Я позволяю миловидной девушке-помощнице в строгой белой рубашке, застегнутой наглухо, и классических черных брюках помочь затянуть мне корсет и выбираюсь из примерочной – под естественный свет, перемешавшийся со светом десятка искусственных ламп.
Придирчиво изучаю в зеркале больше похожую на пышное облако или огромный зефир девушку и тихо ненавижу и Шилова, и Елену Евгеньевну, и собственную мать. А потом распахивается ведущая в коридор дверь, и мое бедное сердце замирает, пропуская удар…
– А вот и жених приехал.
Не догадываясь, что именно она делает, Максимович пропускает невозмутимого Громова внутрь в то время, как я уже готова сползти на пол и самым позорным образом разрыдаться. Каждая моя клеточка звенит от натянувшегося между нами напряжения, в горле пересохло, в груди то ли пожар, то ли черная дыра, то ли Бермудский треугольник.
Невыносимо долго Тимур скользит по мне нечитаемым взглядом, задерживается на провокационном декольте и спускается вниз – к вычурному многослойному безобразию. Заставляя потеряться в его кристальных омутах и забыть, как дышать. Вместе со мной замирают и превратившаяся из хозяйки салона в обычную девчонку Майя, и ее вышколенная помощница, и теперь мы втроем наблюдаем, как Громов с грацией хищника приближается к утратившей ориентиры и чувство пространства мне.
– Тимур, я…
Я силюсь выдавить из себя хоть что-то отдаленно напоминающее человеческую речь, но палец Громова надежно запечатывает мои губы. Ударяющееся в висок дыхание обжигает кожу и разбивает непроницаемый панцирь на тысячу чертовых осколков. Вышвыривает меня из вакуума, окуная в полный ярких красок и громких звуков мир.
Только с ним вот так до дрожи остро. Только с ним без тормозов. На гребанных максималках, где нет слова «стоп».
– Это платье. Оно ужасно. Сними его немедленно, Слава.
Глава 33
Тимур
– Все запомнили? – Алексеич в третий раз встряхивает перед моим носом пухлой потрепанной тетрадкой, готовой в этот же миг разлететься на отдельные листы, а у меня в ушах по-прежнему стоит звонкий Стаськин крик.
Приехала. Болела. Чуть через бортик не вывалилась. Как в старые добрые.
– Да, Семен Алексеевич! – вынырнув из собственных мыслей, я встраиваюсь в дружный мужской хор, чувствую Ванькино плечо слева, Темкино – справа, и испытываю кайф от того, что мы снова в связке.
Перебрасываюсь с ними шутками по пути к раздевалке, как губка, впитываю Славкино внимание, окутывающее меня мягким шлейфом, и намеренно отключаюсь от Шилова, оставшегося наедине с тренером. Мне не важно, на что Кирилл будет напирать в наверняка отрепетированной заранее речи, если я по-прежнему с легкостью обхожу его на финише. Вряд ли титулованный талантливый в прошлом спортсмен позволит обыкновенному середнячку выдвигать ему какие-то ультиматумы.
– Погнали в Мак, Гром? – от Ивана следует традиционное предложение, только вот сегодня я вынужден отказаться.
– Не могу. В другой раз, обязательно.
Клятвенно заверяю пацанов и ретируюсь, перекидывая сумку через плечо. На повышенных скоростях мчу вдоль коридора и пытаюсь промокнуть полотенцем все еще влажные волосы: если я опоздаю к сестре на примерку, она точно взбесится и выест мне весь мозг чайной ложечкой. Последнее время ее настроение меняется так стремительно, что мы с мамой не успеваем приспособиться к подобным перепадам и вовремя затариться коробкой шоколадных конфет.
До означенного пункта назначения я долетаю в рекордно короткие сроки, попутно смакуя мысль о возможной беременности Лерки, и резво заскакиваю в модный бутик, намереваясь развести мелкую и вытрясти из нее все подробности о ее новых отношениях и ставшем для всех сюрпризом бракосочетании. Только вот вместо малой в просторном помещении, залитом светом, нахожу Стаську в свадебном платье. Совершенно отвратительном свадебном платье.
До багровых пятен перед глазами меня бесит убогий корсет с кучей безвкусных блесток на нем. Бесит слишком глубокий уродский вырез. И жуткие огромные юбки, в которых можно провести приличную контрабанду дури, тоже бесят. Так что я не успеваю ни сделать вдоха, ни отконтролировать собственное тело, в два счета преодолевающее жалкие метры между мной и Славой.
– Тимур, я…
Большим пальцем я надавливаю на ее приоткрытые губы, призывая замолчать, и борюсь с практически непреодолимым желанием сдернуть с Авериной эту жуткую тряпку прямо сейчас – в присутствии владелицы салона и ее верной помощницы.
– Это платье. Оно ужасно. Сними его немедленно, Слава.
Стиснув зубы, я сражаюсь с инстинктами и опрометчиво утыкаюсь носом в Стаськин в висок, чтобы через мгновение захлебнуться земляничным ароматом ее кожи. От которого едет моя многострадальная крыша, коротит какие-то проводки в неадекватном мозгу, а ладони крепко сжимают тонкую девичью талию.
