— Прекрасно, — удовлетворенно заметил мужчина, оглядывая дом. — Просто прекрасно. Лучшего и желать нельзя.
Она тоже посмотрела на дом, и мысленно согласилась с ним. Действительно, лучшего пожелать было действительно нельзя. Если бы она когда-нибудь мечтала о доме, то придумала бы себе именно такой.
Дом оказался двухэтажным — нижний этаж каменный, верхний деревянный — и старым. Очень старым. Дерево второго этажа потемневшее, обветрившееся, но крепкое и надежное. Камень первого — светлый, похожий на травертин. Окна… она задумалась. Окон много, каждое в красивом резном наличнике (почему-то наличники выглядели немного неуместно, но она в тот момент не поняла, почему), некоторые окна оплетал дикий виноград. Размеры дома определялись с трудом — сейчас она могла бы поклясться, что дом небольшой, но когда они подходили, он словно бы казался многим больше. Интересно, как такое возможно? Вроде бы окон наверху было шесть… или пять? А сейчас всего четыре. Ладно, с этим можно разобраться позже. Наверное, можно. Если вообще потребуется разбираться.
Перед домом обнаружилась каменная площадка, выложенная все тем же плитняком, на которую и выходила дорожка, над площадкой был выстроен легкий навес, по нему вился виноград — старые лозы, крупные грозди, розовые, белые.
А еще у дома росли цветы — в двух невысоких каменных вазонах она приметила два крупных розовых куста. Желтый и алый. Кусты, усыпанные цветами, благоухали так, что начинала кружиться голова.
— Очень приятное место, — констатировал мужчина, присаживаясь на лавку, стоящую под навесом на краю площадки. — Ну что, зайдем?
— Конечно, — она кивнула. — Вот только ключ…
— Ключ? — он прищурился. — Вы уверены, что он вам понадобится?
— Мне показалось… — она нахмурилась. — Да в общем, кажется, не уверена.
— Тогда открывайте, — распорядился мужчина.
Сразу за дверью их встретила тишина и прохлада полутемного холла — она привычно протянула руку вправо, и повернула рукоятку черного эбонитового выключателя. Под потолком загорелась лампочка, слабая, ватт на двадцать пять, вставлена эта лампочка была в светильник, который на секунду заставил ее замереть, удивившись — под потолком висела старая керосиновая лампа, переделанная в электрическую. Она отпустила, наконец, рукоятку, и сделала шаг вперед.
— Мне можно войти? — спросил мужчина. Он всё еще стоял в светлом дверном проеме, облокотившись о дверной косяк, и наблюдал за ней.
— Да, входите, — отозвалась она, — вот вешалка… если она вам нужна.
— Нет, — хмыкнул мужчина. — Какая красота. Изумительная резьба, кто бы мог подумать…
Вешалка и впрямь была хоть куда. Черный мореный дуб, сложный орнамент из цветов и листьев, крючки, коих имелся не один десяток, тоже непростые — похожие на шахматные фигурки. Пешки пониже, фигуры старше повыше.
Сейчас, правда, вешать на эту замечательную вешалку им было нечего.
— Куда дальше? — мужчина оглянулся. — Гостиная? Кухня?
— Давайте на кухню, — решила она. — Вы, наверное, хотите пить?
— А вы разве нет? — удивился он. — Мы долго шли по жаре. Сегодня какое-то необычайно жаркое лето, вам не кажется?
— Вообще-то, кажется, — она задумалась. — А еще мне кажется, что… что тут какая-то ошибка.
— Почему вы так решили? — живо спросил он.
— Потому что сейчас не лето, — она нахмурилась. — Сейчас зима.
— Неужели?
— Да, да, точно! Сейчас зима, и холодно, и снег шел последние дни, и… — она запнулась. — Или мне показалось?
— Как знать, — он пожал плечами. — Ладно, мы обсудим это потом. Пойдемте на кухню, правда. Я действительно хочу пить.
Кухня обнаружилась в конце коридора, за тяжелой, массивной дверью, украшенной старинным витражом: богато расписанная супница, из которой торчит медный половник. Дверь в кухню соседствовала с дверью в ванную комнату, но она тут же поняла, что эта ванная — гостевая, наверху есть еще одна, уже хозяйская. Ее ванная. А это общая, сюда могут и гости зайти, если потребуется.
Мужчине — потребовалось. Он, не дожидаясь разрешения, первым делом прошествовал именно в ванную, и через секунду там зашумела вода — он мыл руки. Она хотела зайти следом, предупредить, что гостевое полотенце зеленое, но тут же поняла, что в этом нет необходимости, полотенце там сейчас всего одно, именно то самое, зеленое.
Ну и отлично.
В кухне оказалось чисто, просторно, и бесконечно уютно. Мебель деревянная, и шкафы, и рабочие столы все с той же сложной резьбой и орнаментами, потемневшие от времени; столешницы каменные, мойка, расположенная напротив окна, отливает красноватым бронзовым отсветом; краны тоже старые, с керамическими массивными вентилями; обеденный стол, стоящий посреди кухни, огромен, тяжел; а поверхность его покрыта плиткой… откуда-то у нее в голове всплыло слово «метлахская», но что оно означает, понятно не было. Вокруг стола стояли шесть стульев, тоже деревянных и массивных, на каждом стуле обнаружилась мягкая подушечка, обтянутая чуть выцветшим гобеленом.
