– Честно говоря, не уверена, Блейк. Потому что ты очень сильно меня расстроил. Но я ценю твои извинения.
– Ты сказал все, что хотел, Блейк. Можешь идти, – говорит Ной. Голос его холоден и суров.
– Пока.
Когда Блейк выходит из автобуса, я поворачиваюсь к Ною.
– Ничего себе. Такого я не ожидала. Спасибо.
Но сердце мое болит за него. Я знаю, что Ной будет скучать по своему лучшему другу – несмотря на все, что тот сделал, – и надеюсь, что Блейк действительно сможет справиться со своими проблемами, чтобы иметь возможность восстановить отношения, которые сам же и разрушил.
– Так. Теперь снова моя очередь говорить. Когда Блейк рассказал мне обо всем, я хотел сразу же с тобой связаться…
– А почему не стал? – Смотрю Ною в глаза и чувствую, как оглушительно колотится в груди сердце.
– Потому что ты попросила оставить тебя в покое… и потому что я знал, что это не только из-за Блейка. – Он откидывает с лица свои волнистые каштановые волосы и прячет голову в руках. – Не хотел, чтобы ты злилась еще больше, не хотел портить все еще сильнее. Если бы ты написала мне, я бы немедленно ответил. Это было невыносимо – не пытаться никак с тобой связаться, – но я хотел хотя бы раз выполнить то, о чем ты меня попросила. Мне жутко не хватало тебя на гастролях.
Слова Ноя музыкой звучат в ушах. У меня теперь есть ответы на все вопросы, которые крутились в голове: «Скучал ли он по мне? Поверил ли мне? Отказывался звонить, потому что ненавидит меня?» Чувствую, как меня накрывает волна уверенности и спокойствия.
– Спасибо, что уважал мои желания. Но это было больно – ничего от тебя не слышать. Я-то думала, ты хотя бы попытаешься… Но в любом случае я до сих пор не готова.
– Как… как думаешь, может быть, можно сделать все как-то иначе?
Он просительно смотрит на меня, и я всем сердцем тянусь к нему. Но разум остается спокойным.
– Не знаю, Ной. То, что случилось с Блейком, стало последней каплей; но ведь и без Блейка много чего произошло. Я не думаю, что смогу вынести гастрольную жизнь. К тому же, я пока не решила, что буду делать со своей собственной жизнью. Не уверена, что мне будет достаточно просто везде следовать за тобой.
Это очень сложная тема, и я мысленно радуюсь, что у меня хватило сил ее обсудить. Чувствую себя гораздо легче.
Ной вздыхает.
– Ты – лучшее, что со мной когда-либо случалось, Пенни. Но музыка – моя страсть и моя жизнь. Я не хочу, чтобы меня заставляли выбирать между тобой и ею.
Тянусь и беру его за руку.
– Конечно нет, Ной. Тебе вовсе не нужно выбирать между нами. Я видела тебя на сцене – и там ты в своей стихии. Ни за что не бросай музыку, Ной. Просто нужно дать мне время. Время… выяснить, кто я есть.
Повисает тяжкая пауза, грозящая превратиться в вечность. Ной не отпускает мою руку.
– Я буду скучать по тебе, Пенни. Каждый день.
– Я тоже, – отвечаю я.
Он подносит мою руку к губам и целует костяшки пальцев. Собираю последние крохи самообладания, чтобы не броситься ему на шею прямо сейчас и не сказать, что мы можем быть вместе, несмотря ни на что. Но я знаю, что гастроли не принесут мне радости. Ной должен закрепить свой успех, а мне нужно время, чтобы разобраться в собственной дальнейшей жизни.
– Почему ты передумала? – спрашивает он.
– Ты о чем?
– Почему ты решила выйти на связь? Просто потому, что я приехал в Великобританию? Я прилетел бы сюда откуда угодно, если бы ты захотела встретиться. Ты же знаешь об этом.
Мотаю головой.
– Нет, дело не в этом. Дело в Алексе. Я тебе не говорила, но Эллиот с Алексом тоже разбежались.
– Да ладно! – у Ноя падает челюсть. – Ты, наверно, меня разыгрываешь. Они же были прекрасной парой!
– Я тоже так думала. Но письмо ЧистойПравды действительно потрясло Алекса, и он предпочел разорвать отношения. Зато потом все-таки совершил «каминг-аут», и семья приняла это просто великолепно. Теперь он хочет поделиться этой новостью с Эллиотом и вновь его завоевать. Мы устраиваем Эллиоту сюрприз ночью в этот четверг, на эстраде в Брайтоне. Мы даже поставим одну из твоих песен – ты же знаешь, как им обоим нравятся Elements.
Ной сжимает мою руку, и я чувствую, как между нами проскакивает искра. Но прежде чем она успевает развиться во что-то большее, Ной поднимается с дивана.
– Мне правда нужно идти, Пенни. Скоро мое выступление. Но, конечно, ты можешь быть здесь сколько угодно, если тебе не надо уезжать прямо сейчас… Я был бы счастлив увидеть тебя и после концерта.
Я качаю головой.
– Нет, я пойду. Я встречаюсь с подругами.
– Так, значит, до свидания? – печально спрашивает он.
– Видимо… видимо, так.
Мы обнимаемся – так, как должны были сделать еще в Париже. Ной заключает меня в кольцо своих рук, а я обнимаю его за талию, утыкаюсь лицом ему в шею, вдыхаю его запах. Объятие длится дольше, чем это нужно, и ни один из нас не хочет его размыкать.
