Голубая капсула — путь назад, в сказочную страну. Ярко-желтая — первый шаг к отказу от нее. Третью же капсулу выбирали наиболее часто. Это был замедлитель. Ее эффект — не положительный и не отрицательный — состоял в том, чтобы дать гормонам принимающего приостановиться на определенный период.
— Значит, у меня есть три дня, не так ли, папа?
Условия возникшей ситуации были внедрены в сознание каждого ребенка задолго до того, как он мог понять значение слов, которые теперь резко возникли в сознании Ларри.
Отец Ларри кивнул.
— Ты взял зеленую?
— Да. Я сделал неправильный выбор?
— В твоем возрасте я сделал тоже самое, — сказал старик.— Это единственный разумный выбор. Да, у тебя есть три дня, чтобы принять решение. Либо ты будешь всю оставшуюся жизнь принимать капсулы безмятежности, или можешь начать выздоравливать. Ты должен это решить сам для себя.
В животе у Ларри появилось какое-то сосущее чувство. Это были первые признаки беспокойства, первые муки от необходимости принять решение. Но в целом он оставался спокойным. Он всю жизнь принимал препарат Колетски, так что его организм еще не чувствовал в нем потребности.
Но все же — что выбрать? Как это можно решить за три дня?
Ларри поставил ноги на прохладный, упругий пол, поднялся с постели, пересек комнату и распахнул дверь. На другом конце зала робонянька возилась с его младшим братишкой. Восьмилетний мальчишка с заспанными глазами сидел в постели, в то время как фальшивая мать умывала и одевала его.
Ларри улыбнулся. Лицо его брата было спокойным, мягким, выглядевшим уверенно.
— Счастливчик, — сказал Ларри вслух. — У него остается еще девять лет счастливой жизни.
— У тебя может быть таковой вся остальная жизнь, сын.
Ларри повернулся. Голос отца был спокойным, без мельчайших намеков на эмоции или осуждение.
— Я знаю, — сказал Ларри. — Так или иначе...
Он привел себя в порядок и вышел из дома. Ларри шел по пешеходной дорожке, ведущей от его квартала к соседнему, чувствуя себя весьма странно, поскольку находился в каком-то неопределенном положении.
Пешеходная дорожка было пуста, за исключением бродячего продавца, идущего вперед согнувшись под тяжестью надувных игрушек. Ларри ускорил шаг и догнал его, коротконогого, длинноносого человека со складками беспокойства, морщинившими его тонкое лицо.
— Привет, сынок. У тебя уже есть надувная машина?
Он тут же показал ее и заулыбался принужденной, ровной улыбкой, которая тут же исчезла, когда продавец заметил люминесцентную нарукавную повязку, говорившую о статусе Ларри.
— А, ты Переходящий, — сказал продавец. — Тогда, я думаю, тебя не заинтересует надувная машинка.
— Наверное, нет. — Ларри взял игрушку из руки продавца и осмотрел ее. — Вы делаете их сами?
— О нет, разумеется, нет. Я получаю их от дистрибьютора. — Продавец нахмурился и покачал головой. — Они все время сокращают мое время занятости. Даже не знаю, как мне остаться при делах.
— Почему? Разве не всегда будет спрос?
— Должно быть, появится что-нибудь новенькое, — уныло сказал продавец. — Дети теперь не интересуются надувными игрушками. Они были хороши в прошлом году, но... — он мрачно вздохнул, — они становятся все хуже.
— Жаль это слышать, — попытался утешить его Ларри.
Он почувствовал внутри какое-то волнение — надувные игрушки были весьма популярными среди его друзей, и ему хотелось узнать, почему продавец делает такие ужасные выводы.
— Мне бы хотелось что-нибудь сделать для вас.
— Не волнуйся обо мне, сынок. У тебя сейчас свои собственные проблемы.
Продавец холодно улыбнулся ему и свернул с пешеходной дорожки на проселочную дорогу, ведущую к Детской площадке, оставив Ларри одного.
Какие странные слова, подумал Ларри и повертел их в голове, привыкая к тому чувству, которое они создавали. У тебя свои собственные проблемы. Он оглядел опрятный, чистый пригород с небольшими, привлекательными десятиэтажными домиками, стоящими среди аккуратно разбросанных зеленых садиков, и покачал головой. Да, проблемы. Быть или не быть. Это была фраза из какой-то старой пьесы, которую он прослушал в записи в библиотеке своего отца.
В то время пьеса показалась ему бессмысленной, но теперь беспокоила его, все время всплывая на ум. Он решил спросить о ней отца за отпущенные ему два дня и пошел дальше. Ему хотелось увидеть как можно больше взрослого мира, прежде чем наступит время принять решение, которое выберет он сам.
Город был лабиринтом соединенных друг с другом зданий, двойных проспектов, запутанных тихих улочек и кучи вывесок и реклам. Ларри стоял в сердце делового района, наблюдая, как взрослые снуют мимо него. Все они шли быстро и решительно, словно выполняли какую-то личную миссию.
— Мальчик, проходи, — раздался рядом чей-то голос.
Ларри оглянулся и увидел человека в форме, хмуро глядящего на него. Вид у него был угрюмый, но что-то промелькнуло в глазах человека, нечто вроде жалости, когда он заметил знак статуса Ларри. Ларри поспешно пошел дальше, в глубину паутины Города.
