Интересно, подумал Рольф, что они могут говорить друг другу, когда они все такие одинаковые.
— Пойдемте, — сказала Джонни. — Я покажу вам, как надо танцевать.
Рольф повернулся, чтобы взглянуть на нее, на ее гладкие белокурые волосы и правильные черты лица.
Джонни улыбнулась красивой улыбкой, показав белые зубки. Может, она тоже тут новичок? — подумал Рольф.
— На самом деле я знаю, как надо танцевать, — сказал Рольф. — Но делаю это так ужасно...
— Это не имеет значения, — весело сказала она. — Пойдемте.
Она взяла его за руку. Может, она не считает меня похожим на обезьяну, подумал Рольф. Она глядит на меня не так, как остальные. Но почему? Ведь я такой уродливый, а она такая симпатичная...
Он посмотрел на нее, она взглянула на него в ответ, и он почувствовал ее взгляд на своем щетинистом лице со свирепым оскалом и горящими желтоватыми глазами. Он не хотел, чтобы она вообще глядела на него, он уже сожалел, что у него совершенно не подходящее для нее лицо.
Он обнял ее, чувствуя исходящую от нее теплоту. Она действительно очень высокая, понял Рольф, почти такая же высокая, как женщины-астронавтики, но не обладает резкой суровостью женщин Астрограда. Они начали танцевать. Она танцевала хорошо, Рольф неуклюже. Когда музыка кончилась, она повела его ко входу на веранду.
Они вышли наружу в прохладный ночной воздух. Огни города закрывали большинство звезд, но некоторые все же можно было еще заметить, а высоко над Йавком висела луна. Рольф смутно увидел огни Астрограда на другой стороне реки, и снова подумал о Лэни и Кенеди, и пожалел, что Кенеди не видит его сейчас со стоящей рядом красивой наземницей.
— Наверное, в космосе вы очень одиноки, — сказала она через какое-то время.
— Так и есть, — ответил Рольф, стараясь, чтобы его голос звучал нежно. — Но там мое место. Я воспитан и обучен для космоса.
Она кивнула.
— Да. Любой из так называемых мужчин в зале отдал бы десять лет своей жизни, чтобы полететь в космос. А вы говорите, что вам там одиноко.
— Эти долгие полеты в кромешной ночи, — сказал Рольф. — Они быстро надоедают. Вам хочется вернуться к людям. Поэтому вы возвращаетесь. Но к чему вы возвращаетесь?
— Я знаю, — тихо сказала она. — Я видела Астроград.
— Но почему все должно быть так? — спросил вдруг Рольф. — Почему астронавты такие удачливые и одновременно такие несчастные?
— Давайте не будем говорить об этом сейчас, — сказала она.
Мне хочется поцеловать ее, подумал Рольф. Но лицо мое слишком грубо, и сам я груб и уродлив, и она оттолкнула бы меня. Я помню маленьких симпатичных девочек-наземниц, которые осыпали меня насмешками, когда мне было тринадцать и четырнадцать лет, еще до того как я ушел в космос.
— Вы не должны быть одиноким, — сказала она, чуть приподняв одну из своих прекрасных бровей. — Возможно, когда-нибудь вы найдете того, о ком будете заботиться, Рольф. Возможно, когда-нибудь...
— Да, — кивнул он. — Возможно, когда-нибудь.
Но он уже знал, что все это неправильно. Разве он мог привести эту девушку к себе в Астроград? Нет, она просто играет с ним, развлекается на вечеринке. Ведь это нечто новенькое: занятие любовью с астронавтом.
Они молчали, он глядел на нее, а она на него. Он слышал ее частое дыхание, легкое и волнительное, совершенно не похожее на его сипение. Через некоторое время он придвинулся еще ближе, обнял ее рукой, чуть наклонил ее голову и поцеловал.
И уже целуя, он понял, что все испортил, точно так же как всегда все портил. Он стоял слишком близко, его тяжелый ботинок наступил на кончик ее туфельки, и он прижал свои губы к ее губам так, что буквально расплющил их. Но, тем не менее, он был очень близко к ней. Она не отталкивала его, но Рольф чувствовал, что она все равно держится отстраненно, не отдаваясь, в то время как он готов был отдаться ей весь. Он отодвинулся на шаг.
Она не успела скрыть выражение отвращения, которое ненамеренно появилось на ее лице. И он заметил это выражение, когда закончился поцелуй. И стал молча глядеть на нее.
— Возможно, когда-нибудь, — пробормотал он.
Она уставилась на него, не скрывая страх, который начал расползаться по ее лицу.
Рольф почувствовал холод где-то в глубине своего живота, и этот холод все рос, пока не дошел до горла и не проник в голову.
— Да, — сказал он. — Возможно, когда-нибудь. Но не с вами. И не с любой из тех, кто просто играет в игры. Сегодня вы просто хотели что-то сказать своим друзьям, вот почему добровольно вызвались быть моей нынешней компаньонкой. Но все, на что вы способны, это удержаться от насмешек надо мной. А может, вы делаете это из жалости? Но я не хочу от вас жалости, слышите меня? Уходите!
Она тоже отступила на шаг.
— Ты просто уродливый, неуклюжий клоун! Ты настоящая обезьяна!
Слезы испортили безупречную маску лица. Ослепленный гневом, Рольф попытался схватить ее за руки, но она вскочила и помчалась с террасы в зал.