Наконец Ной отстраняется. На мгновение наши губы оказываются настолько близки, что хватило бы самого крошечного движения, чтобы поцеловаться – и тогда можно было бы забыть о нашем разрыве навсегда.
Но вместо этого мы отходим друг от друга еще дальше, и я смотрю, как он спускается по лестнице и исчезает в передней двери автобуса.
Глава пятьдесят четвертая
У меня нет сил выходить на улицу прямо сейчас. Так что я пользуюсь предложением Ноя и какое-то время сижу в автобусе, разглядывая все вокруг. Хочу напитаться атмосферой гастролей – потому что, видимо, вижу и чувствую это все в последний раз.
В воздухе висит мускусный аромат лосьона после бритья, а под одной из столешниц наклеен ряд стикеров с яблок – остатки одного из перекусов. Игры для «Иксбокса» валяются на столе передо мной, напоминая о Блейке, – но я с радостью замечаю, что приступы отвращения, которые я испытывала раньше при одном только упоминании о нем, теперь гораздо слабее. Гляжу в конец автобуса – там кто-то уже начал строить пирамиду из пустых пивных бутылок – и замечаю старую толстовку Ноя. Она свисает с крючка; белые шнурки-завязки потерлись и кажутся серыми. Это та самая толстовка, в которую он меня закутывал, когда мы в декабре устраивали пикник на крыше «Уолдорф Астории». Та самая, которую он принес мне вместе с корзинкой в Риме.
Внезапно вспоминаю, как Ной накидывал на меня эту толстовку, чтобы я не замерзла. Тогда я ощущала себя в абсолютной безопасности, стопроцентно защищенной – чувство, которого я не испытывала уже очень давно, с автокатастрофы, впервые вызвавшей у меня паническую атаку. Подхожу к толстовке и прижимаю ее к груди, вдыхая слабый аромат лосьона после бритья Ноя.
Не пойму, счастлива я или мне грустно. Все, о чем могу думать, – как ужасно мне хочется, чтобы Ной снова завернул меня в свою толстовку, взял за руку и сказал, что все будет хорошо, что мировое турне отменилось, и он остаток жизни проведет вместе со мной в Брайтоне. В среду вечером мы будем гулять с нашим щенком по побережью и каждое утро вместе заниматься йогой.
Но это лишь мечта.
Мои эмоции борются друг с другом не на жизнь, а на смерть, а разум осознает, что выгляжу я, мягко говоря, странно. Если кто-то вдруг войдет и увидит, что я сижу в концертном автобусе Ноя и вдыхаю запах его толстовки, что он подумает? Поэтому я вешаю толстовку обратно на крючок и иду к двери.
И замираю, услышав чьи-то голоса прямо возле двери. Один – очень громкий, командирский. Его я знаю – это Дин.
На цыпочках подхожу к двери и выглядываю на лестницу. Дин небрежно привалился к автобусу и разговаривает с двумя мужчинами в спортивных куртках с завязками на шее и цветных легких брюках. Мой внутренний голос сейчас такой же громкий, как голос Дина, и он орет, что подслушивать – глупая и опасная идея, особенно учитывая, чем это закончилось в последний раз. Но тут я слышу, как Дин упоминает мое имя, и уже не могу не слушать.
– У Ноя с Пенни все кончено, это уже точно. Слушайте меня внимательно. Элла Париш была бы просто идеальна для карьеры Ноя. Она напориста и великолепно выглядит. Стань они парой – газеты сошли бы с ума.
Сфоткай меня сейчас кто-нибудь, я была бы похожа на одного из тех мультяшных персонажей, у которых в сильной злости пар валит из ушей и носа, а лица краснеют от гнева.
– Я имею в виду, если Ной этого хочет, тогда нужно обязательно подкатить к Элле. Мы можем добраться до Лотарингии как можно быстрее, Коллин?
«Спортивные куртки» переглядываются, и один из мужчин улыбается Дину. Как и в ситуации с Блейком, мне приходится собрать всю свою силу воли, чтобы оставаться спокойной и не выскочить из автобуса, вопя, какой хреновый они придумали план.
– Отлично, значит, с этим покончено. – Дин протягивает руку, и мужчины один за другим ее пожимают. – Надо будет придумать что-нибудь такое в Австралии. Может быть, парочка рука об руку где-нибудь на берегу?
У меня уже нет сил слушать. Еще одни фейковые отношения? Как Дин вообще может считать это хорошей идеей? Ною точно не захочется, чтобы Дин такое провернул, особенно после истории с Леа.
Но потом я вспоминаю о телефоне, лежащем у меня в сумке, и гнев внезапно успокаивается. Все начинает вставать на свои места. А что, если Дин все это устраивал специально? Ною сказали, что именно менеджеры Леа настаивали на их фальшивых отношениях. Но теперь, когда я думаю об этом, то понимаю: а зачем Леа это было нужно? Что она могла от этого получить? А вот Ною нужно было как-то дать всем знать о себе. Его карьеру надо раскручивать. И именно Дин принимает все решения о карьере своего подопечного.
Разговор закончен. Я слышу чьи-то шаги у лестницы автобуса. Сердце падает. Лихорадочно озираюсь, куда бы спрятаться, но уже поздно: Дин поднимается внутрь, весело ухмыляясь.
Ухмылка исчезает, едва он замечает меня. Громко ругается и хватается за грудь.
– Пенни, что ты здесь делаешь? Меня чуть инфаркт не хватил.
Дин коротко смеется. Мы стоим, уставившись друг на друга, и до него постепенно доходит,