Здесь полно туристов. Но несмотря на это, чувство причастности к священному чуду нисходит на всех нас, едва мы оказываемся под сводами громадного здания – оазиса тишины среди суматохи окружающих улиц.
Из Пантеона я классическим туристическим путем спускаюсь к Колизею и сажусь на скамейку в парке неподалеку. Еле справляюсь с огромным куском пиццы навынос. Просто фантастика: я словно оказалась внутри книги по истории или на каком-нибудь телешоу. Пытаюсь представить, на что это было похоже: сидеть здесь, в Колизее, и смотреть на сражения гладиаторов на арене или, может, на захватывающие реконструкции морских боев. Да, это мало напоминает концерты, где я бывала. С другой стороны, среди фанатов Ноя попадаются иногда такие бешеные, что, кажется, они только и жаждут крови, точно как древние римляне.
Грезы улетают прочь, когда меня окружает стайка итальянок в ярких праздничных нарядах. Они лихорадочно трещат по-итальянски и яростно жестикулируют. Я пытаюсь определить объект их внимания. И вижу его, точнее, ее: прекрасная невеста фотографируется на фоне Колизея. Да уж, грандиозное свадебное фото, ничего не скажешь.
Жених возвращается в кадр. Они выглядят такими счастливыми, когда держатся за руки и позируют фотографу. Я тоже нахально делаю фото – будет что маме показать. Всегда думаю о маме, когда вижу свадьбу. А эти двое в такой впечатляющей обстановке ей точно понравятся.
Недалеко от молодоженов подметают подолами траву подружки невесты, все в одинаковых длинных платьях из розового атласа. Их наряды намного пышнее, чем те, которые я видела на подружках невесты в Англии. И снова думаю, что маме бы это очень понравилось.
Чувствую, как по лицу расползается улыбка – я вспоминаю свадебный альбом родителей. Мама тогда только что сменила карьеру актрисы на организатора свадеб, так что свадьба у них, конечно, была совершенно неповторимой! Они сделали выбор в пользу «Королевской свадьбы» – в духе конца восьмидесятых, в сногсшибательном стиле принцессы Дианы, а не в элегантной и сдержанной манере Кейт Миддлтон.
Да уж, принцесса Диана наверняка не рассчитывала, что кому-то под силу ее затмить! Сколько бы я ни рассматривала фотографии маминого платья, никогда не могла удержаться от смеха. На девяносто процентов это были бесконечные слои кремового атласа, украшенные гроздьями мелкого жемчуга; к ним прилагались самые большие, какие я только видела, буфы на рукавах, каждый размером с мамину голову, не меньше. В церковном проходе она смотрелась как гигантский маршмеллоу.
Мама всегда рассказывала, что гости были одеты так же экстравагантно. Все женщины – в платьях с поднятыми плечами и с подходящими шляпками, а десять (да, десять!) подружек невесты – в нарядах с такими же, как у мамы, рукавами-буфами, в белых перчатках и со свежезавитым перманентом на голове. Я всегда жутко жалела, что пропустила такое событие, хотя меня тогда и в планах не было. Хорошо хоть, что все три их больших годовщины надежно хранятся у меня в памяти, а скоро мама с папой будут праздновать тридцатилетие со дня свадьбы. Дом Портеров ждет великое празднество.
Как только итальянская свадьба заканчивает фотосессию и уходит, на их месте тут же появляется следующая пара. Прямо какой-то свадебно-фотографический конвейер!
Наблюдая, как сменяют друг друга молодожены на фоне Колизея, я не могу не представлять, какой будет моя свадьба.
Мама приедет в любой город и устроит самое отпадное торжество на свете. Это я точно знаю.
Везде будут мои любимые цветы – орхидеи.
Эллиот будет шафером.
Мама с папой поведут меня к жениху.
Но Ной ли будет ждать меня у алтаря?
Неделю назад я ответила бы на этот вопрос «да». Но сейчас уже не уверена.
Волна печали накрывает меня, когда я мысленно возвращаюсь к ссоре с Ноем. Все смешалось, злость сплелась с чувством вины; я уже не знаю, что думать. Слезы накатывают на глаза, румянец заливает щеки. Я совсем сбита с толку.
А ведь именно от этого я хотела убежать, когда пошла гулять по городу.
Поднимаюсь, чтобы шугануть стаю голубей, опустившихся рядом с моей скамейкой. Одна из птиц подлетает слишком близко к невестам и запускает жирную струю помета прямо в направлении роскошного белого платья одной из них.
– Осторожней! – кричу я, не совсем уверенная, что итальянка меня поймет. Зато понимает жених – и аккуратно уводит ее с опасного места. Я тороплюсь побыстрее исчезнуть.
Очередь в Колизей растянулась на квартал, поэтому приходится отказаться от посещения древнеримской арены. Хотя мне действительно жаль бедных гладиаторов. В прошлом году я чувствовала себя так, словно оказалась на арене современной версии Колизея, и каждый человек в Интернете мог повернуть большой палец вверх или вниз, решая мою судьбу. Подхожу ли я Ною?
Пока что я вижу вокруг только опущенные пальцы. Будь я гладиатором, меня уже скормили бы львам.
От этих мыслей меня передергивает. Прикидываю время и до возвращения в гостиницу решаю взглянуть на еще одну римскую знаменитость – фонтан Треви. Как-то на извилистом пути к Пантеону я его пропустила. Сверяюсь с путеводителем и быстро делаю селфи на фоне Колизея – чтобы послать Эллиоту и доказать, что я таки занималась осмотром достопримечательностей.
