ринципе ни к чему.
– Похоже, ты их недолюбливаешь.
Тампоньетта возмущенно запыхтела.
– А за что их любить, если они даже нас считают угнетателями? Нас, анархо-феминисток! По их мнению, борьба за освобождение вагинеток плоха уже тем, что признает нормой существование женщин. Для квиров норма – это отсутствие нормы. Нет-нет, даже не надейся: ты слишком ненормальная с нормальной точки зрения нормальной ненормальности норм.
– Нормальной ненормальности норм… – завороженно повторила я. – Звучит очень красиво – настолько, что хочется попробовать.
– Говорю тебе, не примут! – стояла на своем Тампоньетта Бинош. – Потому что есть еще и во-вторых: сиреневые живут крайне замкнуто. Дверь в их крыло, как правило, заперта, а на улицу они почти не выходят. Боятся.
– Боятся? Кого?
Тампоньетта понизила голос до шепота:
– Нелегалов. Ты ведь знаешь, тут многие дома заняты беженцами из Африки и Азии. Так вот: они еще не совсем освободились от ярма колониального угнетения.
– В каком смысле?
– Ну как ты не понимаешь… – с досадой проговорила она. – Колониалисты приучили этих несчастных остро реагировать на нормальную ненормальность норм.
– Остро? Это как?
– Как-как… – Тампоньетта рубанула рукой воздух. – Вот так, по-капиталистически. Бьют. Сильно. Бывает и хуже, если не успеваешь убежать. В прошлом месяце двоих сиреневых сбросили с крыши. Мы похоронили их за городом, в лесу. Нельзя давать местным фашистам повод обвинять беженцев. Беженцы – наши братья. Они не виноваты в том, что их угнетали и не позволяли развиваться в нормальной ненормальности. Мы вместе с ними против колониализма.
Она испытующе уставилась на меня, ожидая одобрительного кивка, и я не заставила ее долго ждать. Отношения самих анархо-феминисток с нелегалами тоже оставляли желать лучшего. Выходить на улицу в одиночку здесь не рекомендовалось в любое время суток. Уже знакомую мне пухленькую инструкторшу по имени Леваягрудьсемнадцать месяц тому назад похитили и изнасиловали среди бела дня; к счастью, бедняжку удалось довольно быстро выкупить. Другие попросту исчезали навсегда. Юных девушек рачительные нелегалы не бросали с крыш – им была уготована куда более страшная участь: продажа в сексуальное рабство, в подпольные бордели европейских и азиатских городов.
В общем, с квир-анархистами у меня не заладилось – в отличие от экоанархистов, которые с радостью удовлетворили мое желание встать под их черно-зеленое знамя. Если квиры жили довольно-таки замкнуто и выбирались наружу лишь во время официально разрешенных гей-парадов, то «черно-зеленые» вели себя в высшей степени активно, и их не могла не впечатлить слава, заработанная мною в бою со свадебными фашистами в процессе спасения камрадки Менструазы Саган. Веганская эсэсовка Захава приняла меня, как родную.
– Я так и думала, что ты в конце концов окажешься у нас, – сказала она. – При всем уважении к квирам и феминисткам, главная сегодняшняя задача – спасение планеты. Защита порабощенных животных, ликвидация мясоедов, освобождение природы от власти капиталистического угнетения – вот с чего надо начинать. Когда мы освободим земной шар от человеческого гнета, проблемы брака и половой свободы решатся сами собой. Рада, что ты поняла это в столь короткое время.
– Вообще-то я приехала сюда, чтобы встретиться с Призраком, – напомнила я.
Захава не удивилась:
– Не волнуйся, всему свое время. Призрака не так-то легко застать. Он сам тебя найдет, когда вернется.
– Надеюсь, он свяжет меня с Дядюшкой Со, – сказала я, решив сразу закинуть главную удочку. – Как мне объяснили, Дядюшка помогает тут всем, но никто его ни разу не видел. Может, ты чего знаешь?
– Дядюшка Со… – мечтательно повторила Захава. – Дядюшка Со – великий человек. Для нас он финансирует гигантский проект. Просто гигантский…
– Здесь, в сквоте? – обрадовалась я.
– Нет, что ты, – помотала головой Захава. – Наша группа – всего лишь один взвод огромной армии веганов. Проект запущен в Уругвае, о нем несколько раз писали в газетах. Десятки ученых: зоологи, генетики, экологи, климатологи… Коровам меняют их генетическую природу. Они перестанут быть травоядными и перейдут на мясо. Это революция! Настоящая революция!
– Погоди, тут что-то не так, – сказала я. – Вы… то есть мы… Мы ведь против поедания животных.
– Животных! – воскликнула Захава. – Животных, но не людей! Людей можно и нужно поедать как главную угрозу жизни на планете. И высшая справедливость заключается в том, что этим благородным делом займутся именно коровы, которых люди пожирали веками. Ну?! Согласись, это просто великолепная идея!
– В самом деле, – согласилась я. – И ты права: многие проблемы решатся сами собой. Ведь если съесть потенциальных женихов и невест, то не будет и браков. А если слопать квиров… Или квиры не подлежат пожиранию?
Захава на минуту задумалась.
– С квирами не так просто, – признала она со вздохом. – Некоторых из них – к примеру, зоофилов – генетически запрограммированные коровы не смогут отличить от животных. Тут потребуется доработка. Но я верю в Дядюшку Со!
– Секундочку! Но как быть с коровьими газами? Разве они – не одна из причин глобального потепления?
