Я иду в глубь магазинчика, где стоят полки со старыми пластинками. Вдыхаю их запах и расплываюсь в улыбке: он почти так же хорош, как запах книг, но только «почти». В итоге я выбираю пластинку некого Большого Билла Брунзи[11], потому что мне нравится имя исполнителя.
– Отличный выбор, мэм, – замечает улыбчивый мужчина за кассой.
– Спасибо, – отвечаю я. Меня распирает от гордости за то, что я пришла в винтажный музыкальный магазин в Бруклине и сделала «отличный выбор», пускай и по чистой случайности.
Продавец улыбается еще шире.
– Приятный акцент. Откуда приехали?
– Из Англии.
– Вот это да! – Он берет мою руку и энергично ее пожимает. – День прожит не зря.
Я смотрю на его седые дреды и серебряную подвеску в виде черепа. Интересный типаж.
– Можно… Ничего если… Можно я вас сфотографирую?
– Да, почему нет. Как вам больше нравится? – Он распрямляет плечи.
– Как вы до этого стояли. Хорошо получится, если будете смотреть на пластинку.
Мужчина принимает прежнюю позу, и я делаю фото.
– Спасибо.
– Нет проблем. – Он протягивает мне визитку. – Когда вернетесь в Англию, можете всем рассказывать, что познакомились тут с Доходягой Дэниэлсом.
– Обязательно, – отвечаю я, наслаждаясь вновь обретенной уверенностью в себе. Я больше не глупая школьница, совершающая ошибки на каждом шагу. Я отлично выбираю пластинки в бруклинских музыкальных магазинах и делаю портреты людей с такими необычными именам, как Доходяга Дэниэлс. Мое счастье ничто не может испортить, даже выставочный стенд, который я чуть не сшибаю, попятившись назад.
Мы с Сейди Ли возвращаемся домой. Мама и Белла играют в принцесс в гостиной, а на кухне папа с Ноем готовят овощи для завтрашнего рождественского ужина. Мы заходим в тот момент, когда они громко хохочут – хороший знак, очень хороший.
– Я собираюсь приготовить чего-нибудь легкое на сегодняшний вечер, – говорит Сейди Ли, завязывая фартук. – Не хочется наедаться перед завтрашним застольем.
– Хороший план, – соглашается папа. – Скажите, если будет нужна моя помощь.
– Спасибо за предложение, – отвечает Сейди Ли. – Я как раз подумала, что нам нужен салат «Цезарь».
– Так ведь это одно из моих коронных блюд! – с гордостью заявляет папа.
– Точно, – подтверждаю я. – С удовольствием съем тарелочку.
– Нет-нет, – обращается ко мне Сейди Ли. – Ты с нами ужинать не будешь, извини.
– Не будешь, – вторит ей Ной.
– Почему? – Я смотрю то на Сейди Ли, то на Ноя, а они загадочно улыбаются какой-то им одной известной шутке. – Почему я не буду с вами ужинать?
– Не хотим, чтобы ты портила аппетит перед завтрашним днем, – говорит Ной.
– Мы подумали, что ближайшие сутки тебе стоит поголодать, – добавляет папа.
– Да вы что?!
Ной громко смеется.
– Не переживай так. Ты не будешь ужинать с остальными потому, что у нас будет пикник. Вторая попытка.
– Все готово? – уточняет у Ноя Сейди Ли.
Ной кивает и берет меня за руку.
– Мадам, вы согласитесь пойти со мной и насладиться домашним пикником на одеяле?
– Ну и шуточки у вас, – смеюсь я, глядя на папу, и иду вслед за Ноем в коридор, а потом мы спускаемся в подвал.
Обстановка здесь совсем как в гостиной у нас дома – такая же расслабляющая. Два мягких дивана усыпаны подушками, а на стене висит плоский телевизор невероятных размеров. На столах у стены стоят две яркие лавовые лампы, излучающие оранжевое свечение. Но по размерам подвал гораздо больше нашей гостиной, он простирается подо всем домом, и я едва могу различить теннисный стол в дальнем углу.
На расстеленном перед диванами клетчатом пледе стоят тарелки с самыми аппетитными угощениями.
– Потрясающе! – восторгаюсь я.
– Решил выложиться на все сто, чтобы затмить пикник под луной, – говорит Ной, довольно улыбаясь.
Мы садимся на противоположных краях пледа.
– Хорошо твой друг долетел? – спрашивает Ной.
Я внезапно понимаю, что с тех пор, как мы приехали к Сейди Ли, я ни разу не проверила телефон. Эллиот наверняка уже в Англии. Я вспоминаю, что мобильник лежит в сумке наверху, но останавливаю себя, чтобы не побежать за ним – мне не хочется во второй раз портить пикник. Тем более, что Ной так готовился.
– Да, думаю да.
– Хорошо. – Ной смотрит на выключенный телевизор, потом снова на меня. – Знаешь, я подумал…
– Что?
– У нас с родителями была хорошая традиция для сочельника, и мне хочется ее возобновить. Ты не против?
– Конечно. А что за традиция?
– Каждый год мы все вместе смотрели фильм «Эта замечательная жизнь».
– Я – за! – соглашаюсь я не раздумывая, это одна из моих самых любимых кинолент. Мне всегда нравилось черно-белое кино и черно-белая фотография: они такие выразительные и атмосферные.
Ной включает кино, и я облокачиваюсь на софу, удобно устроившись на пледе. Ной двигается ко мне, и наши плечи соприкасаются. Мне кажется, я самая счастливая на свете.
