Я спиной ощущал ее присутствие. С ней явно что-то было не так. Она казалась уставшей, отстраненной, словно не вполне пребывала здесь. Ее шаги по лестнице были легче наших, легче, чем они должны были быть. Не звуки, а какой-то шепот. И двигалась она медленно и с трудом, как будто пополнела фунтов на двадцать. В то время я не слишком разбирался в психических болезнях, но знал: то, что я вижу, не вполне нормально. Она меня не на шутку тревожила.
Когда мы поднялись наверх, Донни усадил Мег за обеденный стол и принес ей стакан воды из-под крана.
Тогда я и обратил внимание на раковину. В ней высилась гора грязных тарелок, за один день такую не соберешь. Посуды там набралось дня за два, а то и за три.
Это заставило меня осмотреться. Теперь я заметил и кое-что еще.
Я не из тех, кто обращает внимание на пыль. Да и кто из тогдашних моих ровесников ее замечал? Но сейчас я заметил, какой пыльной и грязной была вся комната, особенно журнальные столики в гостиной, на поверхности которых отчетливо виднелись отпечатки ладоней. На столе перед Мег были рассыпаны хлебные крошки. Пепельница была такой грязной, словно ее годами не мыли. На коврике валялись две спички – рядом со смятой крышкой от пачки сигарет.
Очень странное было ощущение. Медленного распада. И неизбежного конца.
Мег допила воду и попросила еще стакан.
– Пожалуйста, – сказала она.
– Не волнуйся, – сказал Вилли. – Вода у тебя будет.
Мег удивленно приподняла брови.
– Мы тебя выкупаем, – сказал он.
– Что?
– Ребята решили, что тебе стоит принять душ, – пояснила Рут. – Тебе бы хотелось принять душ, верно?
Мег заколебалась. Было ясно почему. Вилли подал все это не совсем так. Он сказал: «Мы тебя искупаем».
– Д-да… – проговорила Мег.
– Это очень мило с их стороны, – сказала Рут. – Я рада, что ты рада.
Она словно говорила сама с собой, бормоча себе под нос.
Мы с Донни обменялись взглядами. Я видел, что он тоже нервничает из-за нее.
– Я бы выпила пивка, – сказала Рут.
Она встала и направилась на кухню.
– Кто будет пиво?
Никто не захотел. Что уже само по себе было странно. Рут заглянула в холодильник. Обвела нас взглядом. И захлопнула дверцу.
– Ни единой банки, – сказала она и, шаркая ногами, вернулась в столовую. – Почему никто не купил пива?
– Мам, – сказал Донни. – Мы ведь не можем… Мы несовершеннолетние. Нам не разрешается покупать пиво.
Рут хихикнула.
– Верно, – сказала она.
И снова повернулась в сторону кухни.
– Тогда выпью скотча.
Из стенного шкафчика она выудила бутылку. Вернулась в столовую, взяла стакан Мег и налила себе виски на добрых пару дюймов.
– Так мы будем или нет? – спросил Вилли.
Рут отхлебнула из стакана.
– Конечно, будем, – сказала она.
Мег обвела нас недоуменным взглядом.
– Не понимаю, – сказала она. – Будем что? Я думала вы… разрешите мне принять душ.
– Разрешим, – сказал Донни.
– Но присмотреть за тобой надо, – добавила Рут.
Она опять хлебнула скотча, и алкоголь, казалось, зажег огонь в ее глазах.
– Убедиться, что ты смыла всю грязь, – сказала Рут.
На сей раз Мег ее поняла.
– Тогда я не хочу, – сказала она.
– Кого дрючит, чего ты хочешь? – сказал Вилли. – Главное то, чего хотим мы.
– Ты воняешь, – встрял Вуфер. – Тебе надо в душ.
– Все уже решено, – добавил Донни.
Она перевела взгляд на Рут. Та скрючилась над своим скотчем и посматривала на Мег. Рут выглядела сейчас как старая хищная птица.
– Почему бы вам… не дать мне… чуточку уединения?
Рут рассмеялась:
– Я-то думала, что ты уже по горло сыта уединением, просидев целый день в подвале.
– Я не об этом. Я о том, что…
– Я знаю, о чем ты. И мой ответ: мы не можем тебе доверять. Ни в одном, ни в другом. А то ведь пойдешь в душ, побрызгаешь на себя водичкой – и все. Грязь так просто не смыть.
– Нет. Честное слово, нет. Да я бы убила за возможность принять душ…
Рут пожала плечами:
– Вот и славно. Будет тебе душ. И убивать никого не придется.
– Ну пожалуйста.
Рут отмахнулась от нее как от назойливой мухи.
– Сейчас же вылезай из этого платья, пока я всерьез не разозлилась.
Мег снова обвела всех нас взглядом и потом, видимо, решила, что лучше принять душ под присмотром, чем остаться без него. И обреченно вздохнула.
– У меня руки связаны, – сказала она.
– Верно, – сказала Рут. – Расстегни ей платье, Донни. И развяжи руки. Потом свяжешь их снова.
– Я?
– Ну да.
Меня это тоже удивило. Похоже, Рут решила сделать временное исключение из правила «Не прикасаться».
Мег поднялась со стула. Донни тоже встал. Расстегнул ее молнию до середины спины. Развязал ей руки. И зашел за спину Мег, чтобы стянуть платье с ее плеч.
– Ну хоть полотенце мне дайте. Пожалуйста!
Рут улыбнулась.
– Так ведь ты еще и не намокла, – сказала она и кивнула Донни.
