Как я.
Мы сами пишем сценарии этих своих психофильмов и сами становимся их зрителями. Так что, думаю, введение новых персонажей было неизбежным.
Как неизбежным было и то, что первым на кастинге стал Эдди Крокер.
Было яркое солнечное утро в конце июля – прошло три недели пребывания Мег в заточении, – когда я отправился к Чандлерам и впервые обнаружил там Эдди.
Через несколько дней после душа Мег позволили надеть платье – вся ее кожа покрылась волдырями, а их надо было подлечить, – да и вообще относились к ней вполне сносно, кормили супом и сэндвичами, давали воду, когда она просила пить. Рут даже постелила простыни на надувной матрас и смела с пола все окурки. Черт его знает, на что теперь Вилли жаловался больше: на свою вечную зубную боль или на воцарившуюся скуку.
С появлением Эдди все изменилось.
Когда я пришел, Мег была одета – пара выцветших джинсов и блузка, – но ее снова связали и сунули в рот кляп. Она лежала на верстаке, руки были привязаны к его ножкам, а связанные ноги упирались в пол.
Эдди стащил со своей ноги тапочку и бил Мег по ягодицам.
Потом он прекращал, и уже Вилли начинал хлестать ее кожаным ремнем по спине, ногам и ягодицам. Били они сильно. Особенно Эдди.
Вуфер и Донни стояли, наблюдая за экзекуцией.
Я тоже. Но недолго.
Мне не понравилось, что Эдди был здесь.
Уж слишком он увлекался.
Сразу вспомнилось, как он шел по улице с улыбкой на лице, зажав в зубах черную змею, которую швырял в нас до тех пор, пока гадина не издохла.
Это был Эдди, который был способен откусить лягушке голову.
Это был Эдди, который мог запросто запустить тебе в голову булыжником или дать палкой по яйцам.
Необузданный Эдди.
День был жарким, и по его физиономии ручьями лил пот, проступая на коротко подстриженных рыжих волосах и стекая на лоб. Майку он, как обычно, снял, чтобы все могли видеть его крепкие мышцы и ощущать запах его пота.
От него несло соленым, липким и чуть сладковатым, как от протухшего мяса.
Я не остался там.
И поднялся наверх.
Сьюзан, сидя за кухонным столом, собирала пазл. Перед ней стоял недопитый стакан молока.
Телевизор, как ни странно, молчал. Снизу доносились удары и хохот.
Я спросил, где Рут.
Рут, сказала Сьюзан, лежит в спальне. Опять голова болит. В последнее время это случалось часто.
Мы сидели молча. Я взял себе банку пива из холодильника. Сьюзан неплохо справлялась с пазлом. Уже собрала больше чем половину. Картинка называлась «Торговцы мехом на Миссури», пазловая копия работы Джорджа Калеба Бинэма. На ней угрюмый заскорузлый старикан в смешном островерхом колпаке и мечтательного вида подросток в лучах заходящего солнца гребли на каноэ вниз по течению. На носу лодки сидел черный кот. Сьюзан собрала края картины, кота, каноэ и – почти целиком – старика и мальчика. Теперь оставались только небо, река и кое-какие деревья.
Я смотрел, как она выкладывает кусочек реки. И отхлебнул пива.
– Ну и как дела? – спросил я.
Она не поднимала глаз.
– Хорошо.
Снизу донесся смех.
Сьюзан приложила другой кусочек. Не подошел.
– Тебя это беспокоит? – спросил я, имея в виду звуки.
– Да, – ответила она. Но произнесла это так, словно на самом деле это ее не беспокоило. Просто констатировала факт.
– И сильно беспокоит?
– Ага.
Я кивнул. Что тут было добавить? Я наблюдал за Сьюзан, прихлебывая пиво. Вскоре она собрала паренька и теперь работала над деревьями.
– Ты же знаешь, я не могу их остановить, – сказал я.
– Знаю.
– Во-первых, там Эдди.
– Знаю.
Я допил пиво.
– Я остановил бы это, если б мог, – сказал я. И тут же подумал, сказал ли я правду. Она подумала о том же самом.
– Да? – сказала она.
Она впервые подняла на меня взгляд. Глаза у нее были очень взрослые и вдумчивые. Почти как у ее сестры.
– Конечно, остановил бы.
Сьюзан нахмурилась и вернулась к пазлу.
– Может, они устанут, – сказал я и сразу понял, как жалко это прозвучало. Сьюзан ничего не ответила.
Но мгновение спустя звуки экзекуции прекратились, и послышался топот ног по лестнице.
Эдди и Вилли. Раскрасневшиеся, в расстегнутых рубашках. У Вилли на боках отвисали складки жира, делая его талию похожей на безжизненно бледный, уродливый и огромный бублик. Не обращая на нас внимания, они проследовали к холодильнику и взяли колу для Вилли и пиво для Эдди, после чего принялись рыться на полках в поисках съестного. Взять, видимо, было нечего, потому что они очень скоро захлопнули дверцу.
– Надо отдать ей должное, – сказал Эдди. – Почти не плачет. Нет, не трусиха.
Если я держался с стороне от всего этого, то Эдди вообще жил в другом мире. Лед в голосе. Да, Билли был уродливым жирдяем, но отвращение у меня вызывал Эдди.
Вилли засмеялся.
– Так она уже вся выплакалась, – сказал он. – А вот видел бы ты ее после того, как мы ее отдраили в душе!
– Ну наверное… Может, нам взять что-нибудь для Донни и Вуфера?
– А они ничего не просили. Захотят, пусть сами возьмут.
