Грудь была светлее остального тела, молочно-белая, безупречная, восхитительная. Она колыхалась в такт всхлипам Мег. Соски были розовато-коричневыми, длинными и почти плоскими на концах. Крошечные плато девичьей плоти. Я никогда не видел таких прежде, и мне сразу же захотелось их потрогать.
Я прошел вперед. Теперь Рут осталась вне поля моего зрения.
Я слышал свое хриплое дыхание.
Донни встал на колени перед девушкой и поднял руки вверх. На миг это показалось благоговейной молитвой, обожествлением Мег.
Но потом его пальцы вцепились в ее трусики, стаскивая их на бедра и дальше, к самым щиколоткам. Донни не торопился.
И тут – еще один шок.
Ее волосы.
Маленький кустик светло-каштановых волос, на которых поблескивали капельки пота.
Крошечные веснушки на бедрах.
Складочка плоти между ног.
Я изучал ее. Грудь. Каково это – потрогать ее?
Ее плоть была для меня чем-то невообразимым. Волосы между ног. Я знал: они окажутся мягкими на ощупь. Мягче моих. Я хотел к ней прикоснуться. Тело, должно быть, горячее. Сейчас оно дрожало.
Ее живот, ее бедра, ее крепкая белая попка.
Сейчас сексом, казалось, был пропитан воздух.
Я почувствовал тяжесть между ног и, как завороженный, пошел вперед. Прошел мимо Сьюзан и увидел физиономию Вуфера, бледную, без единой кровинки. Увидел глаза Вилли, прикованные к кустику внизу живота Мег.
Сейчас она уже не плакала.
Я повернулся, чтобы посмотреть на Рут. Она тоже подвинулась ближе и теперь стояла в дверном проеме. Ее левая рука поднялась к правой груди, пальцы нежно сомкнулись, и рука медленно упала.
Донни стоял на коленях перед Мег и смотрел вверх.
У нее начались судороги.
Я чувствовал запах ее пота.
– Признавайся, – сказал Донни.
Она кивнула. Не могла не кивнуть.
Это была капитуляция.
– Веревки, – сказал он, обращаясь к Вилли.
Вилли прошел к верстаку и, развязав веревки, ослабил их, позволяя Мег твердо встать на цементном полу. Потом снова завязал веревки.
Со вздохом облегчения она уронила голову на грудь.
Донни поднялся на ноги и снял повязку, удерживающую кляп. Я увидел, что это был желтый носовой платок Рут. Потом Мег открыла рот, и Донни вытащил тряпку, которую они сунули туда, предварительно смяв. Он швырнул тряпку на пол и сунул платок в задний карман джинсов. Уголок платка выглядывал наружу. На мгновение Донни стал похож на фермера.
– А можно?.. Мои руки… – сказала она. – И плечи… Очень больно.
– Нет, – сказал Донни. – Хватит и этого. Это всё, что тебе положено.
– Признавайся, – встрял Вуфер.
– Расскажи нам, как ты занимаешься онанизмом, – сказал Вилли. – Небось суешь туда пальчик, а?
– Нет, расскажи нам про сифилис, – сказал Вуфер и заржал.
– Да, про трипперок, – сказал, осклабившись, Вилли.
– Плачь! – потребовал Вуфер.
– Я уже плакала, – сказала Мег. Теперь, когда ей не было так больно, она обрела толику прежней непокорности.
Вуфер пожал плечами.
– Ну так поплачь опять, – сказал он.
Мег ничего не ответила.
Я заметил, что ее соски стали мягче. Теперь они были гладкими, нежными и ярко-розовыми.
Господи! Она была просто прекрасна!
Мегги словно прочитала мои мысли.
– Дэвид здесь? – спросил она.
Вилли и Донни уставились на меня. Я не мог произнести ни слова.
– Он здесь, – сказал Вилли.
– Дэвид, – проговорила она. И не смогла продолжать. Хотя этого было и не нужно. Хватило ее интонации – как она это произнесла.
Мег не хотела, чтобы я был здесь.
Я знал почему. И это знание переполняло меня стыдом, как в прошлый раз. Но я не мог уйти. Здесь были все. К тому же я не хотел уходить. Я хотел остаться и смотреть. Мне нужно было видеть. Стыд заглянул в глаза желанию и отвернулся.
– А Сьюзан?
– Да. Она тоже здесь, – сказал Донни.
– О боже…
– Да на хрен это все, – сказал Вуфер. – Кого колышет твоя Сьюзан? А где признание?
И теперь голос Мег был усталым и очень взрослым.
– Глупость это ваше признание. Нет никакого признания.
Мы замерли.
– Можем опять подтянуть веревки, прямо сейчас, – сказал Вилли.
– Я знаю.
– Можем отхлестать тебя кнутом, – сказал Вуфер.
Мег мотнула головой:
– Пожалуйста. Просто оставьте меня в покое. Оставьте. Не будет никакого признания.
Как раз этого никто на самом деле не ждал. Несколько секунд мы просто стояли и ждали, что кто-то что-то скажет – что-то, что убедит ее играть в Игру по правилам. Убедит – или заставит. Или что Вилли снова растянет ее на веревках, как он и пригрозил. Что угодно, лишь бы это все не ушло на новый виток.
Но за эти несколько секунд исчезло что-то важное. Чтобы вернуть это что-то, нам нужно было бы начать все сначала. Сладкое пьянящее чувство опасности внезапно ускользнуло. В тот самый миг, когда она заговорила.
