постоянно интересуется, как у нас с Кириллом. И я банально не готова им признаться, что ничего не чувствую к Шилову.
Я тонко всхлипываю и, вскинув подбородок, смотрю прямо в глаза Паниной, где, к моему огромному облегчению нет и тени осуждения.
– А Громов?
– А что Громов?! – выкрикиваю так громко, что на нас оборачивается застывшая рядом с камином официантка, и осекаюсь. Втягиваю носом воздух с ароматом лимонника и хвои и прикрываю дрожащие веки. – Да, он вернулся. Да это выбивает меня из колеи и заставляет нервничать. Меня штормит и тошнит, как после американских горок. Только мы с ним поговорить нормально не можем! Сама видела, на что я была похожа после бассейна! Да у меня до сих пор ноги трясутся…
– И ты решила дать Шилову шанс.
– Ну, он был рядом эти месяцы… заботился… с проблемами моими разбирался… И я подумала, может… Может, не так важно, когда любишь ты? Может, важнее, когда любят тебя?
Глава 31
Тимур
Может быть, странно, но с моего отъезда ничего не изменилось. Шилов так и не заработал у парней авторитет, а Ванька так и не научился держать язык за зубами. Так что его мнение о том, куда Кирилл может идти со своим «Громов не нужен в сборной», было весьма и весьма… красноречивым. Приправленным парочкой отборных матов и содержащим вполне определенный маршрут, по которому мне бы точно не хотелось отправиться.