Захава восторженно хлопнула в ладоши:
– Молодец! Очень правильный вопрос! В том-то и дело, что коровьи газы – прямое следствие растительной пищи. От поедания людей будут совсем другие продукты выделения – чрезвычайно полезные для планеты. Так говорят экологи, климатологи, зоологи и диетологи!
Я состроила задумчивую гримасу и усердно покивала. Правда, чтобы не расхохотаться, мне пришлось крепко взять в горсть нижнюю половину лица. К счастью, в группе черно-зеленых от меня требовалось лишь согласие с теорией – без практической необходимости совать голову в модель заднего прохода бешеной коровы-людоедки.
– Угу… угу… – едва вымолвила я, справившись с приступом смеха. – Превосходно. Замечательная идея. Значит, экологи, климатологи, зоологи и диетологи… А что говорят гастроэнтерологи? Извини за деликатный вопрос, но сами-то вы как справляетесь? Ведь если растительная пища производит вредные газы, то веганы сами будут представлять растущую угрозу климату, как коровы сейчас, до генной модификации. Я неправа?
Захава смущенно опустила глаза. Как видно, удар пришелся по больному месту.
– Права, конечно, права… – она вздохнула. – Эти газы, черт бы их побрал… Иногда так распирает, что кажется – вот-вот лопну. Мы стараемся испускать их только в закрытых помещениях, а потом пробуем сжигать свечкой или горелкой.
– Горелка загрязняет ничуть не меньше, – безжалостно напомнила я.
– Это так, – еще печальней вздохнула несчастная веганка. – Но что-то ведь надо делать. По ночам особенно трудно. Когда три-четыре веганки одновременно газуют в одной комнате, можно задохнуться. Окна мы, понятно, не открываем, чтобы не влиять на атмосферу. В общем…
– В общем, необходимо радикальное решение, – продолжила я. – Отчего бы не модифицировать самих веганов?
– Каким образом?
– По примеру коров. Если веганы тоже перейдут на поедание людей, это решит проблему газов и одновременно поможет коровам.
Захава неуверенно улыбнулась, безуспешно стараясь обнаружить в сказанном хотя бы малую долю шутки. Но мой твердый взгляд был серьезен, как мертвый квир, похищенный и сброшенный с крыши нашими прогрессивными соседями.
– Знаешь, это как-то чересчур круто… – промолвила она наконец. – Когда хищники едят людей, это нормальный природный процесс. Проект Дядюшки Со всего лишь добавляет коров к числу многих природных хищников. Но люди, поедающие людей… Выглядит как-то неприятно. Сама послушай, как это звучит: людоеды, каннибалы…
– Вот! – воскликнула я. – Вот! В этом вся неприятность: в старых искаженных словах, навязанных нам капиталистическими угнетателями! Нужно всего лишь назвать таких новых веганов хорошим, правильным словом. Ну, скажем… новотелята: новотёлки и новотелки́. Звучит тепло, невинно, успокаивающе. А те две гадкие клички оставим угнетателям, которые их придумали. Как тебе?
– Гм… а что… надо подумать… – пробормотала «черно-зеленая» экоанархистка.
Похоже, эта буйнопомешанная и в самом деле верила в возможность превращения обычных коров в миллиарды генно-модифицированных хищников-людоедов. Конечно, разговоры о проекте Дядюшки Со были полнейшей ерундой, дикой выдумкой идиотов, но в течение двух следующих суток я смогла убедиться, что «черно-зеленые» делают все, чтобы приблизить эту дикость к реальности. Анархо-феминистки нападали на свадьбы, но свадьбы бывают не каждый день, и далеко не всякая из них удобна для скандала. Зато экоанархистам, в отличие от коллег-феминисток, не составляло труда выбрать объект для атаки.
Это могла быть лесопилка или одинокий домик лесника, в котором устраивали натуральный погром с ломкой мебели и битьем посуды. При этом в вину бедняге вменялись его непосредственные обязанности, такие как вырубка больных деревьев или устройство новых делянок. Во втором случае юные саженцы прямо сравнивались с чернокожими рабами, которых торговцы живым товаром насильно завозили на чужой континент.
– Ведь их никто не спросил, хотят ли они расти именно здесь! – объяснил мне один из анархистов.
– А как можно спросить об этом у саженца?
– Вот именно! Никак! А потому не надо трогать природу вообще! Пусть живет по своим свободным законам!
Здесь не могли чувствовать себя в безопасности ни одна ферма или бойня, ни один коровник или мясокомбинат. Группы анархистов перехватывали грузовики и, поколотив шофера, выпускали на волю свиней, овец и коров, которые затем ошалело бродили по округе, пугая автомобилистов и горожан, переворачивая мусорные баки и превращая в пастбища аккуратно подстриженные частные лужайки. Сплошь и рядом это заканчивалось печально как для людей, так и для животных, но святой принцип всеобщей свободы оправдывал любые жертвы.
Мясные отделы супермаркетов атаковались походя, от нечего делать, когда не находилось ничего покрупнее. Расколотить стеклянную витрину, сбросить на пол и растоптать содержимое холодильников – такое считалось среди «черно-зеленых» совершенно обычным делом, не заслуживающим упоминания. Девушку из квартала Джесси Каган, да еще и с моей биографией, трудно поразить человеческой гадостью; неудивительно, что я наивно полагала, будто повидала в жизни если не всё, то почти всё. Дура я, дура! Не знаю, в каком квартале родилась и выросла госпожа Реальность, но она заведомо изобретательней и страшнее, чем целая армия девушек из Джей-Эф-Кей.