Дверь в убежище тоже скрипнула, но не так громко. Мы открыли ее и вошли, ступив босыми ногами на холодный бетонный пол – и там была Мег, такая же, какой мы ее запомнили, как будто и времени прошло всего ничего. Такая же, как мы ее себе рисовали в наших мечтах.
Однако не совсем.
Ее руки побелели и покрылись красными и синими пятнами. И даже в слабом свете фонарика было видно, как она побледнела. Она покрылась гусиной кожей, соски сморщились и затвердели.
Она услышала, что мы вошли, и издала слабый жалобный стон.
– Тихо ты, – прошептал Донни.
Она послушалась.
Мы смотрели на Мег. Как будто стояли перед какой-то святыней – или перед клеткой с экзотическим животным.
А может, и то и другое.
Порой я думаю, а произошло бы все иначе, не будь она такой хорошенькой, не будь ее тело юным, здоровым, сильным, – то есть будь она уродливой обрюзгшей толстухой. Пожалуй, нет. Пожалуй, все так бы и было. Неотвратимое наказание чужака.
Но более реальной мне кажется мысль о том, что мы делали все это именно потому, что она была красивой и сильной, а мы – нет, и вместе с Рут мы проделывали это с ней. Это был словно приговор за ее красоту, за то, что она значила – и не значила – для всех нас.
– Зуб даю, ей пить охота, – сказал Вуфер.
Мег энергично закивала. Да. Пожалуйста.
– Чтобы ее напоить, нам нужно кляп вынуть, – сказал Вилли.
– Ну и что? Она же не будет шуметь.
Вуфер шагнул вперед:
– Ты же не будешь шуметь, Мегги? Нельзя будить маму.
Нет. Она замотала головой. Ей явно очень хотелось пить.
– И ты ей веришь? – спросил Вилли.
Донни пожал плечами:
– Если будет шуметь, то вместе с нами нарвется на неприятности. Она ж не дура. Пусть попьет.
– Я принесу, – сказал Вуфер.
Рядом со стиральной машиной была раковина. Вуфер открыл кран, вода потекла, но почти бесшумно. Он проделал все очень тихо – что было совсем на него не похоже.
И вел себя Вуфер предупредительно – еще одна странность.
Вилли развязал платок, как и в прошлый раз, и вынул грязную тряпку изо рта Мег. Она застонала.
Вуфер вернулся со стеклянной банкой из-под варенья, которую он наполнил водой.
– Нашел возле банок с краской, – сказал он. – Почти не воняет.
Донни взял у него банку и поднес к губам Мег. Она пила жадно, довольно урча при этом. Осушила банку в считаные секунды.
– О господи, – сказала она. – Господи. Спасибо.
Странное было чувство. Словно она все нам простила. Как будто она и в самом деле была нам благодарна.
Поразительно. И все это из-за одной баночки воды.
До чего же она была беспомощна.
Я подумал: а интересно, все остальные испытывали то же, что и я – переполняющую, головокружительную потребность прикоснуться к ней? Положить ладони на ее тело. Ощутить – как оно там на самом деле. Грудь, ягодицы, бедра. Рыжеватый кустик промеж ног.
Именно этого нам нельзя было делать.
Кровь бросилась мне в голову. Прилив – отлив. В висках застучало.
– Хочешь еще? – спросил Вуфер.
– А можно? Пожалуйста!
Он побежал к раковине и вернулся с наполненной банкой. Передал ее Донни. Мег осушила и ее.
– Спасибо. Спасибо.
Она облизала губы. Они высохли и местами потрескались.
– Может… может, вы… веревки? Мне очень больно.
Наверняка. Хотя она твердо стояла на полу, веревки над ее головой были туго натянуты.
Вилли посмотрел на Донни.
Потом оба они повернулись ко мне.
На мгновение я растерялся. С какой стати их вдруг озаботило мое мнение? Они словно искали во мне что-то и не были уверены, что найдут.
Все-таки я кивнул.
– Думаю, мы можем… – сказал Донни. – Немножко. Но при одном условии.
– Конечно. Что угодно.
– Ты должна пообещать, что не будешь драться.
– Драться?!
– Ты должна пообещать, что не будешь шуметь и все такое. Должна пообещать, что не будешь драться и никому ничего не расскажешь. Никому и никогда.
– Не расскажу о чем?
– О том, что мы тебя трогали.
Свершилось.
Это было то, о чем все мы грезили в нашей спальне наверху. Меня это не должно было бы удивить. Но – удивило. Я едва мог дышать. Мне казалось, что сейчас все слышали, как колотится мое сердце.
– Трогали меня? – переспросила Мег.
Донни залился краской.
– Ты знаешь, о чем я.
– Боже мой, – сказала она и замотала головой. – О господи. Да вы что?
Она вздохнула. И задумалась на пару секунд.
– Нет, – наконец произнесла Мег.
– Мы не сделаем тебе больно, – сказал Донни. – Просто потрогаем.
– Нет.
Это прозвучало жестко, словно она все взвесила и поняла бессмысленность поисков выхода. Прозвучало как последнее ее слово.
– Честно. Мы не сделаем тебе больно.
– Нет. Трогать вы меня не будете. Никто из вас.
Она всерьез разозлилась. Но Донни тоже.
– Да мы и так с тобой можем все сделать, тупица. Кто нас остановит?
– Я.
– Как?
– Вы только попробуйте, сволочи. Хоть один. И я не просто расскажу. Я закричу.