И мы сидим так, пока фильм не подходит к финалу, когда Джеймс Стюарт стоит на мосту и кричит своему ангелу-хранителю, что не хочет умирать, что снова хочет жить и каждый день видеть жену и детей. Внезапно я чувствую, что Ной отстранился от меня. Я смотрю на него и в мерцающем свете экрана замечаю влажный след на щеке, как если бы по ней только что пробежала слеза.
– Ной, ты в порядке?
Он быстро вытирает лицо рукой.
– Да, конечно. По-моему, в глаз что-то попало.
Я неподвижно сижу, не зная, что сказать или сделать. И тут я понимаю, что значит для Ноя этот фильм.
Я сажусь напротив Ноя и заглядываю ему в глаза.
– Ты… Ты вспомнил родителей?
Ной поначалу никак не реагирует, но через секунду коротко кивает и опускает глаза.
– Отличный способ покорить девушку – разрыдаться раньше, чем она, – ворчит он еле слышно.
Я снова не знаю, что мне делать. Тут Ной поднимает глаза и улыбается уголками губ. Но как только наши взгляды встречаются, он смущенно отворачивается. Я хочу обнять Ноя, но не уверена, что это то, что ему сейчас нужно.
– Все в порядке, правда, – говорю я и ласково кладу руки ему на плечи.
– Я думал, что все будет нормально, – говорит Ной не поднимая головы. – Мне казалось хорошей идеей снова его посмотреть…
– Ты первый раз пересматривал его с того дня?..
Ной кивает. Я хочу успокоить его, но не могу подобрать слов. Ему пришлось пройти через такое ужасное, тяжелое испытание, что никакие слова в мире не смогут облегчить его боль.
– Глупая была идея, – вздыхает Ной.
– Нет, неправда. Я думаю, идея была прекрасная.
– Да? И почему?
– Потому что благодаря этому фильму ты повспоминал своих маму и папу, воскресил их в своем сердце.
На экране метет снег, а Джеймс Стюарт бежит по городу и кричит всем встречным: «Веселого Рождества!»
– Тут моя мама всегда начинала плакать, как маленькая, – с горькой усмешкой замечает Ной. – А папа – целовать ее слезы.
В тот же миг я наклоняюсь к Ною и начинаю покрывать поцелуями его соленое лицо.
– Все хорошо, – говорю я и крепко его обнимаю. – Все хорошо.
Глава тридцатая
– Пенни, Пенни! Он приходил!
Разбуженная голосом Беллы, я резко сажусь в кровати и тру глаза, чтобы привыкнуть к темноте. Внезапно яркий луч фонарика светит мне прямо в лицо, и я зажмуриваюсь.
– Он приходил! – снова восклицает Белла. Фонарик отклоняется в сторону, и я вижу, что с прикроватной лестницы на меня пытливо смотрит маленькое личико.
– Кто приходил?
– Санта, конечно.
– Ааа.
Я опускаюсь на подушку и с улыбкой смотрю в потолок.
– Просыпайся! – теребит меня Белла. – Надо посмотреть, что он нам принес.
– Хорошо, уже спускаюсь.
Я достаю из-под подушки мобильный, чтобы узнать время. На часах пять тридцать! Я с облегчением замечаю, что мне пришла эсэмэс. Когда я вчера-таки добралась до телефона, меня уже ждало три сообщения от Эллиота. Он писал, как долетел, как ненавидит своих родителей. Мне было очень стыдно, что я так поздно ему ответила. Но, зайдя в папку входящих сообщений, я обнаруживаю, что эсэмэс – от Олли.
Счастливого Рождества, Пенни!
Надеюсь, ты хорошо отдыхаешь в Нью-Йорке.
Очень жду твоего возвращения. Олли xx
Что это значит? Почему Олли прислал мне эсэмэс? И почему он ждет моего возвращения? Тут я вспоминаю фотосессию на пляже. Наверное, он хочет, чтобы я его еще поснимала для портфолио. Ну и ладно. Я засовываю телефон обратно под подушку.
– Поторапливайся, лежебока! – кричит мне Белла и дергает за одеяло.
– Иду, иду.
Я спускаюсь вниз и заглядываю под балдахин. Белла сидит по-турецки и светит фонариком на два носка, разложенных перед ней на кровати. Я смотрю на очертания подарков внутри, и меня охватывает знакомое праздничное чувство. Наверное, я до старости буду радоваться подаркам на Рождество.
– Я думала, что в этом году ничего не получу, – говорит мне Белла, когда я присаживаюсь на краешек кровати.
– Но почему?
– Я в школе кое-что натворила, – шепчет она. – Я думала, что Санта все знает, но похоже, нет.
– Вот оно что. Я уверена – Санта прощает редкие хулиганства. Невозможно всегда хорошо себя вести.
– Кому, как не мне, это знать, – отвечает Белла и так тяжело вздыхает, что я готова удочерить ее сию же минуту.
Когда подарки распакованы (в моем носке лежат разноцветные конфеты, ароматные бомбочки для ванны и милый хрустальный ангелочек), я пытаюсь уговорить Беллу поспать до утра. И в итоге она уступает. Но я лежу в постели и не могу уснуть. Меня выбило из равновесия сообщение от Олли, и я переживаю, что Эллиот мне так и не написал. В Англии уже полдень, и я не пойму, почему он еще не поздравил меня с Рождеством. Надеюсь, он не обиделся за то, что я ему так долго не отвечала.
Ной вчера весь вечер просил прощения за то, что дал волю чувствам. В итоге я напомнила, что расплакалась у него на глазах всего после часа знакомства, и сказала, что мы квиты. Но, если честно, я отно