– Ты спрашивал моего совета о финансах. Так вот, я тебе прямо скажу: не смей ничего продавать. Лучше возьми ссуду в банке.
– Неожиданно. А почему?
– Какой же ты тугодум, Алан! Ты совершенно не заслуживаешь Карин. Ты даже не представляешь ее потенциал. Она обеспечит тебе безумный успех, если, конечно, в ней не обнаружится какой-нибудь червоточины, незаметной на первый взгляд. Абсолютно все захотят с ней познакомиться, а познакомившись, никто не сможет ее забыть. Главное, дай ей развернуться. И должна признать, она очень умна.
– В каком смысле?
– Ты, конечно, ничего не заметил, но сегодня она старательно изображала милую беспомощную женушку, которую муж привез в незнакомые пугающие края, и теперь она целиком и полностью зависит от него и не может обойтись без него ни минуты.
– Это потому, что, как ни удивительно, она меня любит. Я и сам не перестаю удивляться.
– Да, конечно, она от тебя без ума. И нисколько не притворяется. Это чистая правда. Просто Карин слегка преувеличивает те ее аспекты, которые ей выгодны: мол, да, я его от себя не отпускаю, но это потому, что я его безумно люблю и жить без него не могу, сами понимаете… В общем, я ее раскусила. А на самом деле она очень сильная женщина. И если потребуется, может быть жестокой.
– По-твоему, у нее есть какая-то корыстная цель? Ну, кроме того, чтобы тебе понравиться?
– Не знаю. Все может быть. Странно, конечно, что она ничего не рассказывает о своих родных и не хочет венчаться в церкви. Однако теперь, когда я с ней познакомилась, мне кажется, что все это не имеет значения. Я ею восхищаюсь. Сам посуди: она тебя любит, она красива, умна и сообразительна. И с чувством юмора у нее все в порядке. По-моему, тебе очень повезло. Если ты считаешь, что она – это то, что тебе нужно. А, как я понимаю, ты именно так и считаешь.
– Ах, Флик, я так рад! Но как же маменька?
– А вот теперь о главном. По твоему же меткому выражению, ты так угорел от любви, что совершенно упустил из виду главную проблему. Чего ты хочешь? Чтобы матушка жила с вами – конечно, если она сама этого хочет – или чтобы она куда-нибудь переехала?
– Ох, даже и не знаю, если честно.
– Вот балда! Это как раз самое важное.
– Ну, во-первых, мне хочется, чтобы они с Карин поладили. Может быть, она согласится приехать и пожить с нами, а там посмотрим…
– Что ж, для начала неплохо. Я с ней это обговорю. Вот только, по-моему, пока она возвращаться не собирается…
– Почему? Она все еще на меня в обиде?
– Нет-нет, не волнуйся. Насколько мне известно, ей очень хочется помириться. Просто мне кажется, что она еще немного побудет у нас.
– Ничего не понимаю… Что ты…
На втором этаже раздался пронзительный вопль. Флик взбежала по лестнице, я бросился следом. Анджела стояла на кровати, вся в слезах, и захлебывалась рыданиями. Флик схватила ее на руки и стала укачивать:
– Ш-ш-ш, солнышко, все хорошо. Мама с тобой. Что такое? Тебе приснилось что-то страшное?
Анджела, флегматичная и невозмутимая девчушка, которую мне редко удавалось расшевелить, сейчас была явно расстроена. Она уткнулась в плечо Флик, обхватила ее ручонками и всхлипнула.
– Все в порядке, солнышко. Ты испугалась, потому что проснулась в незнакомом месте? Мы приехали в гости к дяде Алану, помнишь? А вот и дядя Алан, пришел узнать, что за переполох. Он тоже испугался, думал, с его любимой Анджелой что-то случилось.
– Там вода, мама! – пролепетала Анджела. – Вода!
Карин в белом банном халате заглянула в комнату и, увидев, что нам никакой помощи не требуется, кивнула мне и снова ушла.
– Что за вода, солнышко?
– Много воды! Я в ней потерялась.
– Тебе просто приснилось, малышка. Здесь никакой воды нет. Ну же, посмотри!
– Знаешь, мне тоже однажды приснился такой дурацкий сон, – сказал я, поглаживая ее ладошку. – Давным-давно. И я тоже очень испугался. Синий Медвежонок, а тебе снятся страшные сны?
– Ага, – пропищал Синий Медвежонок голосом чревовещателя. – Но Анджела меня успокаивает, и я больше не боюсь.
Еще несколько минут Синий Медвежонок развлекал нас разговорами, Анджела повеселела, и я, оставив ее на попечение Флик, ушел к себе в спальню.
Света в комнате не было, но сквозь незадернутые шторы струился яркий свет полной луны, освещая склоны холмов на юге. Карин передвинула к окну туалетный пуф и, опершись коленями на него, а руками – в подоконник, разглядывала сад.
– Анджела успокоилась? – спросила она, не оборачиваясь.
– Да, все в порядке. Наверное, уже уснула. Вообще-то, это на нее непохоже. Она очень флегматичный ребенок.
– Я так и подумала, что вы и без моей помощи справитесь.
– Да, конечно.
– Ах, Алан, мне так нравится наш дом! Он просто прекрасен. Вдали от всего… вдали от всяких мерзостей… Я так счастлива. Здесь, с тобой, мне ничего не угрожает! Ну же, быстрее. Я хочу тебя отблагодарить.
Пока я раздевался и чистил зубы, она продолжала любоваться луной.
– А как ты думаешь, Алан, в лунном свете можно загорать? У меня не будет лунного удара?
– Нет, лунный свет может только зачаровать.
– Значит, я зачарована. А что там за деревья? Вон те, большие-пребольшие, на вершинах холмов?
