у, разворачиваясь к сестре и закрывая Стасю корпусом.
– Не лезь!
Всеми фибрами ощущаю, как от меня плывут злые острые волны, о которые можно порезаться, но Валерия отличается фамильным упрямством и бесстрашием Громовых. На мой призыв не вмешиваться она лишь невозмутимо поправляет уложенную в мелкие кудряшки прическу и набирает в легкие воздуха.
– Ты из-за нее такой шанс прос… фукал, а я не лезь?!
– Замолчи!
В эту секунду я готов разругаться ради Славки с целым миром. Готов рвать и метать, сдвигать горы, ронять небо и черт знает что еще, лишь бы не видеть ее побелевшее лицо и искусанные в кровь губы.
– Замолчи, Лера, – повторяю с нажимом и встряхиваю сестру за плечи, чтобы угомонилась.
Только вот магия момента уже безвозвратно упущена, задавлена суровой реальностью. Пропасть недосказанности снова простирается между нами со Стасей, мешая здраво рассуждать. Поэтому неудивительно, что Аверина бочком протискивается между мной и стенкой, подхватывает по пути ботинки на высоком каблуке и рвано выдыхает.
– Не надо, Тимур.
Бросает едва различимо через спину, торопливо обувается и стрелой мчится к выходу. Неуклюже спотыкается о светло-бежевый коврик «добро пожаловать», цепляется за подлокотник стоящего рядом кресла и выскакивает за дверь, ни с кем не прощаясь, пока я нещадно туплю.
– Мелкая, если б не ты…
С трудом глотаю толпящиеся на языке маты и срываюсь за Стасей, игнорируя летящее вслед «Ну, и беги за ней, идиот!». Скатываюсь с лестницы, вываливаюсь на ступеньки и успеваю поймать за запястье Славу до того, как она исчезнет, оставив меня наедине с едким разочарованием и мерзкой тоской.
Бережно беру ее лицо в ладони, вынуждая смотреть мне прямо в глаза, и снова целую растерявшуюся от моего напора девушку. Прижимаю крепче к себе, глажу поясницу, лопатки, плечи. Потому что внутренние тормоза отказали примерно час тому назад, стоп-сигнал не срабатывает, а мягкие тонкие пальцы так ожесточенно царапают мою шею, что я тону в опутавшем нас безумии.
Не знаю, как я вообще пережил столько дней без нее…
– Слава! Аверина! Ты что творишь, твою мать?! – мы настолько глубоко погружаемся в накрывшую нас болезненно-страстную бездну, что далеко не сразу отлипаем друг от друга и не с первого раза фокусируемся на сигналящем нам Шилове.
Вероятно, он стал свидетелем происходящего, и теперь может похвастаться неровными малиновыми пятнами на щеках и дергающимся глазом. Только меня этот факт ни разу не радует. До выворачивающей внутренности бури не хочу, чтобы Стася отвечала за последствия моего поступка и на нее полилась мощным потоком грязь.
– Не вмешивайся, пожалуйста.
Невесомо касаюсь губами Славкиного виска, слетаю с порожек и преграждаю Кириллу путь, не позволяя ему приблизиться к дрожащей девушке, обхватившей себя руками. Ненавижу его так же сильно, как он меня, и готовлюсь, что грядущая беседа ничем хорошим не кончится.
– Свадьбы не будет, Кир.
Озвучиваю единственную логичную после всего случившегося истину и равнодушно встречаю колючий враждебный взгляд. Не трогает. Меня не трогает, в отличие от багровеющего Шилова, гневно раздувающего ноздри.
– Да пошел ты! Отстань от Станиславы, Гром! Вали на хрен! Катись уже обратно в свою Англию!
Выплевывает мне в лицо бывший друг, нагнетая и без того тяжелую атмосферу, а у меня забрало падает. Копившаяся месяцами злость концентрируется под ребрами, пальцы на автомате сжимаются в кулак, и рука сама впечатывается Шилову в челюсть.
Не вижу ничего, кроме кровавой дымки перед глазами. Веду себя, как подросток с бурлящими гормонами, а не как уравновешенный взрослый мужик. И бью Кирюху еще раз. С удовольствием. С оттяжкой. Отчего он грузно оседает на влажный тротуар, держась за наливающуюся бордовым скулу.
– Урод!
Шипит хрипло, порываясь вскочить на ноги, и приземляется обратно на задницу, пока мой внутренний зверь призывает закончить начатое – сломать Шилову пару ребер, вывихнуть плечевой сустав, чтоб плавать еще пару месяцев не смог. Только вот вдолбленный с раннего детства в подкорку принцип «лежачих не бьют» сильнее шкалящего адреналина.
Поэтому я прикладываю титанические усилия и все-таки отступаю. Надо поскорее убраться отсюда, чтобы не видеть перекошенную физиономию Кирилла. Славу я ему все равно не отдам, а вот закатать бывшего приятеля, если он еще что-нибудь вякнет, в асфальт вполне могу.
Глава 34
Слава
– Я даю тебе два дня, чтобы отменить свадьбу.
А потом что? Взорвешь ЗАГС? Засунешь меня в багажник своей новой тачки и увезешь?
Хочу озвучить все эти вопросы стоящему напротив Громову, только вот онемевшие губы беззвучно шевелятся и не могут сложить ни единого слова. В голове сумбур, сердце колотится, как бешеное, и мне бы по-хорошему наорать на Тимура, припомнив ему месяцы убивавшего меня молчания. Но не получается…
Я рассеянно растираю озябшие плечи, жалея о забытой в салоне куртке, и с какой-то голодной жадностью рассматриваю царапинки на Громовских костяшках, к которым мне отчаянно хочется прикоснуться и стереть с них капли чужой крови.
