Прежде чем я успел поблагодарить ее, она сказала: «Пока», помахала рукой и шагнула в дождь, закрыв за собой дверь.
– Ну-ну, – сказал мама, теперь тоже улыбаясь, – и что же у нас тут?
– Думаю, картина, – сказал я.
Я стоял с колой в одной руке и с картиной Мег в другой, прекрасно зная, что подумала моя мама.
В ее мыслях наверняка было слово «очаровательно».
– Ты собираешься ее открыть или нет?
– Да, конечно. Сейчас.
Я отставил колу и повернулся к маме спиной, отдирая липкую ленту. Потом снял обертку.
Я чувствовал, что мама заглядывает мне через плечо, но то, что я увидел, вытеснило все прочие мысли.
– Это по-настоящему здорово, – удивилась мама. – Это на самом деле очень, очень хорошо! А эта девочка ничего себе.
Да, это было действительно здорово. Я не критик, но чтобы оценить картину, и не нужно было быть им. Сначала она сделала набросок тушью, на нем какие-то линии были широкими и смелыми, а какие-то – тонкими, даже деликатными. Цвета были бледными – смытая акварель всего лишь с намеком на цвет, – но очень точными и живыми. Во многих местах краски вовсе не было, и белая бумага создавала впечатление яркого солнечного дня.
На картине мальчик у ручья лежал лицом вниз на большом плоском камне. Он смотрел в воду, а вокруг были небо и деревья.
Глава тринадцатая
Я отнес картину в «Собачью будку», чтобы ее вставили в рамку. «Собачья будка» была зоомагазином. Теперь здесь располагался и магазин товаров для хобби. На витрине у них были выставлены фотографии щенков гончей, а внутри лежали луки и стрелы, обручи хула-хуп, наборы для моделей. В глубине магазина расположилась мастерская по изготовлению рамок. В центре поселились рыбки, змеи и канарейки. Продавец посмотрел и сказал:
– Неплохо.
– Могу я забрать ее завтра?
– А что, похоже, что у нас тут дел невпроворот?
Посетителей не было совсем. Сетевой магазин «Для ребят от Харрисона» на Десятом шоссе переманил всех покупателей.
– Можешь забрать сегодня. Приходи в половине пятого.
Уже в четверть пятого я был в магазине. На пятнадцать минут раньше оговоренного, но работа уже была готова – красивая сосновая рамка, окрашенная под красное дерево. Продавец завернул ее в коричневую бумагу.
Картина идеально поместилась в заднюю корзину моего велосипеда. Когда я вернулся, было уже время ужина, так что мне пришлось съесть тушеное мясо с зеленой фасолью и картофельным пюре. Потом – вынести мусор.
И только после этого я отправился к Чандлерам.
Телевизор орал вовсю: тема из «Папа знает лучше», самый мой нелюбимый сериал. На экране в миллионный раз красовались и сияли улыбками Кэти, Бад и Бетти. Пахло сосисками, бобами и квашеной капустой. Рут сидела в своем кресле, положив ноги на пуф. Донни и Вилли растянулись на диване. Вуфер валялся на животе так близко к телевизору, что впору было встревожиться насчет его слуха. Сьюзан смотрела шоу, сидя на стуле в столовой, а Мег мыла посуду на кухне.
Сьюзан улыбнулась мне. Донни просто помахал рукой и снова уткнулся в телевизор.
– Боже, – сказал я. – Хоть бы встал кто-нибудь.
– Что у тебя там, приятель? – спросил Донни.
Я поднял картину, завернутую в коричневую бумагу.
– Пластинки Марио Ланцы, как ты и просил.
Он рассмеялся:
– Урод.
Теперь и Рут смотрела на меня.
Я решил с ходу брать быка за рога.
Шум воды на кухне прекратился. Я повернулся и увидел Мег, которая внимательно наблюдала за мной, вытирая руки о фартук. Я улыбнулся ей и подумал, что она сразу поняла, что я собираюсь сделать.
– Рут?
– Да? Ральфи, прикрути звук. Вот так. Что скажешь, Дэви?
Я подошел к ней. Оглянулся на Мег. Она шла ко мне через столовую, мотая головой. Губы ее беззвучно сложились в слово «нет».
Ясно: она просто стеснялась. Рут увидит картину, и всё устаканится.
– Рут, – сказал я, – это от Мег.
И протянул ей сверток.
Она улыбнулась мне, а потом и Мег и взяла у меня сверток. Вуфер убавил звук настолько, что можно было слышать шелест жесткой оберточной бумаги, когда Рут распаковывала сверток. Бумага упала на пол. Рут смотрела на картину.
– Мег, – сказала она, – где ты взяла деньги на это?
Видно было, что она в восторге. Я рассмеялся.
– Заплатить пришлось только за раму, – сказал я. – Она нарисовала это для тебя.
– Она нарисовала? Мег?
Я кивнул.
Донни, Вуфер и Вилли столпились вокруг Рут, чтобы посмотреть.
Сьюзан соскользнула со стула.
– Как красиво! – сказала она.
Я бросил взгляд на Мег. Ее лицо выражало одновременно и обеспокоенность, и надежду.
Рут смотрела на картину. Казалось, что она пялится на нее целую вечность.
Потом она сказала:
– Ну уж нет. Это не для меня. Не надо меня разыгрывать. Она нарисовала ее для тебя, Дэви.
Она улыбнулась, но какой-то странной улыбкой. Теперь и я забеспокоился.
– Посмотри сам. Мальчик на камне. Конечно, это для тебя.
Рут протянула мне картину.