– Буки. Это Коттингтон-Кламп. А правее – Лейдл-Хилл.
– Как красиво! Они такие мощные… Мы с тобой туда пойдем?
– Да, конечно. – Я приподнял подол ее халата и ласково погладил ее обнаженные бедра и ягодицы.
– О, это так приятно! Не останавливайся! Смотри, там все залито серебром – и розы, и люпины. А ты заметил, что в лунном свете они теряют все свои цвета? Я вот смотрю на все и думаю, вот если бы у меня это было, а потом вспоминаю, что оно у меня уже есть – ведь ты мне все это дал! Я все хочу! Все, до последней крошки! А ты чего хочешь, Алан?
– Я хочу… заняться любовью с тобой.
– Но я же тебя не останавливаю!
– Но и не предлагаешь.
– Еще как предлагаю! Неужели непонятно? Просто мне одновременно хочется любоваться садом.
Я прижался к ней сзади, а она, по-прежнему не оборачиваясь и упираясь коленями в пуф, поднесла мои ладони к своей пышной груди:
– Ах! Да, да! Ах, Алан! Я так тебя люблю! Сильнее, вот так! Ах, ты просто чудо!
– Ты меня таким сделала.
– Ах, какая прекрасная ночь! Волшебный лунный свет! Алан, а скажи, если бы ты был фоном, то каким? Ну, как музыкальное сопровождение?
– По-моему, больше всего подойдет andante con motto[96]. А скажи-ка мне, что ты видишь?
– Ну, двор.
– Нет-нет, не так. Тут как орлы и трубы, которые лежат под снежной толщей Альп…
– Холмы, поля пшеницы и луна… Ах, как мне хочется все это вобрать в себя. Все-все: и огромные маки, и кипарис, и этого зверька, который бежит по газону…
– Это еж. Его лучше не трогать.
– Ладно. Тогда пусть будет козлик. Алан, ты ведь мой священный козел, правда?
– Ага. Щедрость Божья.
– Правда? А кто тогда я?
– Там говорится, что ты – творенье Божье.
– Ах, Алан, погоди, не спеши! А чтобы отвлечься, прочти мне что-нибудь из Гейне.
Собравшись с мыслями, я начал:
Wenn ich in deine Augen seh,
So schwindet all mein Leid und Weh;
Doch wenn ich küsse deinen Mund,
So werd ich ganz und gar gesund.
Wenn ich mich lehn an deine Brust,
Kommts über mich wie Himmelslust…[97]
– Но в этом нет ни слова правды, милый. Там, где ты сейчас, ничего этого ты не сделаешь.
– Знаю. Это был просто намек. Я ревную тебя к холмам и саду – ты уделяешь им слишком много внимания.
– Ах ты, бедняжка! Такой добрый, такой терпеливый! Я тебя измучила! Komm![98] – Смеясь, она соскользнула с пуфа, сбросила халат, подбежала к кровати и распростерлась на ней; по обнаженному телу скользили светлые блики лунных лучей и темные тени.
– Mach schnell![99]
18
На следующее утро, проснувшись и обнаружив, что она уже встала, я облачился в рубашку и брюки и спустился на кухню. Карин, Флик и Анджела завтракали.
– …Если ваша матушка и вправду пока не собирается возвращаться, – говорила Карин, – вы не станете возражать, если я изменю кое-что в доме? Так, по мелочам, пока я здесь хозяйничаю. Вы же знаете, присматривать за домом гораздо легче, когда все устроено по-твоему.
– Ну конечно, – ответила Флик. – Доброе утро, Алан. Анджела, доедай скорей. А что именно вы хотите изменить, Карин? Наверняка ведь улучшить, правда?
– Да ничего особенного, – сказала Карин. – Просто хорошо бы сделать здесь сушку для кухонных полотенец и немного переставить посуду в шкафчиках. И с вашего позволения, убрать из ванной комнаты корзину для грязного белья, а вот сюда принести еще один стул. Мне так будет удобнее.
– Я абсолютно уверена, что мама не станет возражать. Алан, я заберу с собой вот этот чемодан. Он же тебе пока не нужен? Мама просила привезти ей кое-какие наряды и украшения, ну и еще пару пустяков. Мы с Карин уже все собрали, пока ты там храпел.
– Ах я храпел? – улыбнулся я. – Помнится, жила тут двенадцатилетняя девица, которая своим храпом мешала всем спать. Ладно, только прошу тебя, собери все-все-все, чтобы мне потом не пришлось отправлять в Бристоль посылки с мочалками и расческами. Ты ведь вечно что-нибудь да оставишь.
– Ах ты, негодник!
– Как хорошо в семейном кругу! – воскликнула Карин. – Сразу становится так уютно. Алан, mein Lieber, я хотела бы сегодня остаться дома, мне тут кое-что нужно сделать. Ты не против? А к ужину купи, пожалуйста, рыбы – камбалу, если будет. Овощей на сегодня достаточно.
Часом позже я отвез Флик на вокзал, пообещав обязательно позвонить вечером, чтобы поговорить с маменькой. Жаль, конечно, что сестра не погостила подольше. Дело было не только в том, что я питал к ней истинную привязанность и что мне недоставало наших задушевных бесед и дружеских перебранок. Меня радовала возможность показать ей Карин – причем так, что это не выглядело пустой похвальбой. Флик хорошо разбиралась в людях; мы были по-настоящему близки, и я знал, что она будет требовательна к той, кого я избрал в спутницы жизни. Бесспорно, если Билл во всем подходил Флик, то и Карин, по той же мерке, во всем подходила мне, и не было необходимости ее расхваливать. Я, как и при знакомстве Карин с Тони, просто отступил на задний план и наблюдал за происходящим. Как верно заметил Джордж Оруэлл, оказалось, что это судьба, но лишь после встречи с ней.