Рупор захохотал.
Донни подошел к Мэг,
— Не вздумай дергаться, — сказал он. — Я не сделаю тебе больно. Но если начнешь, нам снова придется тебя избить. Поняла? Это же глупо.
Он осторожно расстегнул блузку и потянул ее так, словно стыдился к ней прикоснуться. Лицо раскраснелось. Пальцы не слушались. Донни дрожал.
Мэг было запротестовала, но потом, видно, подумала получше.
Блузка повисла. Под ней я увидел белый лифчик. Это меня почему-то удивило. Рут никогда не носила бюстгальтер. Отчего-то я решил, что и Мэг не носит.
Донни разрезал левый рукав до шейного выреза. Нож наткнулся на шов, но Донни всегда держал лезвие острым. Край блузки загнулся и повис.
Мэг заплакала.
Донни подошел с другой стороны, и точно так же разрезал правый рукав. После отошел назад.
— Шорты, — сказал Уилли.
Она тихо плакала и пыталась что-то сказать. Нет. Пожалуйста.
— Не пинайся, — сказал Донни.
Молния на ширинке была и так наполовину расстегнута. Донни расстегнул шорты и потянул их вниз, на колени, потом поправил тонкие белые трусики, и стянул шорты на пол. Мышцы ее ног дрожали и дергались.
Он снова отошел назад и посмотрел на нее.
Мы все на нее уставились.
Мы уже видели Мэг в столь скудной одежде. У нее был раздельный купальник. В этом году все видели. Даже маленькие дети. Так что мы не увидели ничего нового.
Но тут все было иначе. Лифчик и трусики были не для чужих глаз, их могли видеть только девочки, а девочками в комнате были только Рут и Сьюзен. И Рут нам это позволяла. Даже поощряла. Эта мысль была слишком невероятной, чтобы над ней долго думать.
Кроме того, прямо перед нами была Мэг. Прямо перед нашими глазами. Чувства захлестывали любые мысли, любые раздумья.
— Готова признаться, Мэгги? — голос Рут был мягким.
Та согласно закивала. С энтузиазмом.
— Нет, не готова, — сказал Уилли. — Пока.
Бусинка жирного пота скатилась с его макушки на лоб, и Уилли ее вытер.
Теперь мы все вспотели. Мэг больше всех. На подмышках, в пупке, на животе поблескивали капли.
— Давай остальное тоже, — сказал Уилли. — И тогда, может быть, мы разрешим ей признаться.
Рупор захихикал.
— Сразу после того, как она станцует хучи-ку.
Донни шагнул вперед. Он разрезал правую бретельку бюстгальтера, потом — левую. Грудь слегка приподнялась, освободившись от чашечек. Лезвие скользнуло между них, и Донни принялся пилить толстое соединение.
Мэг всхлипывала.
Наверняка ей было больно плакать, потому что с каждым движением веревки врезались в кожу все сильнее.
Нож был острый, но ушло немало времени. Потом раздался слабый шлепок, и лифчик упал, обнажив грудь
Грудь была белее остального тела, бледная, влекущая, безупречная. Она содрогалась от плача. Соски были розовато-коричневыми, и — на мой взгляд — поразительно длинными, почти плоскими в конце. Маленькие полянки плоти. Формы, каких я никогда не видел, и сразу же захотел потрогать.
Я прошел дальше в комнату. Теперь Рут стояла прямо за мной.
Теперь я слышал собственное дыхание.
Донни опустился перед ней на колени и встал. На миг это было похоже на поклонение, на молитву.
Он сунул пальцы в трусики и потянул. Задержался.
Тут последовал еще один шок.
Ее волосы.
Маленький кустик светлых волос внизу. Там сверкали капельки пота.
Я увидел маленькие веснушки на бедрах.
Увидел складочку, наполовину спрятавшуюся между ногами.
Я изучал ее. Ее грудь. Интересно, каково это — потрогать ее?
Ее плоть меня поражала. Эти волосы промеж ног. Я подумал, что они мягкие. Мягче, чем у меня. Я хотел к ней прикоснуться. Ее тело, должно быть, горячее. Она дрожала без остановки.
Живот, бедра, крепкий белый зад.
Сексуальное возбуждение зрело и разрасталось.
Вся комната крепко пахла сексом.
Вдруг я почувствовал тяжесть между ног. Завороженный, я пошел вперед, прошел рядом со Сьюзен, и увидел лицо Рупора, бледное, без кровинки. Взгляд Уилли был прикован к кустику внизу.
Мэг перестала плакать.
Я повернулся взглянуть на Рут. Она тоже подошла поближе, и стояла теперь прямо в дверях. Ее левая рука поднялась к правой груди, пальцы нежно сомкнулись, и рука упала.
Донни стоял на коленях и смотрел вверх.
— Признавайся, — сказал он.
Мэг забилась в судорогах.
Я чувствовал запах ее пота.
Она кивнула. Иного выбора нет.
Только капитуляция.
— Отпусти веревки, — сказал он Уилли.
Уилли подошел к столу, развязал веревки, немного отпустил, чтобы она твердо встала на пол, и снова завязал.
Ее голова облегченно повалилась вперед.
Донни встал и убрал кляп. Я понял, что это желтый шейный платок Рут. Мэг открыла рот, и он вытащил изо рта какую-то тряпку. Донни бросил тряпку на пол, а платок сунул в задний карман джинсов. Уголок платка выглядывал наружу. Донни стал похож на фермера.
— Можно… Мои руки… — сказала она. — Мои плечи… болят.
