– Проверишь, – пообещал Власов, набрав номер на телефоне. – Кузьминична, ты нам стол на веранде первого номера накрой. – Послушал, что ему говорят, и переспросил Дарью: – Ты шашлык какой предпочтешь? Бараний, свиной или рыбу запеченную?
Дашка смотрела на него, и лицо ее расплывалось улыбкой со значением, а в глазах запрыгали чертики.
– Понял, – кивнул Власов, улыбнувшись ее «ответу», и распорядился: – Давай все. Отведаем! Веранда твоего домика тебя устроит для ужина?
– Наверное, я не видела. И домик-то сам не видела.
– Сейчас увидишь, – пообещал Власов, обошел машину и открыл Дарье дверцу, протянув руку. – Я специально этот коттедж поставил, для мужиков своих, если приезжают больше чем дня на два-три, они любят посидеть там, хотя из моего дома вид на все четыре стороны не менее приятный.
– Слушай, нас ведь комары заедят, – поспевая за его широким шагом, поделилась сомнениями Дарья.
– Здесь нет комаров. По периметру всей базы стоят специальные установки противокомариные.
– А как же экологическая чистота природы?
– Соблюдается до запятой. Эти установки абсолютно экологичны, к тому же немного чистят воздух.
Власов про себя назвал тот вечер и полночи, что они просидели на веранде с Дарьей, «вечером первых откровений».
Они разговаривали почему-то тихими голосами, на приглушенных тонах, словно не хотели тревожить очарование ночного спокойствия, умиротворение, наполненное шумом ветерка в соснах, кваканьем лягушек, плеском воды, уханьем филина и ночных птиц.
Еще днем по его распоряжению в холодильник положили две бутылки сухого белого вина, кстати привезенного им из Италии.
Почему Игорь решил не торопить события, бог знает. Хотя и очень хотелось.
Хотелось ему очень! Ее и всю!
Нормально так, по-мужски хотелось, и даже с перебором нормального естественного желания. Но Власов не был бы бойцом высшей лиги, если бы не умел справляться со своими желаниями и эмоциями, впрочем, как и со всем остальным.
И не пожалел, что сдержал все свои порывы. В какой-то момент Власов осознал, почувствовал, как ему легко, свободно и даже где-то радостно душой рассказывать Дашке о себе, делясь прошлыми проблемами, опасными выборами и решениями.
Она, как никто, умела слушать.
И, как никто, умела рассказать.
Теплый «вечер первых откровений» с ароматом сосновой, нагретой за день хвои, вкусом итальянского вина и легким налетом сожаления, что они не встретились раньше. И странным озарением, что никто и никогда за все то время, что он занимается агропромом, так подробно, с истинным живым интересом не интересовался его делом и тем, чего Власову стоило достигнуть нынешнего положения.
Никогда ему так не хотелось поделиться, даже где-то покрасоваться немного победами и достижениями, и поделиться и сопутствующими им трудностями, как сейчас и только с ней, с Дарьей.
– А как на тебе кризис отразился? – приступила Дашка к вопросам, как только воздала все возможное внимание каждому блюду.
– Да практически никак. Я за пару месяцев до первого громыхалова погасил все краткосрочные кредиты. Расценок своих не снижал, продажи у меня не упали, госзаказ выполняю в полном объеме и сверх того. Да и потом, Даш, – с удовольствием полемизировал Власов, – ты же работала в крупнейшей корпорации и даже была назначена на должность руководителя высшего звена.
– Ну было такое, – неохотно согласилась Дарья.
– Значит, и ты, и я понимаем, что есть суть этот кризис, есть ли он вообще и для какой цели. Это даже неинтересно.
– А давно ты сельским хозяйством занялся?
– Девять лет.
– Слушай, Власов, – нырнула с головой в выяснение Дашка, – я, конечно, не специалист в этой отрасли, но кое-что все же знаю. Например, что в Европе нет такого понятия, как «сельское хозяйство», у них говорят «агрокультура», то есть все в комплексе, в том числе и среда обитания человека. Эта отрасль пользуется достаточно большим пакетом государственных дотационных поддержек. У нас же серьезно сельским хозяйством если и занимаются, то единицы, и окупаемость, если я не ошибаюсь, возможна только через десять-пятнадцать лет, и то большой вопрос, будет ли эта окупаемость. То есть это глубоко убыточное производство, требующее колоссальных вложений. И при этом разговор идет о производствах с применением современных химико-технологических разработок. То есть хозяйство, в котором соблюдается абсолютная биоэкологическая чистота, – это утопия.
– Не совсем так. Если тебе интересно, я расскажу.
– Господи, Власов, ну конечно, мне интересно! – возмутилась необычайно Дарья.