Она словно коллекционер, внезапно подумал Рольф. Ее хобби — интересные встречи. И она хотела добавить меня к своей коллекции. В качестве опыта. Он неторопливо прошел в конец веранды и, переполненный гневом, уставился в ночную темноту. Он глядел на луну, совершающую свою мертвую, еженощную поездку по небу, и на брызги редких звезд. Ночь такая пустая и холодная, подумал он, но не больше, чем я.
Он повернулся и оглянулся на полуоткрытое окно. И там он увидел девушку, походившую на Джонни, но не такую высокую и в другом платье. Тогда он стал разыскивать взглядом Джонни.
Джонни танцевала с одним из индивидуалистов, хилым человечком сантиметров на десять ниже ее, со странными наростами на лице. Она над чем-то смеялась, и он смеялся вместе с ней.
Рольф снова уставился на луну, вспомнив предупреждение Лэни: тебя просто хотят высмеять. Посмотрите на большую обезьяну, скажут они.
Рольф понял, что должен немедленно уйти отсюда. Он — астронавт, а они — наземники, он презирал их за то, что они просто маленькие высокомерные куклы, а они смеялись над ним, считая его неповоротливой обезьяной. Он не был членом их расы, он вообще не относился к их миру.
Он вошел в зал. Квинтон тут же подбежал к нему.
— Я ухожу, — сказал Рольф.
— Что? Ты не можешь уйти, — ответил маленький человечек. — Ведь вечеринка только-только начинается, еще есть десятки людей, которые хотят встретиться с тобой. И ты пропустишь грандиозное шоу, если не останешься.
— Самое грандиозное шоу я уже видел, — сказал ему Рольф. — Теперь я хочу уйти. Немедленно.
— Ты не можешь сейчас уйти, — сказал Квинтон, и Рольфу показалось, что в уголках глаз маленького человечка он заметил слезы. — Пожалуйста, не уходи. Я сказал всем, что ты будешь на моей вечеринке... Ты же просто опозоришь меня!
— А меня это волнует? Выпусти меня отсюда.
Рольф пошел к двери. Квинтон попытался вернуть его обратно.
— Минутку, Рольф. Пожалуйста!
— Я должен уйти, — повторил Рольф, отодвинул Квинтона с дороги сильным толчком руки и пошел искать лифт.
Лэни и Кенеди сидели, ожидая его возвращения, хотя уже было раннее утро. Рольф буквально упал в пневмокресло и сбросил ботинки, освобождая усталые, ноющие ноги.
— Ну, и как прошла вечеринка? — спросила Лэни. — Хорошо повеселился среди наземников, Рольф?
Он ничего не ответил.
— Наверное, там было не так уж плохо, — продолжала Лэни.
Рольф взглянул на нее.
— Я ухожу из космоса. Я собираюсь пойти к хирургу и сказать, чтобы он превратил меня в наземника. Я ненавижу эту грязную жизнь!
— Он просто пьян, — сказал Кенеди.
— Нет, я не пьян, — возразил Рольф. — Просто я больше не хочу быть обезьяной.
— А кто назвал тебя обезьяной? Если ты обезьяна, то зачем тебе они? Или они тоже обезьяны? — резко засмеялся Кенеди.
— Они в самом деле такие замечательные? — спросила Лэни. — Тебе там было так хорошо, что ты хочешь бросить ради этого космос? Ты что, восхищаешься наземниками, что ли?
Я должен быть с ней, подумал Рольф. Я ненавижу Астроград, но неужели мне больше нравится Йавк? Неужели я действительно хочу стать одной из этих маленьких марионеток? Хотя, почему бы и нет? Ведь в космосе нет ничего для меня. Наземники, по крайней мере, счастливы.
Я хочу, чтобы она посмотрела на меня иными глазами.
— Оставьте меня в покое, — проворчал он. — Я сделаю то, что хочу.
Лэни уставилась на него, пытаясь проникнуть сквозь его маску гнева. Он взглянул на ее широкие плечи, мускулистое тело, непривлекательные волосы и грубое лицо и сравнил ее с изяществом Джонни, с ее ниспадающими золотистыми локонами...
Он встал, подобрал свои ботинки и отправился спать.
Хирурга звали Голдринг. Это был жилистый, энергичный человек, общающийся со своими коллегами небрежно, сквозь зубы. Он сидел за ярким пластиковым столом, терпеливо ожидая, пока Рольф не закончил говорить.
— Это попросту невозможно, — сказал он затем. — Пластические хирурги могут почти все, но я не могу превратить вас в наземника. Дело даже не просто в ваших длиннющих ногах, мне пришлось бы изменить всю структуру вашего скелета, иначе вы будете отвратительным чудищем. А это невозможно. Я не могу создать вам совершенно новое тело с нуля, а если и мог бы, то как бы вы переселились в него?
Рольф нетерпеливо притопнул ногой.
— Вы уже третий хирург, который говорит мне одно и тоже. Это что — заговор? Я же вижу, на что вы способны. Если вы можете приживить кому-то третью руку, то можете превратить меня в наземника.
— Пожалуйста, мистер Деккер. Я ведь сказал вам, что это невозможно. Но я не понимаю, зачем вам вообще такие изменения. И недели не проходит, чтобы какой-нибудь мальчишка из Йавка не пришел ко мне, умоляя превратить его в астронавта. Я вынужден отказывать им по той же самой причине, по которой теперь отказываю вам! Это совершенно обычное дело — романтичный мальчишка-наземник хочет лететь в космос, но совершенно не приспособлен для этого...