– Марш в дом, проститутка, – сказал он. – И, сука, чтобы ни единого слова!
Меня отконвоировали назад.
Вид моего собственного дома был пыткой. Я уставился на него, надеясь увидеть хоть какие-то признаки жизни, но их не было.
Мы поднялись на крыльцо, вошли в дом и спустились в прохладную темноту, пахнувшую краской.
Я приложил ладонь к горлу. Пальцы окрасились кровью.
Рут, скрестив руки на груди, смотрела на меня.
– Дурачок, – сказала она. – Ну и куда ты побежал, черт тебя дери?
Я промолчал.
– Думаю, вы теперь с ней заодно, – сказала она. – Даже не знаю, что с вами делать.
Она покачала головой. И рассмеялась.
– Будь доволен тем, что у тебя нет такой маленькой точки, как у нее. Хотя у тебя есть кое-что, о чем стоит волноваться, верно?
Дениз рассмеялась.
– Вилли, принеси веревку. Думаю, его стоит связать на случай, если ему опять захочется побегать.
Вилли отправился в убежище и тут же вернулся с куском веревки. Он отдал свой нож Донни, и тот держал его, пока Вилли связывал мне руки за спиной.
Остальные наблюдали и ждали продолжения.
И на этот раз Донни, похоже, ничуть не стыдился смотреть мне в глаза.
Когда меня связали, Рут повернулась к Вуферу и вручила ему спички:
– Ральфи! Сделаешь одолжение?
Вуфер осклабился, чиркнул спичкой и наклонился над раковиной. Отпрянул и поджег угол одной из свернутых газет. Потом поджег второй угол.
И отступил на шаг. Газета занялась ярким пламенем.
– Тебе всегда нравилось играть с огнем, – сказала Рут. Она повернулась к остальным и вздохнула: – Кто хочет это проделать?
– Я хочу, – сказал Эдди.
Она посмотрела на него и улыбнулась. Совсем недавно такой взгляд предназначался мне одному.
Похоже, я выбыл из числа ее любимчиков.
– Неси монтировку.
Эдди принес.
Они стали разогревать ее на огне. Стояла полная тишина.
Когда Рут решила, что железо достаточно разогрелось, она велела Эдди снять ее с огня, и мы все отправились в убежище.
Глава сорок вторая
Я не стану вам это рассказывать.
Я отказываюсь.
Есть что-то, с чем лучше умереть, чем рассказать об этом. Такие вещи, что лучше умереть, чем их увидеть.
Я смотрел и видел.
Глава сорок третья
Прижавшись друг к другу, мы лежали в темноте.
Они убрали лампу, заперли дверь, и мы остались одни – Мег, Сьюзан и я, лежа на надувных матрасах, которые Вилли-старший припас для своей семьи.
Я услышал шаги – из гостиной в столовую и обратно. Тяжелые шаги. Донни или Вилли. И потом в доме воцарилась полная тишина.
Если не считать стонов Мег.
Когда они прижали раскаленный металл к ее телу, она лишилась чувств. Вся напряглась, а потом внезапно обмякла, словно в нее молния ударила. Но сейчас какая-то часть ее существа боролась за то, чтобы вернуться к сознанию. Я боялся думать о том, что ждет ее после пробуждения. Я не мог представить себе эту боль. Такую боль. Я даже представлять не хотел.
Нас развязали. Теперь хотя бы руки были свободны.
Я мог бы ей как-то помочь.
И попытался представить, что они сейчас делают там, наверху. О чем думают. Эдди и Дениз, должно быть, отправились ужинать домой. Рут полулежит в кресле, положив ноги на подушку. В пепельнице рядом с ней дымится сигарета, а Рут уставилась в слепой экран телевизора. Вилли жует что-то, улегшись на диване. Вуфер лежит на полу. А Донни сидит на одном из кухонных стульев и, возможно, грызет яблоко.
В духовке, наверное, разогревается какой-нибудь полуфабрикат.
Я почувствовал голод. С самого завтрака я ничего не ел.
Ужин. Я подумал об ужине.
Когда я не приходил домой к ужину, родителей это выводило из себя. Потом они начинали беспокоиться.
Мои родители обеспокоятся.
Вряд ли я раньше задумывался, что это значит.
И внезапно почувствовал такую сильную любовь к ним, что едва не расплакался.
Потом Мег снова застонала, и я ощутил, как она дрожит, лежа рядом со мной.
Я подумал о Рут и всех остальных, молча сидевших наверху. Они молчали и раздумывали о том, что же с нами делать.
То, что я был здесь, внизу, всё меняло.
После сегодняшнего они не могут мне доверять. Но, в отличие от Мег и Сьюзан, меня рано или поздно хватятся.
Придут ли отец с мамой к Чандлерам? Конечно, придут. Но когда? Будут ли они искать меня здесь, в убежище? Я ведь не говорил им, куда направляюсь.
Глупо, Дэвид.
Еще одна ошибка. Ты знал, что здесь тебя могут ждать неприятности.
Я чувствовал, как надо мной сгущается темнота, – я сжимаюсь в комок, и темнота сжимается вокруг моего тела, ограничивая мои возможности, мой выбор. Сейчас я пусть и слегка, но ощутил то, каково было Мег, запертой в подземелье, в течение всех этих недель.
Мне почти хотелось, чтобы они снова пришли – просто чтобы снять напряжение ожидания и чувство изоляции.
И еще я понял, что в темноте ты начинаешь исчезать.
– Дэвид?