– Жаль, у тебя пожрать ничего нет, – сказал Эдди.
Они снова двинулись вниз. На нас, как и прежде, не обращали никакого внимания, что меня вполне устраивало. Я смотрел им вслед.
– Ну, и что собираетесь делать? – спросил Эдди. Его голос плыл ко мне, как струйка ядовитого дыма. – Убьете ее?
Я замер.
– Не, – ответил Вилли.
Он добавил что-то еще, но звуки их шагов заглушили его слова.
Убьете ее? Эти слова холодком скользнули по моему позвоночнику. Словно кто-то ступил на мою могилу, как говорила мама.
Оставьте это Эдди, подумал я. Оставьте это ему.
Так очевидно и так банально.
Я задумался, как далеко все может зайти и чем закончиться. Размышлял об этом отстраненно, будто решал задачку по математике.
Невообразимое постепенно стало вообразимым, и два подростка, с колой и пивом в руках, неспешно обсуждали это.
Я подумал о Рут, лежавшей в спальне с приступом мигрени.
Подумал о них, оставшихся наедине с Мег, – а теперь с ними был еще и Эдди.
Невообразимое могло случиться. О да, могло.
Это могло произойти быстро. Как бы случайно.
Я никогда не задумывался о том, почему я решил, что у Рут все под контролем. И задумался только сейчас.
Ведь она же взрослая, разве нет?
А взрослые не допустят такого, верно?
Я посмотрел на Сьюзан. Если она и слышала слова Эдди, то не подала виду и продолжала трудиться над пазлом.
Дрожащими руками я стал помогать Сьюзан, боясь прислушиваться к звукам, доносившимся снизу, но еще больше боясь что-нибудь пропустить.
Глава тридцать пятая
После этого Эдди с неделю приходил к Чандлерам ежедневно. На второй день с ним пришла и его сестра Дениз. Вместе они насильно кормили Мег крекерами, которые она не могла проглотить, потому что кляп снова оставляли на всю ночь, не давая ей пить. Эдди внезапно психанул и врезал ей по лицу алюминиевым карнизом, согнув его и оставив на щеке Мег широкий красный след. Вдобавок удар рассек ей нижнюю губу.
Остаток дня они опять играли в «Щекочем манекен».
Рут почти не заглядывала в убежище. Приступы мигрени стали более частыми и мучительными. Она жаловалась на зуд, особенно сильный на лице и ладонях. Мне показалось, что она похудела. На губе у нее вскочил нарыв и долго не проходил. Даже с орущим телевизором можно было слышать, как она заходится глубоким грудным кашлем.
А без Рут запрет трогать Мег был забыт.
Началось все с Дениз. Она любила щипаться. Для девчонки ее возраста у нее были сильные пальцы. Она впивалась в кожу Мег и выкручивала ее, требуя, чтобы Мег плакала. Но Мег почти всегда сдерживала слезы. Это лишь заставляло Дениз удваивать усилия. Любимой ее целью были груди Мег, и цель эту она оставляла «на сладкое».
И тогда Мег плакала.
Вилли нравилось бросать ее лицом вниз на стол, стаскивать трусики и лупцевать ремнем по ягодицам.
Вуфер предпочитал насекомых. Он сажал сороконожку или паука на живот Мег и с восторгом наблюдал, как она корчится и извивается.
Но кто меня удивил, так это Донни. Думая, что никто не смотрит, он проводил ладонью по грудям Мег или легонько сжимал их, а то и совал руку промеж ее ног. Я видел это много раз, но ничем себя не выдал.
Он все проделывал нежно, как любовник. А однажды, когда ей вынули кляп, я увидел, как он ее поцеловал. Поцелуй был неуклюжим, но тоже нежным и даже целомудренным, учитывая тот факт, что он мог сделать с ней все, что угодно.
А потом Эдди притащил собачье дерьмо в пластиковом стаканчике, Мег уложили на стол, и Вуфер зажимал ей ноздри до тех пор, пока ей не пришлось открыть рот, чтобы вдохнуть, и Эдди вывалил дерьмо прямо ей в рот. С тех пор ее никто больше не целовал.
На той же неделе, в пятницу, я весь день проработал во дворе, а часа в четыре отправился к Чандлерам и, подходя, услышал истошно орущее радио. Я спустился в убежище и увидел, что в нашей команде появилось очередное пополнение.
Слухом земля полнится.
Там уже были не только Эдди с Дениз, но и Гарри Грей, Лу и Тони Морино, Глен Нотт и даже Кенни Робертсон, – дюжина человек, считая Мег и меня, набившихся в тесное убежище, – а Рут стояла в дверях и, улыбаясь, наблюдала, как все толкали Мег локтями и плечами, гоняя ее из стороны в сторону, как шарик в пинболе.
Руки у нее были связаны за спиной.
На полу валялись банки и бутылки из-под пива и колы. Сигаретный дым висел под потолком густыми серыми клубами. По радио заиграла старая песня Breathless Джерри Ли Льюиса, все засмеялись и принялись подпевать.
Мег, вся в синяках, лежала на полу и рыдала. А мы промаршировали наверх, чтобы чего-нибудь перекусить.
Мое кино продолжалось.
Всю следующую неделю ребята приходили и уходили. Обычно они просто смотрели, но я помню, как однажды – когда Рут не было рядом – Глен Нотт и Гарри Грей играли с Мег в то, что они называли «сэндвич»; они терлись о ее тело сзади и спереди, а она висела на веревках, привязанных к гвоздям в потолочных балках. И помню, как Тони Морино притащил Вуферу с полдюжины слизней, чтобы налепить их на ее тело.