Он никогда не был здесь прежде. Город был там, куда все отцы уходили на целый день, на все время приятных часов в школе и на Детской площадке, и опять-таки из Города вечером отцы возвращались, грязные и раздражительные. Ларри никогда не ходил в Город прежде. Но теперь он почувствовал, что это необходимо.
Он не имел в виду какое-то конкретное место. Но прожив семнадцать лет в безмятежном мире, он просто должен был увидеть мир беспокойства, прежде чем принять решение.
Внезапно мимо промчался автомобиль, и Ларри отпрыгнул. Здесь, в Городе, автомобили носились прямо рядом с пешеходными дорожками, а не на летающих авиатакси над ними. Несколько секунд Ларри прижимался к стене здания, стараясь успокоиться.
Спокойствие. Оставайся спокойным. Гляди на все хладнокровно и объективно.
Вот только как это сделать?
Девять человек из десяти выбирают этот мир. Ларри провел пальцами по грубому кирпичу здания и почувствовал, как напряжение завязывается узлом в его животе. Девять из десяти. А может, именно я этот десятый? Неужели я хочу решить окунуться в эту жизнь беспокойства и остаться в ней навсегда?
Вроде бы все казалось так. Это грязное, сверхнапряженное, переполненное толпами народа место казалось абсолютно нежелательным. Выбор был очевиден.
Но все же...
Ларри покачал головой. Постояв еще пару секунд без всяких мыслей в голове, он отлепился от здания и сделал несколько колеблющихся шагов вперед. Теперь он был действительно испуган. Внезапно ему захотелось оказаться дома, чтобы снова познать гладкое спокойствие безмятежного дня.
Он пошел быстрее, затем побежал. Пробежав полквартала, он внезапно остановился.
Куда я бегу?
Он не знал. Он чувствовал себя попавшим в ловушку, окруженным и пораженным отчаянием.
Так значит, это и есть Город? Простите, но мне он совершенно не нравится.
— Ты тут один, не так ли? — раздался внезапно позади него голос. — Это не очень умно в твой первый выход без препарата.
Ларри повернулся. Человек, стоявший позади, был высоким и узкоплечим, с обрюзгшим лицом взрослого и широкой, хитрой улыбкой.
— Да, я совершенно один, — сказал Ларри.
— Я так и думал. Я сразу вижу Переходящего, даже без нарукавной повязки.
Ларри мельком глянул на свою руку и увидел, что нарукавная повязка куда-то исчезла. Очевидно, где-то потерял ее. Он посмотрел на незнакомца и хриплым голосом спросил:
— Чего вы хотите?
— Компании для выпивки, — приветливо сказал незнакомец. — Хочешь присоединиться ко мне?
— Нет, я... — пробормотал Ларри и внезапно сказал с твердостью, которая удивила его самого. — Ну, давайте пойдем, выпьем.
Алкоголь обжег ему рот, а привкус у напитка был каким-то прогорклым, но Ларри все же проглотил его и посмотрел на незнакомца, сидящего за столиком напротив.
— Мне не очень-то понравился этот напиток, — сказал он.
— Не удивлен, — усмехнулся его собеседник. — Это один из наших любимых.
— Наших?
— Городских, я имею в виду. Язвенников. Мы глотаем эту гадость, стараясь не думать о ее вкусе. Не удивляюсь, что тебе он не понравился.
Ларри сложил вместе указательные пальцы.
— Не думаю, что мне он понравится, сколько бы времени я ни пытался привыкнуть к нему.
— О-о!.. — Незнакомец слегка приподнял левую бровь. — Никогда?
Ларри покачал головой.
— А также весь этот Город, — вздохнул он. — Не думаю, что я городской. Наверное, я брошу все это и вернусь домой. Город не для меня.
— Выпей еще, — сказал незнакомец. — Выпей, я заплачу. Это отвлечет тебя от твоих проблем.
— Капсула сделает это гораздо эффективнее, — сказал Ларри. — Мне не нужно пить всякую гадость, чтобы успокоить свой разум.
— Значит, ты уже решил продать свои акции?
— Что?
— Я имею в виду, ты выбрал таблетки Колетски на всю оставшуюся жизнь, а?
Ларри помолчал, вспоминая то, что он увидел в Городе, и наконец кивнул.
— Наверное, да. Наверное, я действительно сделаю это.
— У тебя впереди еще больше двух дней, а ты уже все решил? — Незнакомец покачал головой. — С этим никогда не надо спешить, сынок. Ты должен все тщательно обдумать.
— И как тщательно я должен все обдумать?
— Скажи мне, что такое беспокойство? — внезапно спросил незнакомец.
Озадаченный его внезапным и вроде бы неуместным вопросом, Ларри замигал.
— Беспокойство? Ну... Беспокойство, не так ли? Страх? Язва и головная боль?
Незнакомец медленно покачал головой и взял себе еще одну порцию.
— Беспокойство — это чувство, что ты действуешь безрассудно, — тщательно выговаривая слова, сказал он. — Это понимание того, что все вокруг вот-вот станет еще хуже.
Ларри вспомнил продавца надувных машинок и кивнул.
— Но, значит, в начале все должно быть хорошо, не так ли?