Мег закрыла глаза и теперь стояла, застыв, словно каменная. Донни взялся за рукава платья и стащил его с рук Мег, обнажая ее грудь, а потом бедра – и платье легло у ее ног. Она переступила через него. Глаза ее были по-прежнему закрыты. Будто если она не видит нас, то и мы ее не сможем видеть.
– Свяжи ей руки, – сказала Рут.
Я вдруг осознал, что не дышу.
Донни подошел и встал перед Мег. Она свела руки вместе, и Донни начал их связывать.
– Нет, – возразила Рут. – На этот раз за спиной.
Мег широко распахнула глаза:
– За спиной? И как я должна мыться, если…
Рут вскочила на ноги:
– Черт дери! Не смей мне перечить! Если я сказала, руки за спиной, значит, за спиной, а прикажу тебе их в задницу засунуть, ты и это сделаешь как миленькая. И не смей мне перечить! Ты слышала? Сволочь ты этакая, черт бы тебя побрал! Как, как – я сама тебя вымою, вот как! Теперь делай, как я велела. И быстро!
Мег явно была напугана, поэтому не сопротивлялась, когда Донни завел ее руки за спину и связал запястья. Она снова закрыла глаза. Только на этот раз глаза ее были мокрыми.
– Хорошо. Ведите ее в душ, – сказала Рут.
Донни повел ее вдоль узкого коридора к ванной комнате. Мы двигались следом. Ванная была маленькой, но мы все в нее набились. Вуфер сел на корзину для белья. Вилли прислонился к раковине. Я встал рядом с ним.
В коридоре напротив ванной был стенной шкаф. Рут покопалась в нем и вытащила пару желтых резиновых перчаток.
Натянула их себе на руки. Перчатки доставали ей до локтей.
Потом наклонилась и открыла кран.
Кран с буквой «Г» – горячей воды.
Она открыла только этот кран.
Дала воде стечь.
Попробовала воду ладонью, давая ей стечь по резиновой перчатке.
Губы ее сжались в ниточку. Лицо превратилось в застывшую безжалостную маску.
Вода била тугой, испускающей пар струей и с силой хлестала по отверстию стока. Рут перевела кран на «Душ» и задернула полиэтиленовую занавеску.
Пар поднимался к потолку.
Глаза Мег были по-прежнему закрыты. По ее щекам ручьем текли слезы.
Теперь пар окутывал нас всех.
Внезапно Мег его почувствовала. И поняла, что это значит.
Она открыла глаза и дернулась назад, перепуганная и кричащая, но Донни уже держал ее за руку, а Рут вцепилась в другую. Мег отбивалась, извиваясь и дергаясь, с криками «нет, нет!». Она была сильной. Все еще сильной.
Рут невольно выпустила ее руку.
– Да будь ты проклята! – проревела она. – Хочешь, чтобы я притащила сюда твою сестренку? Твою драгоценную Сьюзан? Хочешь, чтобы мы ее выкупали? Ее ошпарили?
Мег резко развернулась к ней. Она была в ярости. В дикой, безумной ярости.
– Да! – завопила она. – Да! Давай, сука! Приведи Сьюзан! Меня уже на все плевать!
Рут смотрела на нее сузившимися глазами. Потом перевела взгляд на Вилли. И пожала плечами.
– Приведи ее, – спокойно произнесла Рут.
Но ему не пришлось никуда идти.
Я повернулся, когда он проходил мимо меня, и увидел, что Вилли остановился, потому что Сьюзан уже была здесь и, стоя в коридоре, смотрела на нас. И плакала.
Мег тоже ее увидела.
И сломалась.
– Неееет! – кричала она. – Нееет! Пожалуйста…
Какое-то мгновение мы застыли в густых клубах пара, слушая звук обжигающей струи воды и всхлипывания Мегги. Зная, что произойдет. И зная – как.
Рут отдернула шторку.
– Заводи ее, – сказала она, обращаясь к Донни. – И осторожнее, не ошпарься.
Я наблюдал, как ее завели в ванну, и Рут направила струю кипятка на ноги Мег, потом на бедра, живот и, наконец, на грудь; струя разбивалась о ее соски, а руки за спиной напряглись. Мег отчаянно пыталась освободиться, и все ее тело, там, куда попадала вода, сразу же краснело – красный, цвет боли, и я, наконец, уже не мог слышать ее крики.
И удрал.
Глава тридцать четвертая
Но только в тот раз.
Больше я не убегал.
После того дня я превратился в наркомана, и наркотиком моим стало страстное желание знать. Знать, что еще возможно. Знать, как далеко это может зайти. Как далеко они посмеют зайти.
И это всегда были они. Я же отстранился от всего, во всяком случае, мне так казалось. Я отстранился от Мег и Сьюзан, но отстранился и от Чандлеров. Я ни в чем не участвовал. Я наблюдал. Никогда не прикасаясь к Мег. И все. Держась этой позиции, я мог казаться себе если и не совсем непричастным, то, во всяком случае, не преступником.
Это было как в кино. Конечно, иногда это было страшное кино – такое, в котором ты переживаешь за героя и героиню – сумеют ли они вырваться из очередной западни. Но и только. Просто кино. Когда оно кончается, ты, получив свою порцию страхов и волнений, встаешь и выходишь из темного зала, оставляя все позади.
Но иногда это было подобно фильмам, которые стали появляться в шестидесятые, – в основном зарубежные ленты, – где доминировало чувство, что ты погружаешься в колдовскую гипнотическую густоту неясных иллюзий со множеством смысловых слоев, и где в конце становилось ясно, что никакого смысла нет вообще, и актеры с пустыми картонными лицами пассивно перемещались в сюрреалистических кошмарных пейзажах. Дрейфовали.