Глаза Девенпорта вспыхнули холодным огнем.
— Предупреждаю тебя, лучше сначала позвони. Никогда не знаешь, что найдешь, если без предупреждения завалишься к ней!
Они стояли среди толпы, и Маршу не хватало места, чтобы ударить его. Сердито насупившись, он стал пробираться через толпу, прошел мимо прилавков с сахарной ватой и газетных киосков, нашарил в кармане пятнадцать центов и купил жетон. По крайней мере, на жетоны цена не изменилась. Говорили о повышении платы за проезд до двадцати центов, но этого не случилось.
Новые флуоресцентные лампы ярко освещали улицу, хотя и обнажали всю грязь на ней. Старая станция в Бруклине стояла посреди болота, и до дома оставалось пять кварталов. Все вокруг выглядело точно таким же, хотя играющие вокруг дети были совершенно незнакомыми.
Остановившись возле дома, Марш стал шарить в вещевом мешке в поисках ключей, все еще возмущенный тем, что заявил Девенпорт.
Он прекрасно знал Мэрилин и, усмехаясь в ожидании ее удивления, взбежал вверх по лесенке, сунул ключ в замок и открыл дверь.
— Эй! Угадай, кто пришел, Мэрилин! Я... — Его голос замер.
Она стояла посреди комнаты, неподвижная, с открытыми глазами, изумленно приоткрытым ртом, и очень походила на манекен в магазине — на какую-то свою копию в полный рост. Марш никогда не видел никого так мертво выглядевшего и все равно настолько живого.
Это было так, словно ее выключили, когда он ушел, и еще не успели снова включить.
Прошло не больше доли секунды, прежде чем она ожила и тепло заулыбалась, но и этой доли секунды было достаточно. Жизнь снова вошла в нее, изменения были очевидны. Марш чувствовал, как по спине бежит холодок, когда она побежала к нему.
— Фил! Фил! Ты же писал, что приедешь в пятницу, а сегодня только среда! Любимый, я как раз собиралась все прибрать и удивить тебя порядком, но думаю, что твое появление гораздо лучше удивления... Не так ли?
— Конечно, — сказал он без всякой теплоты.
Он не мог не думать о том, что увидел, когда открыл дверь — о марионетке Мэрилин, которая стала реальной, когда поняла, что он глядит на нее.
И он не мог не думать о предупреждении Девенпорта: Никогда не знаешь заранее, что найдешь, если приедешь без предупреждения. Возможно, подумал Марш, что Девенпорт и не имел в виду возможную неверность. Может, он намекал на что-то более ужасное, чем супружеская измена.
Рука Мэрилин слегка погладила его по щеке.
— Поверить не могу, что ты действительно вернулся. Я уже привыкла к тому, что увижу тебя только в пятницу... Я считала дни и часы, а с завтрашнего дня собиралась начать считать минуты.
— Нас привезли быстрее, чем рассчитывали. Поэтому мы получили два дополнительных дня — и нам даже оплатят их!
Марш попытался улыбнуться, но неотвязные мысли лишили его улыбку беззаботности.
— Ты какой-то странный, — сказала Мэрилин. — Холодный... почти что напуганный. Что-то не так? Любимый, два года... Надеюсь, с тобой там ничего не случилось!
Он приложил усилие, чтобы отбросить свое странное настроение.
— Да нет, просто непривычно быть дома, только и всего. И еще всякие мысли... — Он огляделся. — А тут все по-прежнему. Ты хорошо заботилась о доме.
Все выглядит так же, как тогда, когда я уходил. Пепельница, полная сигаретного пепла, сливы в блюде. Словно декорации и реквизит, мелькнула у него странная мысль. Ведь декорации и реквизит не изменяются, если никто не меняет их.
— В холодильнике есть пиво, — сказала Мэрилин. — Твоя любимая марка. Я закупила его для пятницы.
— Тогда пойдем выпьем. А то у меня что-то в горле пересохло...
Марш последовал за ней на кухню. Он вспомнил кое-что еще, что-то, о чем разговаривал с Гарри Девенпортом примерно год назад. Потом он забыл об этом разговоре, но теперь, как по волшебству, в его голове появилось все до последнего слова.
Это было немного позже Бейсика, они были в Германии, где в основном пили темное немецкое (очень вкусное) пиво и глазели на проходящих мимо немецких фрау.
Маршу и Девенпорту предстояло убить в Гамбурге целый день, они там были водителями, и пока на другой стороне улицы тянулось совещание на высоком уровне, шоферы томились ожиданием и ждали, пока их позовут.
Они были в одном из немецких баров, пили настоящее баварское темное крепкое пиво и то и дело перебрасывались словами. Марш пробыл в армии еще не настолько долго, чтобы привыкнуть к тому, что он далеко от своей жены. Он постоянно ощущал одиночество и не был слишком уж разговорчивым. Но с Девенпортом особенно и не поговоришь. Этот здоровяк всегда казался где-то на расстоянии в полмиллиона километров и был холоден, как вершина Эвереста. Марш почти ничего не знал о нем, несмотря на то, что они все время были рядом.
Но затем мимо прошла немецкая девушка, похоже, из тех, кто раздобрел на диете из винегрета и пива. На вид ей было лет двадцать пять, и она могла бы быть симпатичной, если бы сбросила килограммов двадцать. Марш задумчиво поглядел на нее. На ее толстом, улыбчивым лице не было заметно никаких признаков интеллекта.
