Люди же текут, идут, бегут, ползут, летят, кувыркаются, прыгают, танцуют во всех возможных и невозможных направлениях – поди догадайся, чего захочется человеку в тот или иной момент, да он и сам-то не знает. То, что безумцы типа Призрака ненавидят и называют Системой и Нормой, сложилось у нас за тысячи лет, слепилось на слезах и крови. Жизнь долго-долго лупила людей по башке и давила, давила, давила… Говорят, так получаются алмазы – от тысячелетнего давления на простую черную угольную грязь. Вот и из нас в конце концов выдавились эти нормы как алмазы чистейшей воды. Какому же идиоту теперь могло прийти в голову, что от них надо отказаться?
И не только отказаться самому, но еще и заставить остальных! Сами-то они – черт с ними – пускай себе живут как хотят в своих скотских норах и сквотах. Но им ведь этого мало! Им мало сквота, им нужен весь мир! Главная цель Призраков и Менструаз – заразить своим мерзким безумием всех остальных, таких, как я, как Мики, как Зив, как моя тетка Мали: нормальных баб и мужиков, живущих и дышащих обычными буднями и праздниками, играющих свадьбы, рожающих и растящих детей, любящих и ругающихся, работающих и устающих, пьющих с горя по барам и закупающих жратву на семейный обед… – всех их сломать, взбаламутить, обмануть, сбить с дороги, а тех, кто откажется, вынудить силой, бомбой, убийством… И тогда уже поздно будет спрашивать: «А что потом?» Тогда уже ответ действительно получится «сам собой», потому что без алмазов останется лишь грязь: та самая исходная, изначальная, черная угольная грязь – грязь, кровь и слезы.
Боже, какая глупость, какая гадостная, грабительская, фашистская глупость!
Это слово вспыхнуло во мне внезапно, как лампочка в темном коридоре: «фашисты». Трудно сказать почему: о фашистах я слышала в школе, читала в книгах и смотрела в кино, но при этом они всегда ассоциировались с Катастрофой, лагерями смерти и эсэсовцами в черных мундирах. Казалось бы, анархисты и марксисты никак не соответствовали этому образцу – ведь они, напротив, как правило, воевали с фашизмом. Но, видимо, это были войны внутри семьи, которые всегда получаются самыми ожесточенными и непримиримыми.
Потому что суть и тех и других одна и та же: уничтожение Нормы, слом Системы, коверканье сложившейся веками человеческой жизни, а дальше… – дальше «устроится само собой». Ну да, конечно, как же иначе… «Само собой» – это Аушвиц и Треблинка, советский Гулаг, удобренные трупами рисовые поля Кампучии и Китая, залитые кровью джунгли Латинской Америки, сотни миллионов замученных, расстрелянных, разорванных на куски людей. И как будто не было всего этого, раз за разом, снова-здорово:
– Надо сломать Систему! Надо уничтожить Норму!
– А дальше?
– Дальше всё устроится само собой…
Сквот между тем проснулся. Коридор наполнился стуком крепких каблуков, лающей немецкой речью, голосами фашистов. Я с трудом подавила в себе желание сбежать прямо сейчас, пока не затолкали в «душевую»-душегубку, куда вместо воды подается смертоносный газ «Циклон-Б». Стоп, хватит бояться. «Б» – это «без паники». Без паники, девушка, без паники. Ты ведь приехала сюда по делу: оружие за деньги. Вот пусть и покажут деньги – прямо сегодня, до вечера. Ну а если не покажут, значит, и ловить тут нечего. Тогда уже – домой, со спокойным сердцем. Так нормально? «Так нормально», – ответила я себе самой, и мне сразу полегчало. Хорошо, когда есть четкий план и ясная перспектива…
В дверь постучали. Культурные… а ведь могли бы и ногой открыть, сапожищем…
– Войдите!
Вошел парень лет двадцати – высокий, бритоголовый, в черной футболке под черной кожанкой и черных штанах над черными ботинками. Для полноты картины оставалось лишь убедиться в черноте души. Морда, впрочем, была бело-румяной, чистенько выбритой.
– Здравствуй, Батшева. Вагнер просил показать тебе сквот. Провести экскурсию. Меня зовут Клаус.
Его английский по-немецки подлаивал. Я заставила себя улыбнуться:
– Тоже Клаус? Вы что – все тут под этим именем ходите?
– Не все, но многие, – спокойно подтвердил он. – Так удобней.
– Ну да, – понимающе кивнула я. – Полное равенство. У феминисток в крыле напротив – «Леваягрудь», а у вас – Клаус… Хотя было бы логично для симметрии взять что-то похожее. Ну, скажем… «Левоеяйцо». Вы ведь тут стритфайтеры, парни с яйцами. Как тебе такая революционная идея?
Клаус наморщил лоб, честно обдумал мое предложение и наконец отрицательно мотнул головой:
– Не годится. У нас есть и девушки.
Оставалось лишь позавидовать такой арийской выдержке. Хотя старший Клаус уже предупредил меня, что у анархистов нет национальности.
Мы вышли в коридор, и экскурсия началась. В отличие от вегано-квиро-феминистского крыла, здесь не было видно ни плакатов, ни знамен, ни головных уборов в виде гениталий. Стритфайтеры явно не разменивались на подобные мелочи, уделяя главное внимание подготовке к уличным дракам. Ребята подходили к делу серьезно. Тренировочные залы с борцовскими коврами, боксерскими рингами, японскими татами, штангами, гирями и прочими силовыми развлечениями занимали как минимум три этажа из пяти. Меня интересовали железные игрушки иного рода, но знакомства с ними экскурсия как раз не предусмат-ривала.