— Здорово, — прошептала она, оглядывая кухню. — И сад из окна видно…
Сад было действительно видно, но рассмотреть его помешал вернувшийся из ванны мужчина. Он, по всей видимости, успел не только вымыть руки, но и умыться, и сменить воротничок — по крайней мере, тот выглядел совершенно новым и идеально чистым, а когда они входили в дом, она была готова поклясться, что пара пыльных пятнышек на воротничке все-таки успели появиться.
— Ну-тес, чего у нас на обед? — поинтересовался он, потирая руки. — Что-то я проголодался.
— На обед? — переспросила она. — Ой. Кажется, у меня ничего нет.
— Не может быть, — покачал он головой в ответ. — Проверьте в шкафах. Давайте-давайте, ну что же вы?
Кляня себя за недогадливость, она распахнула дверцы первого, самого близкого к ней шкафчика, и обомлела. Потому что там, за этой дверцей… Там было всё. Всё, что могло потребоваться для дружеского обеда на двоих.
Перво-наперво она вытащила на свет объемистую супницу, очень похожую на ту, что была изображена на витраже, даже половник похож. Супница оказалась холодной, значит, и суп в ней холодный, специальный холодный летний суп. Гаспачо, например. Или свекольник. Или окрошка. Она с опаской приподняла крышку. Точно, окрошка. Ну надо же.
Поставив супницу на стол, она извлекла из шкафчика салатник — помидоры, огурцы, редиска, много пряной зелени, какие-то листочки; затем последовали два соусника, затем — плетеная корзинка с хлебом, и еще одна, поменьше, с ложками, ножами, и вилками.
— Вам помочь? — предложил мужчина.
Она кивнула.
— Переставьте на стол, пожалуйста. Одну секунду…
Второе было горячим, и, чтобы не остыло до срока, оно помещалось в чугунных судках, заботливо прикрытых сверху тяжелыми крышками. Мужчина подхватил судки, тоже поставил на стол, а потом, секунду подумав, сказал.
— Сладкое потом, хорошо?
— Хорошо, — тут же согласилась она. — Мороженое. Оно растает, если его достать сейчас.
Глупость какая-то, пронеслось у нее в голове.
Это же шкаф.
Это не холодильник, это шкаф, тут тепло, мороженое (откуда она вообще узнала, что там еще есть, в этом шкафу?!) растает так и так, и…
— Ерунда, — махнул рукой мужчина. — Вот увидите, не растает. Садитесь скорее, такую окрошку нужно обязательно есть холодной.
Окрошка оказалась поистине божественной, если, конечно, это слово вообще допустимо в данном случае. Она съела одну тарелку, а вот мужчина скромничать не стал. Доев первую порцию, он тут же положил себе вторую. Впрочем, про салат он тоже не забыл.
— Рекомендую, — промямлил он с набитым ртом. — Пряная руккола и цветы настурции. С соусом из зеленого сыра замечательно.
Оказалось и вправду замечательно, но она съела совсем немного — после холодной окрошки ей захотелось чего-то горячего.
А горячим оказалось прекрасное мясо, медальоны из вырезки, с запеченными на углях овощами. Отдали должное мясу, потом сделали перерыв на компот, а потом настала очередь мороженого — пломбир в металлических вазочках, посыпанный грецкими орехами и политый шоколадным соусом.
— Шикарно, — констатировал мужчина. — Просто, со вкусом, добротно, и, главное, без всех этих лишних изысков.
— Не очень понимаю, — призналась она.
— Омары, устрицы, каракатицы, всякая экзотическая рыба или живность, в тысяче соусов и с несъедобным гарниром, — он поморщился. — Я, знаете ли, в еде непритязателен. Но… еда должна быть комфортной, если вы понимаете, о чем я. У любой расы, у любого вида есть комфортная еда и есть некомфортная. Ваше угощение было выше всяческих похвал.
— Но я ничего не делала, — она пожала плечами. — Еда просто была в шкафчике… почему-то.
— Ну да, — кивнул он. — Еда была в шкафчике. В вашем доме. В вашей кухне. На вашей земле. Следовательно, она ваша. Так что большое спасибо за угощение.
— Пожалуйста, — отозвалась она неуверенно. — Давайте тарелки, я помою.
— Просто поставьте в раковину, — велел он. — И… вам не кажется, что мы о чем-то забыли? Простите, я вас торопил, так что это целиком и полностью моя вина.
— А почему вы торопили меня?
— Проголодался, — усмехнулся он. — Нет, правда. Ужасно проголодался. Впрочем, неважно.
— И о чем же мы забыли? — она собрала тарелки, поставила в раковину. Неуверенно тронула кран, повернула — из крана полилась теплая вода. Посуду можно и потом помыть, подумалось ей, подождет. Она закрыла кран, и снова села за стол напротив мужчины.
— Мы забыли познакомиться, — объяснил мужчина. — С кого начнем? С вас, или с меня?
— Давайте с вас, — попросила она. — Кто вы, и как вас зовут?
— Меня зовут Таенн, а вот кто я — объяснить сейчас будет довольно сложно, — он откинулся на спинку стула, вздохнул.
— Судя по одежде, вы священник, — заметила она.
— Никогда не судите по одежде, — посоветовал он. — Карнавальный костюм обманчив. Помните об этом.