– Мне она не нужна, – сказала она.
Я растерялся. Мне никогда не приходило в голову, что Рут может отказаться принять подарок. Добрых пару секунд я вообще не знал, что делать. Просто стоял с картиной в руках и смотрел на нее. Это была прекрасная работа.
Я попытался объясниться:
– Но она правда рисовалась для тебя, Рут. Честное слово. Мы с ней говорили об этом. И Мег хотела нарисовать что-то для тебя, но она…
– Дэвид.
Мег. Я запутался еще больше, потому что это прозвучало как предостережение.
Я едва не разозлился. Я по уши увяз во всей этой передряге, а Мег не позволяла мне из нее выбраться.
А Рут просто улыбнулась. И потом обвела взглядом Вилли, Вуфера и Донни:
– Вот вам урок, мальчики. Запомните его хорошенько. Это важно. Такая малость – всего лишь быть любезным с женщиной, – и она все для вас сделает. Вот наш Дэви был любезен с Мег и получил от нее картину. Красивую картину. Получил, верно, Дэви? Но это все, что ты получил? Понятно, ты еще маловат, ну да кто знает…
Я густо покраснел и рассмеялся:
– Да ладно тебе, Рут.
– Скажу еще раз: кто его знает. Девочки же такие простушки! Пообещай им какой-нибудь пустяк – и получишь все, что хочешь. И когда захочешь. Я знаю, что говорю. Взять хоть вашего отца, Вилли-старшего. Когда мы только планировали пожениться, он собирался завести собственную компанию. Целую эскадру грузовиков-молоковозов. Начать с одного и шаг за шагом продвигаться все выше и выше. Я должна была помочь ему с бухгалтерией, что я уже делала на Говард-авеню во время войны. Заправляла целым заводом! Мы должны были стать богаче, чем мои родители в Морристоне, а они были богаты по-настоящему, уж поверьте мне. Ну? И что я получила в итоге? Ничего. Ни хрена вообще. Вы трое повыскакивали на свет божий, раз-два-три, а этот ирландский ублюдок растворился черт знает где. А я осталась с тремя голодными ртами. Теперь добавились еще два. И потому говорю вам, девчонки – дуры. Вертеть ими легче легкого. Простофили все до единой.
Пройдя мимо меня, она приблизилась к Мег, обняла ее за плечи и потом повернулась к нам.
– Забери эту картину, – сказала Рут. – Я знаю, ты нарисовала ее для Дэвида, и даже не пытайся убедить меня, что это не так. Но мне интересно: что ты с этого собиралась получить? Что, по-твоему, этот мальчик мог бы тебе дать? О, Дэви славный парнишка. Лучше многих других. Несомненно. Но, дорогуша, он не даст тебе ничего! А если ты думаешь иначе, тебя ждет еще одна неожиданность. Я уже говорила: надеюсь, картина – это все, что ты ему дала, я надеюсь, что на этом ты и остановишься. Я говорю это для твоего же блага. Потому что вот здесь, внизу, у тебя есть кое-что, чего хотят все мужчины, и это вовсе не какие-то картинки!
Губы Мег начали дрожать, и я понял, что она вот-вот расплачется. Но меня, верьте или нет, распирал смех. Да и Донни тоже. Все было до абсурда нелепо, однако то, что сказала Рут о «картинках», было просто странно.
Она еще сильнее сжала плечи Мег.
– А если ты даешь им то, чего они хотят, то ты просто шлюха. Ты знаешь, что такое шлюха? А ты, Сьюзан? Ну ты-то, конечно, не знаешь. Ты еще слишком мала. Так вот, шлюха – это девица, которая раздвигает ноги, чтобы мужчина мог проскользнуть туда, куда ему надо. Вуфер, прекрати скалиться как идиот. А каждая шлюха заслуживает хорошей трепки. С этим любой согласится. И я предупреждаю тебя, дорогуша, будешь погуливать в моем доме – я тебя как танк раскатаю.
Рут отпустила Мег и прошла на кухню. Открыла дверцу холодильника.
– Ну, – сказала она, – кто-нибудь хочет пивка?
Указала рукой на картину:
– Все равно как-то бледновато, – сказала она. – Вам не кажется?
И потянулась за упаковкой пива.
Глава четырнадцатая
В те времена, чтобы голова пошла кругом, мне хватало две баночки пива. Я шел домой неспешно, уже навеселе, по обыкновению напоминая себе, что должен молчать как рыба – ни слова родителям. Впрочем, это было излишним – скорее я бы палец себе отрубил.
Остаток вечера – после того как Рут закончила читать нам нотацию – прошел без особых происшествий. Мег удалилась в туалет и вернулась с таким видом, словно ничего и не случилось. Глаза ее были сухими, лицо – непроницаемым. Мы смотрели шоу Дэнни Томаса, потягивали пиво, а во время рекламы я договорился с Вилли и Донни отправиться в субботу на боулинг. Я пытался перехватить взгляд Мег, но она не смотрела в мою сторону. Когда пиво было допито, я пошел домой.
Картину я повесил в своей комнате рядом с зеркалом.
Но меня не покидало какое-то странное чувство. Я никогда не слышал, чтобы кто-либо вслух произнес слово «шлюха», хотя и знал, что это значит. Знал, потому что разок стащил у мамы и пролистал Peyton Place[19]. Я подумал: а сестра Эдди, Дениз, тянет на это определение или она для него слишком юна? Я помнил ее голой, привязанной к дереву, помнил ее крупные мягкие соски. И то, как она то смеялась, то плакала – иногда одновременно. Помнил складки плоти между ее ног.