Это была Сьюзан. Она меня напугала. По-моему, она впервые обратилась ко мне – или к кому угодно еще – до того, как кто-то заговорил бы с ней.
Она говорила испуганным дрожащим шепотом. Как будто за дверью стояла Рут и подслушивала.
– Дэвид?
– Да? Ты в порядке, Сьюзан?
– В порядке, Дэвид. Ты меня ненавидишь?
– Ненавижу? Нет, конечно же, нет. С чего бы я должен…
– Должен. И Мег должна. Потому что я во всем виновата.
– Ты не виновата, Сьюзан.
– Виновата. Все это из-за меня. Без меня Мег убежала бы и не вернулась.
– Она пыталась, Сьюзан. Они ее поймали.
– Ты не понимаешь.
Даже не видя ее, я чувствовал, что она едва сдерживает слезы.
– Они поймали ее в коридоре, Дэвид.
– Что?
– Она пришла за мной. Как-то уж выбралась.
– Я ее выпустил. Я оставил дверь открытой.
– И она поднялась в мою комнату, зажала мне рот ладонью, чтобы я не шумела, и подняла меня с кровати. И понесла меня вдоль по коридору, когда Рут…
Она уже не могла сдерживаться. И расплакалась. Я протянул руку и прикоснулся к ее плечу.
– Все нормально, Сюзи. Все хорошо.
– …Когда Рут вышла из комнаты мальчиков – наверное, услышала нас – и схватила Мег за волосы, швырнула на пол, и я упала на Мег, и она сначала не могла двинуться, и потом вышел Вилли, и Донни, и Вуфер, и они начали бить ее, руками и ногами. И потом Вилли пошел на кухню, взял нож и приставил к ее горлу и сказал, что, если она шевельнется, он ей отрежет голову. Отрежет голову, он так и сказал. Потом они привели нас вниз. И еще потом сбросили мои скобы. Вот эта сломалась.
Я услышал звяканье металла.
– Потом они снова ее били, а Рут прижгла ее сигаретой, прямо… туда…
Она придвинулась ближе, и я обнимал ее, пока она рыдала, уткнувшись в мое плечо.
– Не понимаю, – сказал я. – Она собиралась за тобой вернуться. Мы должны были что-нибудь придумать. Но почему сейчас? Почему она хотела забрать тебя? Почему старалась забрать тебя с собой?
Она вытерла слезы и шмыгнула носом.
– Думаю, потому что Рут… – сказала она. – Рут… трогала меня. Внизу… вот здесь… И один раз у меня пошла кровь. А Мег… Я рассказала Мег… и она просто вышла из себя и сказала Рут, что знает обо всем, и Рут снова ее избила, сильно избила, лопаткой для угля, и…
Ее голос сорвался.
– Прости меня! Я же не хотела. Ей надо было бежать! Она должна была бежать! Я не хотела, чтобы ее били. Но я ничего не могла сделать! Ненавижу, когда она меня трогает! Я ненавижу Рут! Ненавижу ее. И ведь я сама рассказала Мег… рассказала ей о том, что делает Рут, и из-за этого ее поймали. И все это случилось из-за меня. Из-за меня, Дэвид. Из-за меня!
Я обнимал ее, баюкая как младенца, она была невероятно хрупкой.
– Ш-ш-ш… Успокойся. Все будет… хорошо.
Я подумал о том, как Рут ее трогала. Представил это. Больную, слабенькую и беззащитную девочку, неспособную сопротивляться, пытала женщина с пустыми глазами, мерцавшими, словно поверхность бурного ручья. Ну я тут же отогнал эту мысль прочь.
Спустя какое-то время она успокоилась.
– У меня есть кое-что, – сказала она, шмыгнув носом. – Я дала это Мег. Протяни руку к дальней ножке верстака. Сразу за Мег. Пошарь рукой.
Я пошарил. И нашел коробку спичек и огарок свечи в пару дюймов длиной.
– И где ты?..
– Утащила у Рут.
Я зажег свечу. Ее янтарный свет наполнил убежище. Я почувствовал облегчение.
До тех пор, пока не увидел Мег.
Пока мы оба ее не увидели.
Она лежала на спине, накрытая до пояса какой-то старой грязной тряпкой, которую они набросили на ее ноги. Плечи и грудь были обнажены. Синяки по всему телу. Волдыри от ожогов полопались и сочились гноем.
Даже в таком бессознательном состоянии мышцы ее лица были напряжены от боли. Ее трясло.
Надпись сверкала в пламени свечи:
Я ШЛЮХА ТРАХНИ МЕНЯ
Я посмотрел на Сьюзан и увидел, что она вот-вот снова заплачет.
– Отвернись, – сказал я.
Потому что это было ужасно. Все это было ужасно. Но ужаснее всего было не то, что они сделали с ней, а то, что она делала с собой.
Ее руки лежали поверх накидки. Она пребывала в забытьи.
Но грязные зазубренные ногти ее руки постоянно впивались в кожу возле левого локтя, постепенно двигаясь вниз к запястью.
Она царапала свой шрам.
Пытаясь разодрать вену.
Тело, избитое и измученное, в конце концов обратилось против себя самого.
– Не смотри, – сказал я. Я снял с себя рубашку, зубами и пальцами разорвал шов и оторвал две полосы ткани. Отвел руку Мег в сторону. Плотно обмотал рубашку в два слоя вокруг ее левой руки. И завязал сверху и снизу. Теперь она не могла так уж сильно себе навредить.
– Все в порядке, – сказал я.
Сьюзан плакала. Она видела. Видела достаточно для того, чтобы все понять.