За ней прошла еще одна девушка, потом еще одна. Приятные пухлые девчонки, которые, казалось, только и делали, что питались печеньем.
— Посмотри-ка на них, — сказал Марш Девенпорту. — Идут себе одна за другой, и все они одинаковые. Похожие друг на друга, как манекены на витрине. Черт побери, неужели я старею, раз меня тянет философствовать? — И он сделал большой глоток темного немецкого пива.
Но Девенпорт смотрел на него с холодным, насмешливым лицом.
— Возможно, они такие и есть, — сказал он.
— Что? Какие такие?
— Манекены, как ты и сказал. Марионетки.
Марш недоуменно помотал головой.
— О чем, черт побери, ты говоришь?
— Это моя старая теория. То, что большинство людей в мире — манекены, големы без собственной настоящей жизни. То, что живых людей очень мало, а остальная часть из нас просто игрушки. Игрушки, чтобы окружающий мир казался немного реальнее.
Внезапно по уличному кафе пронесся порыв холодного ветра. Марш вздрогнул.
— Манекены? Марионетки?
— Да. Почему бы и нет?
— Конечно, — сказал Марш, — мы-то с тобой настоящие люди. Ведь иначе мы бы не говорили об этом так, как сейчас.
Девенпорт рассмеялся.
— Не знаю как насчет тебя, но я-то настоящий.
Тогдашний разговор за пивом внезапно показался сейчас очень актуальным.
Мэрилин засуетилась на кухне, достала из холодильника две банки пива, открыла их, немного разбрызгав пивную пену (как всегда делала), аккуратно налила их в высокие стаканы, которые Марш купил года три назад.
Она выглядела совершенно настоящей.
Свежая улыбка, белые зубки, аккуратное маленькое личико и желто-каштановые волосы...
Настоящая?
Или просто работа умелого мастера марионеток?
Пот бисером покрыл лицо Марша.
— Мэрилин, — сказал он, — когда я вошел, я... Я подумал... Ты как-то странно смотрела на меня.
— Странно? Что ты имеешь в виду?
Она убрала со стола пустые банки из-под пива и поставила перед Маршем открытую новую.
Марш попытался подыскать нужные слова.
— Я имею в виду... Ты выглядела какой-то... пустой. Словно пустое тело, которое кто-то повесил на вешалку, чтобы оно высохло. Мне даже показалось, что ты так простояла все эти два года, с тех пор как меня призвали в армию. Что ты просто тщательно сделанная игрушка для меня. Что ты вообще не настоящая, Мэрилин. Почти что не настоящая.
Она внимательно поглядела на него.
— Фил, дай-ка свой лоб. Наверное, ты что-то подхватил, когда был за рубежом. Малярию или что-то такое, что повлияло на твои мозги.
Марш оттолкнул ее руку.
Возможно, я действительно спятил, подумал он. Или получил воспаление мозга. Нельзя же так говорить с женой спустя десять минут после того, как ты вернулся домой из Германии.
Но насмешливые слова Девенпорта острыми осколками впивались в него, утягивая назад, в тот ясный солнечный день в уличном кафе.
Марш отхлебнул пива.
— Фил...
— Что?
— То, что ты сказал минуту назад. Ты ведь пошутил, не так ли? Это просто какая-то шутка, которую ты услышал за границей. Ну, об этой реальности.
— О да, конечно. Конечно, детка. Не слушай меня. Я просто немного отвык от тебя, только и всего.
Но он при этом подумал: если среди нас очень мало настоящих людей и Мэрилин просто марионетка, значит, я могу включать и выключать ее всякий раз, когда мне нужно. Какая польза от игрушки, которую вы не можете включать и выключать?
Он некоторое время размышлял об этом, а Мэрилин унесла пустые пивные бокалы, вымыла их и убрала на столе. Она выглядела такой настоящей, прекрасной и желанной.
Он решил проверить это.
— Мэрилин?
— Да, Фил?
— Остановись. Просто стой. Замри. Я выключаю тебя, как марионетку. Представь, что я еще не вернулся из армии. Представь, что ты все еще стоишь неподвижно тут, ожидая меня.
Он ожидал, что она презрительно рассмеется, или рассердится, или отреагирует как-то так, как отреагировала бы Мэрилин на такие странные слова. Но она не сделала ничего подобного.
Она замерла на месте.
Еще секунду назад она была Мэрилин, улыбалась, дышала, любовно глядела на него. А теперь она стояла, разинув рот, неподвижная, точно кукла, которую он увидел, когда вошел в дом, с открытыми, остекленевшими глазами, лишенная всякой жизни, индивидуальности и движения.
Он подошел к кукле, которая только что была его женой, и осторожно дотронулся до ее лба. Лоб был холодным. Теплота Мэрилин была просто частью иллюзии.
Иллюзия. Он почувствовал, как по всему его телу бежит холодок.
— Очнись, — хрипло сказал Марш. — Проснись, Мэрилин. Разморозься.
И тут же словно повернули выключатель. Она очнулась, и жизнь снова потекла по ней.
— Что ты сказал, Фил? Боюсь, я не вполне расслы...
— Замри.
Она снова застыла. Замри, отомри. Щелк, щелк. Просто марионетка.