Вдоволь повеселившись на пирсе, мы идем в мой любимый магазин мороженого – «Бохо Джелато», – где мы обе берем стаканчики с лучшим на свете вкусом морковного кекса. Мороженое такое мягкое и маслянистое, словно кусок пирога, тающий во рту. С лакомством в руках идем к парку Павильон Гарденс и смеемся до колик над дерущимися голубями и белками, крадущими еду у группы немецких школьников, пытающихся позавтракать.
Затем мы бродим по Лейнзу, и я показываю ей несколько антикварных ювелирных лавок, где мы глазеем на кольца тридцатых годов в стиле ар-деко и ожерелья из жемчуга и бриллиантов пятидесятых годов. Мы выбираем себе обручальные кольца (хотя до свадьбы нам еще далеко), а когда нам это наскучило, отправляемся в лавку сладостей и покупаем кольца из желе.
– Салон моей мамы прямо за углом, – говорю я. – Она умирает, так хочет познакомиться с тобой. Я заранее прошу прощения, если она покажется немного… прямолинейной.
Поузи смеется.
– Я умею общаться с прямолинейными мамами, поверь мне!
Когда мы добираемся до салона «Торжество как волшебство», внимание Поузи привлекает витрина. На этой неделе тема «Урожай», и все выдержано в оттенках бронзы, красного, золотого: как букет осенних листьев. Платье в витрине сшито из темно-красного шелка, с длинными рукавами, ниспадающими едва не до земли – что-то вроде тех нарядов, которые носила леди Мэриан[8] в средние века. У его подола – опрокинутая набок корзина, из которой высыпалась дюжина яблок, и плетенный из тростника рог изобилия, полный осенних даров: блестящих коричневых каштанов, уже подсохших и пожелтевших дубовых листьев и самых разных тыкв всех сортов.
– Это салон твоей мамы? Выглядит потрясающе!
– Ну спасибо! Ты, должно быть, Поузи? – спрашивает мама, только-только открывшая дверь, чтобы проводить клиента и встретить нас.
– Увидимся, Шанталь! – машет она рукой уходящей женщине. – Заходите, девочки, – добавляет она, вновь переключаясь на нас.
Всегда люблю приходить в мамин салон. Он сам по себе – рог изобилия, напичканный доверху красивыми вещами.
Сначала мы с Поузи осматриваемся. Мама указывает нам на некоторые интересные элементы декора салона и рассказывает истории о них.
– Ах, – говорит она, подходя к огромному головному убору, украшенному черными и красными перьями, – я носила это в Париже. Всякий раз, когда кто-нибудь хочет заказать торжество в стиле «Мулен-Руж», я достаю это…
– Пенни сказала мне, вы играли в Париже в восьмидесятые? Расскажете? – просит Поузи.
– Ах, Монмартр… что это были за дни, – говорит она мечтательно. – В те годы это был другой Париж, я ощущала себя частью богемы. Мы не называли себя актерами, мы были трубадурами, и мы так же легко играли на улице, как и на сцене.
– Звучит как сказка, – говорит Поузи.
– Поузи учится на музыкально-драматическом отделении школы мадам Лаплаж, как и Меган, – говорю я. – У нее главная роль в «Вестсайдской истории».
Мама хлопает в ладоши.
– Это чудесно! Расскажи мне о постановке. Вы ставите классическую версию?
– Это классическая версия, но сокращенная… к сожалению.
Ладонь мамы вспархивает ко лбу в драматическом жесте.
– Сокращенная! Ночной кошмар автора!
– Я знаю, – печально подтверждает Поузи. – Но все-таки это хороший спектакль. Или будет хорошим, когда Меган получит главную роль.
– Прошу прощения? – переспрашивает мама.
Поузи смотрит в землю, и я кладу ладонь ей на плечо.
– У Поузи ужасная боязнь сцены, – говорю я, – и я подумала, может, ей станет легче, если вы поговорите об этом?
– О, конечно. Я когда-то так нервничала, что меня рвало перед выступлениями. Я могу научить тебя нескольким дыхательным упражнениям, если хочешь. В конце концов я бросила сцену, – говорит мама чуть задумчиво. Я вижу, что Поузи это не помогает, так что смотрю на маму умоляюще. Она кивает. – Но, дорогая, куча актеров страдает от этого, и они все равно играют! Во Франции это называется avoir le trac[9]. Я помню одну из моих тогдашних подруг, Элоизу, у нее порой бывал le trac, пока она не научилась представлять себе зрителей голыми…
Поузи вздрагивает.
– Почему-то мне кажется, что я не захочу представлять всех ребят нашего класса голыми. Это как-то неправильно.
– Хм, да… возможно, это тебе не подойдет. Знаешь что, мне стоит снова связаться с Элоизой. Может, я напишу ей, и посмотрим, найдется ли у нее пара советов для тебя?
– Спасибо, миссис Портер, – вежливо отвечает Поузи. Могу поручиться, что надежда, которую она, возможно, возлагала на мою маму и ее помощь, испарилась. Поузи нужно поговорить с кем-то, кто преодолел проблему и остался на сцене.
– Ага, спасибо, мам. Я теперь поведу Поузи домой. Увидимся за ужином?
– Конечно, – говорит мама с улыбкой. – Надеюсь, тебе нравятся спагетти болоньезе?
– Обожаю, – отвечает Поузи.
Мы в последний раз прогуливаемся по Лейнзу, прежде чем сесть в автобус до моего дома.