— Нет, — ответил Донни. — Это все. Только так.
— Признавайся, — сказал Рупор.
— Расскажи нам, как ты играешь сама с собой, — сказал Уилли. —Спорим, пальцы туда пихаешь, да?
— Нет. Расскажи нам про сифилис, — засмеялся Рупор.
— Точно, про трипак, — сказал Уилли, ухмыляясь.
— Плачь, — сказал Рупор.
— Я уже плакала, — сказала Мэг. Как видите, в ней еще осталась крупица прежней гордости — ведь теперь ей не было больно.
Рупор просто пожал плечами.
— Ну так плачь опять.
Мэг промолчала.
Я заметил, что ее соски стали мягче с виду. Нежные, ярко-розовые.
Боже! Она была прекрасна!
Она словно читала мои мысли.
— Дэвид здесь? —спросила она.
Уилли и Донни уставились на меня. Я не смог ответить.
— Тут он, — сказал Уилли.
— Дэвид…— сказала она. Но, думаю, закончить она не смогла. Однако этого и не требовалось. Я знал, что она скажет.
Она не хотела моего присутствия.
Почему я тоже знал. От этого мне стало так стыдно, как в прошлый раз. Но я не мог уйти. Там были все. Кроме того, я не хотел. Я хотел смотреть. Нуждался в этом. Стыд заглянул в глаза желанию и отвел взгляд прочь.
— И Сьюзен?
— Да. Она тоже, — ответил Донни.
— О Боже!
— Ну и хрен с ней, — сказал Рупор. — Кому нужна твоя Сьюзен? И где признания?
Голос Мэг был изнуренным и взрослым.
— Признание простое, — сказала она. — Мне не в чем признаваться.
Это нас остановило.
— Мы можем тебя снова подвесить, — сказал Уилли.
— Я знаю.
— Можем отхлестать, — сказал Рупор.
Мэг покачала головой.
— Пожалуйста. Просто оставьте меня в покое. Не трогайте. Я ничего не делала.
И тут оказалось, что никто этого не ждал.
Какой-то миг мы просто стояли и ждали, пока кто-нибудь скажет хоть что-нибудь, нечто такое, что убедит ее продолжить Игру по правилам. Или заставит. Или что Уилли снова подвесит ее, как и сказал. Что угодно, лишь бы Игра продолжалась.
Однако, в эти несколько мгновений нечто пропало. Чтобы вернуть это, пришлось бы начинать все сначала. Полагаю, мы все это почувствовали. Это сладкое, пьянящее чувство опасности ускользнуло прочь. Ушло в тот миг, когда она заговорила.
Вот он, ключ.
Когда она говорила, она снова становилась Мэг. Не какой-нибудь прекрасной обнаженной жертвой, а Мэг. Личностью, способной мыслить, выражать свои мысли вслух, и даже иметь какие-то личные права.
Вытащить кляп было ошибкой.
От этого мы стали раздраженными, злыми и растерянными. Так что мы просто стояли.
Наконец Рут нарушила тишину.
— Мы можем так сделать.
— Как? — спросил Уилли.
— Как она говорит. Оставить ее в покое. Пусть немного подумает. Думаю, я не против.
— Да, — сказал Рупор. — Оставим ее. В темноте. Пусть повисит.
Это единственный способ, подумал я, начать заново.
Уилли пожал плечами.
Донни посмотрел на Мэг. Было видно, что он не хочет уходить. Он сверлил ее взглядом.
Он поднял руку. Медленно, нерешительно поднес ее к груди.
И внезапно я словно стал его частью. Я ощутил там свою руку, мои пальцы едва не касались груди. Я почти чувствовал теплую влагу ее кожи.
— Не-а, — сказала Рут. — Нет.
Донни посмотрел на девушку. И остановился. В каких-то дюймах от груди.
Я вдохнул.
— Не трожь ее, — сказала Рут. — Не хочу, чтобы кто-то из вас ее трогал.
Он опустил руку.
— Такие девчонки всегда грязные, — продолжила Рут. — Держите руки от нее подальше. Вы меня слышите?
Мы слышали.
— Да, мам, — сказал Донни.
Она повернулась уходить. Раздавила окурок на полу и махнула нам рукой.
— Пошли. Но сначала суньте кляп ей в рот.
Я посмотрел на Донни. Тот разглядывал тряпку на полу.
— Он грязный.
— Не такой уж и грязный, — сказала Рут. — Не хочу, чтоб она тут всю ночь орала. Засунь.
Она повернулась к Мэг.
— А ты подумай об одном, — сказала она. — Хотя нет — о двух вещах. Во-первых, тут может висеть твоя маленькая сестренка, а не ты. Во-вторых, я знаю, что ты себя плохо ведешь. И я хочу, чтобы ты рассказала. Это признание — не детские игрушки, в конце концов. И кто-нибудь из вас мне все расскажет — или ты, или она. Подумай над этим, — сказала она, после чего развернулась и ушла.
Мы слушали, как она поднимается по лестнице.
Донни сунул кляп.
Он мог бы полапать ее, но не стал.
Так, будто Рут все еще стояла в комнате и следила. Ее присутствие в комнате не ограничивалось одним лишь запахом сигаретного дыма, пусть было столь же бесплотным. Словно Рут была призраком, преследующим нас, ее сыновей и меня. Призраком, который будет преследовать нас целую вечность, если мы ее ослушаемся.
И думаю, я понял тогда — это представление принадлежало Рут, и Рут одной.
Игры не существовало.
И, если исходить из этого, не только Мэг, но все мы висели там, раздетые догола.