Хорошая невеста сейчас должна на всех порах лететь к валяющемуся на тротуаре жениху, спотыкаться на ступеньках и переживать, что у него сломана челюсть. Любящая невеста должна искать в сумочке влажные салфетки, выуживать их с самого дна дрожащими руками и вызывать полицию, чтобы сотрудники приехали и зафиксировали нанесенные побои.
Только вот у меня при виде ошарашенного Шилова с разбитой скулой в груди ничего не екает и не колыхается. И я эгоистично возвращаю все свое внимание Тимуру, наблюдая, как расширившиеся зрачки его умопомрачительных глаз постепенно приходят в норму.
– Тебя отвезти?
Он стягивает с себя толстовку и укутывает меня в нее, как будто ему глубоко и с высокой колокольни плевать, что по этому поводу думает поднимающийся с колен Кирилл. Громов улыбается мне своей фирменной ухмылкой, заставляя судорожно глотать воздух, и сбрасывает вот уже четвертый вызов от неугомонной Лерки, вознамерившейся воспламенить его телефона. А я до тремора в конечностях не желаю быть причиной его разлада с семьей, поэтому впиваюсь ногтями в ладони и вдохновенно вру.
– Не нужно, спасибо. Меня Панина заберет.
Тушуюсь под пронзительным взглядом видящего меня насквозь Тимура и покрываюсь неровным румянцем, когда Полька в очередной раз меня спасает. С визгом шин она выруливает из-за угла и паркуется в неположенном месте, отрезая нас с Громовым от Кирилла.
– Аверина! Давай бегом, мы опаздываем!
– До свидания, Стася.
Громовское прощание впечатывается мне между лопаток и провоцирует фестиваль бабочек в животе, пока я цокаю своими неудобными каблуками по ступенькам и запрыгиваю на переднее сиденье сверкающего после мойки авто. Устало откидываюсь на спинку мягкого кресла, с силой тру виски и до сих пор переживаю жесточайшие эмоциональные качели.
– Аверина, тебе определенно надо напиться! К счастью, у меня в багажнике завалялся пакет с вином, Бри и шоколадка!
Совсем уж неприлично хохочет Панина и ракетой срывается с места, вынуждая гадать, чего еще я о ней не знаю, кроме маниакальной тяги к гонкам и тотального игнора поджидавшего ее вчера у университета мальчика на стареньком байке.
Так что уже через каких-то полчаса мы забуриваемся ко мне, переодеваемся в пижамы и по негласной традиции складываем мобильники в коробку в прихожей, чтобы посвятить вечер друг другу и ни на что больше не отвлекаться.
Варим осенний суп, именуемый в народе глинтвейном, разливаем получившийся напиток насыщенного бордового цвета в подаренные родителями на прошлое Рождество бокалы и с ногами забираемся на уютный светло-бежевый диван, купленный на распродаже.
– Ты не поверишь, но мы с Тимуром… опять…
Допиваю третью по счету порцию горячительного и, затаив дыхание, вываливаю на осоловевшую Полинку сенсационную новость. Поджимаю пальцы ног и готовлюсь к ставшему привычным спутником подобных бесед неодобрению, только вот прокурорская дочка оказывается лучшей из всех моих приятельниц. Она радостно смеется и заключает меня в теплые тесные объятья, прижимаясь лбом к предплечью.
– Пусть хоть у кого-то из нас двоих будет все хорошо.
Панина провозглашает короткий, но емкий тост и старается спрятать горькую ироничную ухмылку. А я снова не лезу ей в душу, боясь разбередить то, что прокурорская дочка так старательно пытается оставить в прошлом.
– До сих пор не могу привыкнуть, что ты меня не осуждаешь.
– Я же тебе не Летова!
Фыркает моя вредная, но такая сильная блондинка и тянется к стоящей на барной стойке кастрюле, чтобы снова наполнить бокал. А я возвращаюсь мыслями к Лидке, с которой мы совсем не общаемся, и по сотому кругу прокручиваю причины нашего разлада.
– Знаешь, Поль, сколько б ни вспоминала нашу с ней ссору, так и не смогла понять, что я сделала неправильно…
– Стася, солнце, перестань копаться в себе! – впервые за весь вечер хмурится Панина и щелкает меня по носу. – Открой глаза, наконец. Летова дружила с тобой только потому, что ты была ее пропуском в мир красивых мальчиков из сборной по плаванию. К тебе все тянулись, а ее никто никогда не замечал. Конечно, она давилась черной завистью и тихо тебя ненавидела. С самого первого курса.
А чего еще я не замечала у себя под носом?
Хмыкаю едко и иду стелить нам с Полинкой постель. Сворачиваюсь клубком на краю, прячу лицо в подушку и проваливаюсь в липкую паутину сна без картинок. Чтобы продрать глаза ближе к полудню и жмуриться от яркого дневного света, заливающего комнату. Шлепать босыми ногами в ванную и долго плескаться в холодной воде, возвращая безвременно почившую бодрость.
А потом проверять стоявший на беззвучном режиме телефон и залипать на греющем душу «Доброе утро, принцесса». Смахивать непрочитанное «Оставь в покое моего брата, Слава» и медленно, но верно выходить из себя при виде требовательного «Ты пригласительные подписала, дочь?!».