И в этом был ключ к происходящему.
Когда она говорила, она снова становилась Мег. Не какой-то прекрасной и обнаженной жертвой, а Мег. Личностью, способной мыслить, с голосом, выражающим эти мысли, и даже с какими-то правами.
Вытащить кляп было ошибкой.
Сейчас все мы чувствовали злость и смятение. И просто стояли молча.
Тишину нарушила Рут.
– Мы можем так и сделать, – сказала она.
– Сделать что? – спросил Вилли.
– Сделать то, о чем она просит. Оставить ее в покое. Дать ей подумать обо всем. Я бы не возражала.
Мы задумались.
– Ну да, – сказал Вуфер. – Оставить ее одну. В темноте. Чтобы так же и висела.
Я подумал, что это один из вариантов, чтобы начать все сначала.
Вилли пожал плечами.
Донни смотрел на Мег. Он явно не хотел уходить. И глазел на нее, не отрываясь.
Он поднял руку. И его рука, медленно, нерешительно двинулась к груди Мег.
И внезапно я как будто стал частью Донни. Мне казалось, что это моя рука, что груди Мег вот-вот коснутся мои пальцы. Я почти ощущал влажный жар ее кожи.
– Не-а, – сказала Рут. – Нет.
Донни, повернув голову, посмотрел на Рут. И остановился. В паре дюймов от груди Мег.
Я перевел дыхание.
– Не смейте трогать ее, – сказала Рут. – Я не хочу, чтобы хоть один из вас ее трогал.
Рука Донни повисла.
– Такие девицы, – сказала Рут, – всегда грязные. Так что держите свои руки подальше. Все слышали?
Мы слышали.
– Да, мам, – сказал Донни.
Рут повернулась к выходу. Раздавила окурок на полу и махнула нам рукой.
– Пошли, – сказала она. – Но сначала вставьте ей кляп.
Я посмотрел на Донни. Он уставился на тряпку, лежавшую на полу.
– Она же грязная, – сказал он.
– Не такая уж грязная, – сказал Рут. – И я не хочу, чтобы она здесь орала всю ночь. Вставь кляп.
Она повернулась к Мег:
– Тебе стоит подумать об одном обстоятельстве, дорогуша, – сказала она. – Точнее, о двух. Первый: здесь могла висеть не ты, а твоя сестренка. И второй: я знаю кое-какие вещи, в которых ты здорово налажала. Вот это я хотела бы услышать от тебя самой. Так что, может быть, твое признание – не такая уж детская игра. Я могу услышать это от тебя или от Сьюзан. Подумай над этим, – сказала Рут, развернулась и ушла. Мы слушали, как она поднимается по лестнице.
Донни сунул в рот Мег кляп.
Он мог бы ее потрогать, но не стал.
Словно Рут все еще находилась в убежище, наблюдая за нами. Ее присутствие было гораздо более ощутимыми, чем запах сигаретного дыма, пусть даже и столь же бесплотным. Как будто Рут была призраком, преследующим нас: ее сыновей и меня. Призраком, который станет преследовать нас вечно, если мы ослушаемся ее.
Думаю, тогда я осознал, какую бритву она наточила на оселке своего разрешения.
Все это представление было делом рук Рут, и только Рут.
Никакой Игры не было.
И еще я понял, что раздетой догола и растянутой на веревках была не одна лишь Мег, но все мы.
Глава двадцать девятая
Мы лежали в кроватях, но не могли заснуть – перед нашими глазами стоял образ Мег. Время проходило, и мы, лежа в теплой темноте, молчали, пока кто-нибудь не нарушал тишину, вспоминая, как выглядела Мег, когда Вилли вытащил из-под ее ног последнюю книгу, или рассуждая о том, каково это стоять со связанными над головой руками, насколько это больно и как оно подействовало на нас, впервые увидевших обнаженную девушку. Мы немного трепались об этом, пока внезапно не затихали, и каждый оказывался завернутым в кокон собственных мыслей и грез.
Но во всех этих грезах был только один объект. Мег. Такая, какой мы ее там оставили.
И мы решили, что должны ее снова увидеть.
Донни не успел закончить эту свою мысль, как мы уже поняли, что дело это очень рискованное. Ведь Рут приказала нам оставить Мег в покое.
Дом Чандлеров был невелик, звуки разносились по всем уголкам, а Рут спала в соседней комнате, спальне Сьюзан, – но спала ли девочка? Или точь-в-точь как мы, просто лежала, думая о Мег? Спальня эта была прямо над убежищем. Если бы Рут проснулась и застукала нас, могло бы произойти невообразимое – она просто не допустила бы нас к Мег в будущем.
А мы уже понимали, что продолжение этой истории непременно последует.
Но образы, которые мы вызывали в памяти, были слишком уж яркими. Чересчур. И нам как будто требовалось подтверждение того, что мы там в самом деле были. Нагота Мег и ее доступность, словно песня сирен, завораживали и манили нас.
Мы просто не могли не рискнуть.
Ночь была безлунной и абсолютно черной.
Мы с Донни слезли с верхних коек. Вилли и Вуфер соскользнули с нижних.
Дверь в спальню Рут была закрыта.
Мы прошли мимо нее на цыпочках. Вуфер впервые в жизни сдержался и не захихикал.
Вилли взял фонарик с кухонного стола, и Донни осторожно открыл дверь в подвал.
Ступеньки заскрипели. С этим ничего было не поделать. Нам оставалось разве что молиться и надеяться на удачу.