Он улыбнулся этой ее горячности, искрящимся живым интересом глазам и с удовольствием принялся рассказывать:
– Про Европу и окупаемость ты абсолютно права. Если без глубоких финансово-экономических пояснений, не растекаясь по частностям, то ситуация в нашей стране такова, как ты знаешь, что все отрасли и ресурсы давно распределены и застолблены. Никаких переделов не намечается, да это и не нужно и даже опасно. Остается единственный ресурс, в котором еще можно что-то приобрести и застолбить, – это земля, земельные угодья. И здесь возникает два варианта возможных собственников – те, кто, купив, не вкладываются и не занимаются разработкой и освоением, приобщая земельные площади к основным активам капитала, как обеспечивающий ресурс. Это чисто финансовые группы, так называемые «электронные» игроки. А вторая группа возможных собственников – те, кто вкладывает средства и создает агропромышленное производство. А вот этих единицы, потому что позволить себе вложения такого уровня могут только очень крупные компании, осознанно идущие на долгосрочную окупаемость и убыточное производство в процессе становления. У нас в стране есть несколько серьезных финансово-производственных групп на этом рынке, которые создали и создают агрокультурные комплексы, в том числе с уклоном в натуральное земледелие и развитием этого направления. Но так, чтобы полностью перейти и соблюдать биоэкологическую чистоту всего комплекса производства, на это пошло пока только мое хозяйство. Есть несколько средних фермерских хозяйств, очень достойных.
– А у тебя как с окупаемостью?
– Ну, наше хозяйство уже окупилось.
– То есть у всех десять-пятнадцать лет, а ты, Власов, скорострел, лет за восемь управился? – уточнила Даша.
– Я просто начал раньше и в удачное время. Хотя по-хорошему надо было в году эдак девяносто седьмом – девяносто восьмом начинать. Но тогда у меня совсем иные интересы были, да и в те годы экологическая тема так остро не звучала.
– А как ты вообще в этой теме оказался?
– Не поверишь, – усмехнулся Власов, – на спор. Но если бы тогда, когда «забивался», хотя б на двадцать процентов представлял, во что ввязываюсь, ни за что бы на это дело не подписался! Вот ни в жизнь!
– Власов, Власов, мне безумно интересно! – сверкая глазами, аж подпрыгивала на месте Дашка. – Давай расскажи скорее!
Он подлил им в бокалы вина, улыбаясь, откинулся на спинку кресла и предупредил:
– Вообще-то тут без довольно длинной предыстории не обойтись.
– Я вся внимание и любопытство! Аудитория тебе внемлет, Игорь Николаевич! – заявила Дашка.
К окончанию службы все трое друзей уже имели планы на троих, как дальше жить.
Получая письма от родных и приятелей, парни аж стонали от досады: там, на гражданке, такие дела закручиваются, а они здесь тельники протирают!
Кооперация манила запахом капитализма и шальных денег.
Отсюда, с окраины страны, им казалось, что только вернись они на гражданку, и деньги сами собой в карманы полезут, да еще стопочками сложатся!
Словом, беспощадная ирония судьбы!
Уж кто-кто, а они-то точно знают, как правильно пользоваться этой кооперацией, пока она еще есть и дожидается их, своих героев. И принялись они составлять планы, так сказать, загодя, считая дни до увольнения.
– Мужики! – выдвигал идею Макс. – Нам надо двигать в Москву!
– И где мы там с Дагестаном жить будем? – сомневался осторожный Федька.
– У меня! Я родакам уже написал, что втроем приедем. – И принялся развивать свою идею: – Я уже все продумал! Восстанавливаемся в институты, на первый курс, вы переводом, вас же не отчислили! Подаете документы по профилю, переведут и зачислят за милую душу, как отслуживших льготников. И общаги выделят. На койко-место мы вас оформим, а жить будем у меня. И втроем дела вершить! Ну что, Дагестан, как думаешь?
Так и распределилось их трио – Макс сыпал идеями, торопливостью решений, Федька его притормаживал, остужал, приводя аргументы невозможности реализации, но последнее слово всегда оставалось за Игорем, который взвешивал все «за» и «против», просчитывал ситуации и выносил окончательный вердикт. Багор со Скоком его за это качество Финансистом с почтением называли.
– Идея хорошая, – решил Власов. – Если где «капусту» и шинковать, так в Москве, это точно. И втроем вернее и безопаснее. К тому же ни Багру, ни мне особо светиться на родине пока не рекомендуется, хоть и прошло три года, но для верняка!
Постановили.
Приехали они в Москву, даже толком дембель не отгуляли. Попили три дня с родителями, родственниками и друзьями Макса – и за дело.
Скок оказался абсолютно прав: парней зачислили в институты и общаги дали, и поперли они с щенячьим глупым энтузиазмом деньги делать, не отдавая себе отчета, что называется это их действие «накоплением первичного капитала».
И никто же не сказал мальчикам: «Осторожно, а то становится очевидным, что некоторые плоды запретны неспроста!»
Во что только не вдряпывались, постигая эту очевидность посредством опыта, шишек и страха и под какие только раздачи не попадали!
Ничего, прорвались! И успевали же все!
И учиться, и крутиться, и по бабам таскаться! Даже родителей Макса к основам частного бизнеса приобщили, усадив под телевизор собирать какие-то бусики, браслетики, шнягу всякую.
А тут – ек-макарек! Девяносто первый! Получите!