Наконец добираюсь до фонтана, и у меня падает челюсть. Не из-за его головокружительной красоты (хотя и из-за нее тоже), но из-за того, как забита площадь. Люди толпятся вокруг, как сардины в огромной полукруглой банке, и все пытаются сфоткаться. Понимаю, что лучше всего сейчас отступить и вернуться в гостиницу, но мне все-таки хочется сделать фотографию и сразу же уйти отсюда. Умудряюсь пробраться чуть ближе к фонтану и достаю из сумки камеру.
Вдруг – видимо, от того, что солнце нещадно палит с неба, и люди окружают меня все теснее, – меня прошибает пот. Пытаюсь унять дрожь, медленно отхожу подальше от фонтана – и не могу. Я оказываюсь в ловушке светлых мраморных стен. И все, что вижу – лишь лица, лица, лица людей вокруг.
Сердце так сильно колотится в груди, что, наверное, это видно даже со стороны. Горло пересыхает, сжимается, я не могу толком вдохнуть. Опускаю голову, бегу прочь, расталкивая всех камерой – и случайно делаю какие-то снимки.
Как по волшебству рядышком обнаруживается свободная скамейка. Я без сил растягиваюсь на ней, глядя в небо. На нем практически нет облаков, и я сосредотачиваюсь на том, чтобы подсчитать все, даже самые крошечные клочки туч. Фокусируюсь на дыхании: глубоко вдыхаю, долго выдыхаю. Мне сейчас плевать, видит ли меня кто-нибудь; мне просто нужно успокоиться.
Когда дыхание выравнивается, я просматриваю фотки, которые сделала, пока бежала через толпу. Удаляю их все подряд, чтобы не забивать память, но над одной останавливаюсь. Чье-то лицо привлекает мой взгляд. Это девушка в ярком красном шарфе. У нее аккуратно уложенные темные волосы длиной до подбородка. В выражении ее лица чувствуется что-то очень знакомое. Увеличиваю фото, но на крошечном дисплее практически невозможно ничего толком разглядеть.
Поднимаю глаза, разглядываю толпу в поисках девушки – и нахожу ее. Она целенаправленно идет прочь от фонтана. Шарф тянется за ней и треплется на ветру, как китайский флаг. «Этого не может быть… или может?»
Я спрыгиваю со скамьи и бегу следом. Догоняю девушку и трогаю за плечо.
– Леа? Это ты?
Глава тридцать первая
Леа оборачивается. На лице ее мелькает паника. За моей спиной кто-то кричит:
– Эй ты! Стой где стоишь!
Но паника исчезает быстро – Леа узнает меня и тут же расплывается в теплой улыбке.
– Пенни! Слава богу, это ты.
Она смотрит мне за плечо.
– Все в порядке, Каллум, не дергайся. Это Пенни Портер, девушка Ноя Флинна.
Леа подталкивает меня к ближайшей скамейке; мы садимся. Ее телохранитель встает рядом, всего в паре шагов. Леа поднимает на него глаза.
– Каллум, все хорошо. Иди попей чего-нибудь. Со мной и Пенни все будет в порядке.
Какое-то мгновение он колеблется, переводя взгляд с меня на нее и обратно, потом кивает.
– С трудом тебя узнала, – говорю я, когда телохранитель исчезает из поля зрения.
– Так это все и было сделано для маскировки, глупышка. А у тебя отличный глаз!
Леа откидывается на спинку скамейки, подставляет лицо солнечным лучам. Парик изменил ее до неузнаваемости: из длинноволосой голливудской блондинки она превратилась в брюнетку с самым обычным каре. Ярко-розовая помада слишком явно подчеркивает ее губы, сильно выделяя их природную пухлость. С этими дешевыми солнечными очками – такие можно купить в любом магазине «Все по десять» – в ней почти невозможно узнать суперзвезду. Почти, но не совсем.
– Ну разве Рим не великолепен? – восторгается Леа. – Ты уже пробовала местное мороженое? Честно, никогда ничего подобного не ела. «Розовая ягода» в Лос-Анджелесе в подметки не годится. Я не часто балуюсь сладостями, но мороженое – моя слабость.
Мотаю головой.
– Еще не пробовала. Честно говоря, даже не знала, куда двигаюсь. Старалась идти за другими туристами или пыталась что-то понять по карте в потрепанном путеводителе.
Мы смеемся, и я чувствую себя на удивление свободно и приятно.
– Ясненько. Тогда давай за мной, – говорит Леа. – Знаю одно совершенно отпадное местечко. Ты не найдешь его ни в одной книге.
Представляю себе лицо Тома, когда он узнает, что Леа Браун спасла меня в Риме и взяла с собой за мороженым. Может, мой братец и увлекается только дабстепом и электронной танцевалкой, но я уже заставала его задумавшимся о чем-то над фотками Леи. Причем не раз.
– А если мы пойдем туда очень быстро, я смогу оторваться от Каллума.
Леа подмигивает мне, хватает за руку и тащит по узеньким римским улочкам.
Так странно, что я гуляю по Риму вместе с Леа. То есть она, конечно, выглядит не как Леа, зато походка и манера нести себя – с достоинством и уверенностью – выдают в ней Леа Браун. Она уж точно не станет дрожать при малейшей панике, как я.