– Вы же сами выбрали эту модель! Я могу проверить переписку, но ошибки здесь быть не может…
Немного испуганно частит у меня за спиной странная девчонка с короткими фиолетовыми волосами, только на все ее доводы мне сейчас наплевать. Потому что здесь и сейчас есть только мы со Стасей и болезненное жжение под ребрами, заставляющее меня запихивать Аверину в не слишком вместительную примерочную с тонкими бежевыми стенами и зеркалом в пол.
– Не нужно.
Я отрезаю нас от внешнего мира плотной белой шторкой и на голых инстинктах разворачиваю Славу к себе спиной, прижимаясь к ней всем телом. Подозрительно быстро справляюсь с конструкцией из крючков-тесемок-шнуровки и до неприличия стремительно освобождаю Стасю от вызывающего искрящуюся ненависть наряда. Белое облако падает в угол – к ее ногам, и больше не мешает мне наслаждаться таким знакомым шелком сливочной кожи.
Татуировка под грудью. Родинка у лопатки. Впадинки чуть ниже талии.
Я заново исследую каждый миллиметр своего персонального кошмара и наркотика в одном флаконе, выбивая из Станиславы судорожные хрипы и стоны, и не могу от нее оторваться. Захлебываюсь от накатывающей волнами эйфории, оставляю на чужой шее слишком много говорящие укусы-метки и в очередной раз совершаю ошибку – растворяюсь в хрупкой принцессе с глазами московского серого неба.
Вдребезги. Все вдребезги. Мой мир. Ее вселенная. Мое самообладание. Ее сдержанность.
Надуманные «нельзя» растворяются в шумном дыхании – одном на двоих. Вечное «должен» рассыпается на осколки. Превращается в пыль. И ничего больше не мешает погрязнуть в этой неправильной-правильной близости.
Славкино податливое тело плавится под моими ладонями. Пальцы скользят по родным изгибам, вырисовывают новые узоры, стирают чужие прикосновения. И нет больше ни меня, ни ее. Снова есть только мы. Ненормальные, сбрендившие, подсевшие друг на друга, зависимые.
– Ты что творишь?
Едва уловимо шепчет Стаська, и сама же запутывается в моих волосах. Тянет ближе к себе, обвивает стройными ногами бедра, отчего догорают последние искры терпения. И я лечу в пропасть гребанного удовольствия, без сожалений утаскивая Славку за собой.
– Тимур…
Сипит надсадно. Пытается в хвост собрать разметавшиеся по обнаженным плечам волосы, а они не слушаются. Бросает эту затею, роняет неприметную черную резинку на пол и всхлипывает, прикрывая подрагивающие веки. А у меня от этой щемящей нежности внутри все звенит, заставляет сгрести чертову девчонку в охапку и бережно вести руками вдоль позвоночника.
– Ну, чего ты, принцесса? Не понравилось?
– Дурак!
Вскидывает подбородок Аверина, и я снова проваливаюсь в серебристо-стальную бездну ее глаз. Осторожно стираю застывшие на ресницах слезинки, очерчиваю овал красивого лица и, не устояв, впиваюсь томительным выматывающим поцелуем в ее припухшие губы, чтобы снова выпасть из реальности и потерять счет времени.
– Станислава Константиновна, – из-за шторки раздается глухое покашливание, и мы вдвоем замираем, как пойманные на «горячем» подростки. – Прошу меня извинить, но вы еще модели смотреть будете?
– Нет.
Выдыхаем мы в унисон и с облегчением слышим звук удаляющихся шагов. А потом я не без труда отстраняюсь от Стаси, помогаю ей выудить белье из вороха фатина и не без сожаления застегиваю крючки темно-синего кружевного бюстгальтера. Не отстраняюсь, пристально наблюдая, как Аверина ныряет в узкое тугое платье, и придвигаю ее к себе, устраивая ладони на соблазнительном плоском животе.
Застываем. Не двигаемся. Ловим отголоски дурманящей близости. Разве что не шатаемся, как пьяные.
– Ты должна отменить свадьбу, Слава.
Сминаю пальцами тонкую ткань, веду носом по хрупкой шее, ловлю губами разбежавшиеся по коже мурашки и попадаю в нирвану. Эта девчонка определенно стоила того, чтобы послать все договоренности и вопреки уговорам сорваться в Москву раньше срока.
– Почему ты вернулся, Тимур?
Как будто подслушав мои мысли, спрашивает Станислава и превращается в напряженную струну. Кусает щеку изнутри, впивается ногтями в мои ладони, цепенеет. И я понимаю, что ей нужна правда. Ложь разрушит неустойчивый мостик, протянувшийся между нами, и отбросит на сто шагов назад.
– Потому что не мог смириться с тем, что ты выходишь замуж за другого.
Мое признание падает на пол, словно водородная бомба, только действует с точностью до наоборот. Склеивает разбитое, возвращает утраченное, проливается лечебным бальзамом на незажившие до конца раны. И я собираюсь сказать Стасе, как дико по ней скучал и что под дулом пистолета больше ее не отпущу, когда наше уединение бесцеремонно нарушают.
– Ты?!
Больше похожий на ультразвук крик врезается в барабанные перепонки, из-за чего мне приходится выплывать из расслабленной неги и концентрироваться на появляющемся за спиной раздражителе – моей собственной сестре, напоминающей готовую ринуться в бой амазонку.
– Решила опять моему брату жизнь испортить?!
Продолжает вопить мелкая, и я со всей серьезностью собираюсь отвесить ей увесистый подзатыльник. Внутри все кипит от впивающегося колючкой в грудь обвинения, и я рыч