– Жаль, что моя мама не смогла ничем помочь, – говорю я.
Поузи улыбается.
– Я уже так давно мучаюсь с этим, что не жду быстрых решений. Не беспокойся, Пенни, я приехала сюда не только из-за этого. Мне тут нравится.
– Мне тоже, – отвечаю я с улыбкой. Но я полна решимости не сдаваться. – И тем не менее у меня есть другая идея. Я веду блог онлайн уже некоторое время. Как только у меня возникает проблема, я пишу пост, и всегда получаю хорошие советы. Не возражаешь, если я попрошу о помощи своих читателей?
Она пожимает плечами.
– Это может сработать. Но, честно говоря, я не думаю, что существует «лекарство» или «метод», который я бы еще не испробовала.
– Я понимаю, но попытаться-то стоит, верно?
– Да, звучит неплохо. Что у тебя за блог?
– Называется «Девушка Online». Когда-то я вела его анонимно, а потом произошла вся эта история с Ноем, и тогда раскрылось, кто я. Тем не менее я этому рада. Некоторые люди, с которыми я познакомилась через свой блог, стали моими лучшими друзьями… даже несмотря на то, что мы никогда не встречались!
– О, ты такая смелая, что ведешь блог. Многие в школе тоже их ведут, но я просто не представляю себе этого. Кажется, я не писатель.
– Зато ты певица! – Мы выпрыгнули из автобуса, добежали до дома и поднялись наверх.
– Вау! У тебя потрясающая комната! – Ступив в мой уютный уголок на чердаке, Поузи восхищенно вздыхает.
– Спасибо! Я ее обожаю. Она похожа на Тардис[10].
– Ты о чем?
– Ну, все эти уголки и скрытые за панелями нищи, и к тому же мой лучший друг живет прямо за этой стеной. Так что, хоть комната и кажется маленькой, тут гораздо больше места, чем ты думаешь.
– Везет тебе. До того, как я поступила к мадам Лаплаж, мне приходилось делить комнату с сестрой. Мне очень не хочется снова возвращаться туда.
Я только собралась что-то ответить, как Поузи завизжала:
– О боже! Ты встречалась с Леа Браун?
Она пялится на мое зеркало, где пришпилена обложка альбома Леа Браун с моей фотографией на ней. И эта обложка подписана.
Пенни, которая разглядела истинную меня. С огромной любовью, Леа.
– Ага, – отвечаю я с застенчивой улыбкой. – Это фото я сделала в Риме.
– Ты шутишь! Разве это не ее новый альбом? Ты сделала это фото? – Голос Поузи садится до шепота. – Вау, как тебе повезло. Она – один из моих кумиров.
– Она действительно крутая, – отвечаю я со смехом. – И да, это все странно, но как-то так случилось!
Остаток вечера проходит в круговороте смеха и воспоминаний. Мама пытает Поузи о современном состоянии театра и развлекает нас историями о своей жизни в Париже. За один вечер я узнаю о своей восемнадцатилетней маме больше, чем за всю предыдущую жизнь…. И не уверена, что готова к таким откровениям.
Затем мы вновь отвозим Поузи на станцию и машем ей на прощание, и всем нам хочется, чтобы она задержалась подольше. Я поворачиваюсь к маме.
– Как ты думаешь, она справится?
– Я, честно, не знаю, – отвечает мама со вздохом. – Я была знакома с несколькими актрисами, которые позволили страху сцены разрушить свою карьеру. Элоиза смогла преодолеть его, но я понятия не имею как. Думаю, у каждого эти процессы происходят глубоко внутри. Тут нет простых решений.
Вернувшись в свою комнату, я набираю пост в свой блог.
26 сентября
Девушка Online просит помощи: страх сцены?
Знаете, иногда люди говорят: «друг просил помочь» – но на самом деле имеют в виду себя? Это не тот случай. Я, правда, искренне прошу помочь другу. Новому другу, если быть точной, который на этой неделе принес мне много позитива. У вас бывает так, что вы встречаете кого-то и мгновенно сходитесь? Мне ужасно нравится первые несколько недель обмениваться сообщениями, узнавать кого-то со всех сторон и строить отношения, которые – вы уверены в этом – будут очень крепкими. Такое чувство, что ваши жизни – кусочки одного пазла, и не понимаешь, как ты раньше жил без этого. Словно этот человек всегда был твоим другом, просто до поры ты не знал об этом. Вот что я почувствовала, когда встретилась с музыкальным гением, о котором сейчас рассказываю.
А вот факт о МГ. Она получила главную роль в школьной постановке (аплодисменты), но боится выходить на сцену. Хотя я тоже иногда испытываю тревогу, это далеко не то же самое, что страх сцены. Если, конечно, не считать моего последнего выхода на подмостки, когда мне удалось сверкнуть своими выцветшими труселями перед полным залом… будем откровенны, тут кто угодно струхнул бы. Я хочу дать ей совет, чтобы она почувствовала себя немного лучше, но тут и кроется противоречие: я не знаю, каково это: страстно любить какое-то дело, но, несмотря на все усилия, быть не в состоянии полностью отдаться ему. По ее словам, она стоит на сцене, смотрит на зрителей, готовая петь, но язык словно приклеивается ко рту. Паника растет, когда она понимает, что не издает ни звука, что она вдруг приросла к месту, а зрители – это львиный прайд, медленно обнажающий клыки.