– Что ж, вы так и сражаетесь голыми руками?
– Отчего же? – обиделся Клаус. – Есть еще много чего.
– Например?
– Бейсбольные биты, кастеты, нунчаки, велосипедные цепи… – начал перечислять он. – Клаус просил показать тебе, как мы работаем. Сегодня после обеда будет акция. Если хочешь, присоединяйся.
– Биты… кастеты… – зевнув, повторила я. – Скучно, камрад Клаус. Неужели нет ничего посерьезней? Чего-нибудь такого, что делает «бум»?
– Дойдет и до этого, – пообещал он, – всему свое время. Поднимемся на следующий этаж? Там у нас тренировки по джиу-джитсу.
Я отрицательно покачала головой:
– Хватит с меня тренировок. Не сквот, а спортбаза какая-то…
Экскурсовод вздохнул:
– Ну тогда не знаю, что тебе еще показать. Вот тут библиотека. Книги, брошюры… Может, это будет тебе интересно.
Библиотеки нравились мне еще со времен интерната, и я, не торопясь, обошла большую комнату, уставленную рядами книжных стеллажей. Корешки томов были однообразно красными: Ленин, Бакунин, Маркс, Троцкий, Мао Цзэдун, Малатеста… Много теста, а начинки чуть. О, а вот и старый знакомец Кропоткин, по-нашему – Карподкин, земля ему пухом. И всё – ни тебе хороших романов, ни тебе штурмовых винтовок, ни тебе гранат, ни тебе коробок с пластидом. Скукотища… Честно говоря, я совершенно иначе представляла себе боевое фашистское гнездо. Похоже, Клаусы откровенно дурили мне голову.
– А это еще что за дудки?
– Где? – не понял парень.
– Да вон, на столе. Черные трубки с клапанами… Или это подзорные трубы – разглядывать светлое будущее?
– Ах да… гм… – он выглядел искренне удивленным. – Вообще-то это гобои. Музыкальные инструменты для симфонического оркестра. Ничего себе – целых пять штук! Еще вчера их не было. Наверно, утром привезли.
– У вас здесь еще и оркестр? Спортбаза с оркестром? – я сокрушенно вздохнула. – Знаешь, камрад, с меня хватит. Ты что-то говорил насчет обеда?
В огромном зале столовой меня усадили по соседству с дюжиной молодцов ближневосточной наружности. Примерно такие же типы из «яффских» когда-то приезжали на бандитское толковище к моему первому муженьку Мени Царфати – выяснять, кто на чью территорию влез и кому за это платить. Тот же скользящий медленный взгляд, те же ухмылочки, та же кошачья расслабленность в членах. Я даже подумала, что нисколько не удивлюсь, если они заговорят по-арабски. Подумала – и они действительно заговорили. Соседи-нелегалы? Что они тут делают? Учатся идее разрушения Европы у старого Санта-Клауса? Ха! Этой премудрости они и сами кого угодно научат…
Подошел озабоченный экскурсовод Клаус.
– Тебе обычную еду или халяль?
– А есть и халяль? – удивилась я. – У вас тут тусуются мусульмане? Клаус, этот сквот просто кладезь сюрпризов.
– Приходят в гости… – сказал он, указывая взглядом на соседей и сильно понизив голос. – Надо уважать. Тебя я специально рядом посадил, на всякий случай. Ты ведь тоже из Палестины… Так что, нести халяль? Там еще немного осталось.
– Не надо, неси обычное…
«Надо же, даже халяль», – думала я пятью минутами позже, сидя напротив Клауса и стараясь не слишком торопиться с едой. Трудно соблюдать церемонии после почти суточного голодания. Бифштекс у фашистов оказался очень даже неплох. Собственная кухня, снабжение, обмундирование, тренировочные залы, транспорт, музыкальные инструменты, да еще и халяль по требованию – все это, несомненно, стоило немаленьких денег. Откуда? Тот же Дядюшка Со? Как же до него добраться, черт побери…
– …Даже с десяти метров! – донеслись до меня звуки арабской речи. – Да что там с десяти – с пяти!
Я осторожно покосилась в сторону соседнего стола. Им вовсе ни к чему знать, что я понимаю по-арабски, – и Клаусу тоже. Говорил плечистый белозубый бородач лет тридцати, сидевший во главе стола и, по всем признакам, верховодивший в банде. Тот, к кому он обращался, сердито крутил наголо обритым калганом и, видимо, не соглашался со старшим.
– Еще как попаду! И с десяти, и с двадцати! – обиженно воскликнул он. – Кроме того, там не будет десяти! В упор-то и целиться не надо!
– Шш-ш, тише ты! – шикнул на него кто-то третий. – Раскричался, ослиная башка…
– Сам ты осел! – пуще прежнего обиделся бритоголовый. – Тут все равно никто не поймет. Только «йа» да «йа»… – тупой народец эти германцы.
– Ну не скажи, – солидно возразил начальственный бородач. – Тупые такого штурмового автомата не сделают. Это тебе не «калаш» – по пустыне бегать. «Гевеа» – инструмент для чистой работенки. Только ты ведь и из него не попадешь.
Бритоголовый молчал, грозно насупившись.
– Не дразни ты его, Мансур, – вмешался араб, сидевший по правую руку начальника. – Еще не хватало подраться за день до дела…