Было абсолютно ясно, что она говорила это всерьез. Закричит. Ей уже было на все плевать.
Она нас поимела.
– Ладно, – сказал Донни. – Прекрасно. Значит, мы оставим веревки как есть. Сунем кляп в рот, и все дела.
Казалось, она вот-вот расплачется. Однако она не собиралась сдаваться.
– Хорошо, – с горечью сказала она. – Суйте свой кляп. Давайте. И катитесь отсюда. Убирайтесь!
– Так и сделаем.
Он кивнул Вилли, и Вилли, с платком и тряпкой, шагнул вперед.
– Открывай рот, – сказал он.
На мгновение она заколебалась. Потом открыла рот. Вилли запихал тряпку и завязал платок. Завязал туго, туже, чем было нужно. Туже, чем было до того.
– Договор остается в силе, – сказал Донни. – Воды тебе дали. Но нас здесь не было. Ты меня поняла?
Мег кивнула. Было нелегко висеть обнаженной на веревках и сохранить при этом гордость, но ей это удалось.
Ею невозможно было не восхищаться.
– Хорошо, – сказал Донни и повернулся к выходу.
У меня появилась идея.
Когда он проходил мимо меня, я тронул его за руку, и он остановился.
– Донни.
– Да?
– Слушай. Давай немного ослабим веревки. Чуть-чуть. Просто подвинем верстак на пару дюймов. Рут не заметит. Серьезно, посмотри на нее. Ты хочешь ей плечо вывихнуть? До утра еще далеко. Ты понимаешь, о чем я?
Все это я произнес достаточно громко, так, чтобы Мег услышала.
Он пожал плечами:
– Мы давали ей выбор. Она не захотела.
– Знаю, – сказал я. И, наклонившись к нему с заговорщицкой улыбкой, понизил голос до шепота: – Она, может быть, окажется благодарной, – сказал я. – Понимаешь? Запомнит это. А в следующий раз…
Мы подвинули стол. Вообще-то мы приподняли его и толкнули вперед, чтобы не шуметь. Для нас четверых это была не такая уж сложная задача. Теперь веревки ослабли примерно на дюйм, достаточно для того, чтобы Мег могла согнуть руки в локте. Ей это давно не удавалось.
– Пока, – прошептал я, закрывая дверь.
И мне показалось, что там, в темноте, она мне кивнула.
Я подумал, что теперь стал заговорщиком. Вдвойне. Для обеих сторон.
Я влиял на обе стороны, пребывая посередине между ними.
Какая классная идея.
Я гордился собой.
Какой я умный, какой правильный. Эмоции били ключом. Ведь я помог ей. И когда-нибудь я буду за это вознагражден. Когда-нибудь – я в этом был уверен – она позволит мне прикасаться к ней. Так и случится. Может, никому другому – но мне.
Она мне это позволит.
– Увидимся, Мег, – прошептал я.
Словно она могла меня поблагодарить.
Я сошел с ума. Просто рехнулся.
Глава тридцатая
Утром мы снова спустились в убежище. Рут развязала Мег, принесла ей чистую одежду, чашку чая с тостом без масла. Когда пришли мы с ребятами, Мег ела и пила, сидя, скрестив ноги, на надувном матрасе.
Одетая, освобожденная от пут, без кляпа и повязки на глазах она не казалась такой уж загадкой. Бледная, осунувшаяся, усталая и раздражительная. Было трудно представить гордую Мег – или страдающую Мег днем раньше. Видно было, что ей трудно глотать.
Рут стояла над ней, как заботливая мамочка.
– Ешь тост, – сказала она.
Мег посмотрела сначала на нее, а потом на бумажную тарелку на своих коленях.
Сверху доносился звук телевизора – какая-то очередная телевикторина. Вилли шаркнул ногой.
На улице шел дождь, и его тоже было слышно.
Мег откусила кусочек тоста и жевала его целую вечность, прежде чем проглотить.
Рут вздохнула. Так, словно смотреть на жующую Мег было для нее тяжким испытанием. Она уперлась руками в бедра и теперь выглядела как Джордж Ривз в начальных титрах «Супермена».
– Ну, давай же. Съешь еще, – сказала она.
Мег мотнула головой:
– Это слишком… Я не могу. Во рту пересохло. Можно я подожду чуть-чуть? Доем позже. Вот чаю я выпью.
– Я не разбрасываюсь едой, Мег. Еда денег стоит. Этот тост я для тебя сама поджарила.
– Я… я знаю. Только…
– И что прикажешь мне делать? Выбросить его?
– Нет. А можете вы его просто оставить здесь? Я съем чуть позже.
– Чуть позже он зачерствеет. Надо есть сейчас. Пока он свежий. А то налетят мухи. Набегут тараканы. Муравьи. В моем доме я эту заразу не потерплю.
Это было забавно, потому что над головой Рут как раз жужжала пара мух.
– Я очень скоро его съем, Рут. Обещаю.
Рут, казалось, задумалась. Она поменяла позу, сведя пятки вместе и скрестив руки на груди.
– Мег, милая, – сказала она. – Я хочу, чтобы ты как следует постаралась и съела тост сейчас. Тебе это на пользу.
– Я знаю. Просто сейчас мне тяжело. Я чаю попью, ладно?
Она поднесла чашку к губам.
– А это и не должно быть легко, – сказала Рут. – Никто не сказал, что это легко.