По обе стороны аллеи застыли высокие развесистые деревья джамун. За ровным строем деревьев, словно сгустки тьмы, виднелись близко поставленные друг к другу двухэтажные здания.
«Знакомые места, — подумала Басанти. — Знакомые. Улочка, что направо, ведет прямиком к кварталу Махешпури. Туда даже автобус не ходит. А вон там — биржа труда. Знакомые места. Когда-то мы ходили сюда, чтобы нарвать плодов джамуна».
— А ты не очень-то крути головой, — обернувшись, предупредил ее Дину. — Никто не должен знать, что приехала девушка.
— Но девушка-то в обличье парня! — прощебетала Басанти.
Вдалеке показался шедший навстречу лимузин. Басанти вся похолодела от страха и что было сил ухватилась за багажник. Лимузин с легким шорохом промчался мимо.
— Это машина управляющего, — объяснил Дину.
План побега на велосипеде предложила сама Басанти. Что будет с ней после, об этом она как-то не задумывалась. Куда ее везет Дину, где намерен спрятать от людских взоров и как сложится ее дальнейшая судьба, она не имела ни малейшего представления. Въехав в аллею, Дину стал еще осторожнее, он косо поглядывал на каждого попадавшегося навстречу рассыльного или клерка.
— Ночью тут чаукидар обход делает, — предупредил Дину. — Никогда не попадайся ему на глаза.
Справа показался белый двухэтажный коттедж. Вытянувшиеся длинным рядом окна первого этажа были ярко освещены.
— Это библиотека, — пояснил Дину. — По вечерам сюда приходят заниматься.
— А я знаю, — отозвалась Басанти. — Здесь где-то неподалеку цветочные клумбы. Мы сюда за цветами ходили.
Они проехали еще немного и слева действительно увидели клумбы. Воздух был напоен ароматом цветов.
— Тут одни только розы, — с гордостью в голосе проговорил Дину.
— Может, нарвем?
— Рвать цветы здесь не разрешается. Категорически запрещено.
— А кто увидит? На улице почти совсем темно.
— Нет, лучше не надо.
Однако Басанти уже соскочила с багажника, пересекла аллею и оказалась около клумб.
— Ты что делаешь? — крикнул Дину. — Вернись сейчас же! Не смей ходить туда!
Дину спрыгнул с велосипеда и, прислонив его к придорожной тумбе, бросился следом. Но пока он нагнал ее, она успела сорвать несколько крупных роз.
— Ты что делаешь, сумасшедшая? — накинулся на нее Дину. — Тут постоянно садовник на страже. Чаукидар тоже следит за клумбами.
— Ну, следит — и пусть себе следит, — упрямо тряхнув головой, беззаботно отвечала девушка и, облюбовав еще три цветка, быстро сорвала их. — А без цветов какая же свадьба? — проговорила Басанти, намереваясь воткнуть одну розу себе в прическу, но, вспомнив, что она одета в мужское и на голове у нее повязан тюрбан, сунула цветок за ухо.
— Ну как, нравится?
— Что нравится?
— Цветок, что ж еще? А ты что думал?.. Конечно же, нравится! Вот дочка тети Прамилы тоже очень любит цветы. Смотришь, бывало, у нее и в волосах цветы, и за ушами. А в кино, что показывали по телевизору, цветами любит украшать прическу Хема Малини[16]. — И Басанти звонко рассмеялась.
— Значит, ты тоже как Хема Малини?
— А чем я хуже? — задорно воскликнула Басанти.
— Не шуми. Говори потише.
Басанти выпрямилась и, подбоченившись, внимательно взглянула на Дину. На небе появилась луна, и, словно радуясь встрече с ней, бутоны роз раскрылись, наполнив воздух нежным ароматом. Басанти стояла перед Дину и смотрела на него — в лунном свете он казался ей дивным красавцем. Каждая частица ее тела трепетала от волнения, а на верхней губе мелким бисером блестели капельки пота. Она была намного ниже Дину и, одетая в мужское, стала похожа на подростка. А Дину долго глядел ей в лицо, потом перевел взор на грудь, которая в такт дыханию то поднималась, то опускалась под тонким полотном рубахи.
— Что же ты делаешь? Поймают — меня ведь со службы выгонят.
Но переубедить ее было невозможно.
— Никто ничего не скажет, — беззаботно махнула рукой Басанти. — Спросят — скажу, что приехала с мужем. А вот этот человек — мой муж, — ткнув Дину пальцем в грудь, сказала она и расхохоталась. — Ты мой муж, так ведь? — И она стала водить пальцем по его узкой груди. — Мой муж! Это мой муж! — повторяла она и радостно смеялась. Встав на цыпочки, Басанти приладила розу ему за ухо. — Ты сразу еще красивей стал!
В глазах Дину все это было капризами взбалмошной девчонки, а для Басанти — естественным проявлением радости, которая переполняла все ее существо. Она гордилась тем, что перед нею не старая уродина портной, которому хотел продать ее отец, а молодой красивый парень, и убежала она с ним по собственной воле: она сделала то, на что не могла решиться ни одна из ее сестер.
— Идем отсюда, — тоном приказа проговорил наконец Дину, и Басанти последовала за ним, на ходу заворачивая сорванные цветы в конец тюрбана.
— Ого! Уже приказывать начал! — смеясь ответила Басанти.
Сев на велосипед, Дину почувствовал себя гораздо свободнее, чем прежде. Близость юной Басанти околдовывала его: сомнения рассеивались, служебные правила не казались столь строгими, а суровая действительность постепенно окрашивалась в розовые тона.
До студенческого общежития было еще далеко, но Дину остановил велосипед и сказал, чтобы она слезла.
— Пройдешь через эту площадку и подождешь вон под тем деревом.
— А ты? — удивленно спросила Басанти.
— А я поеду по улице дальше. То дерево на заднем дворе общежития, — пояснил Дину. — Дойдешь туда — смотри внимательно: направо в самом углу моя комната. А я тем временем открою дверь и зажгу лампу. Зажгу и тут же погашу ее. Это сигнал. Иди прямо на свет, выйдешь к веранде. Если кто окликнет — не отзывайся. Дверь будет открыта. Входи без стука.
— Хорошо.
Дину поставил ногу на педаль и тут же исчез в сгущающемся вечернем мраке.
Оставшись одна, Басанти немножко перетрусила. Кругом не было ни души. Несколько минут она стояла в нерешительности. Впервые за все это время она поверила наконец, что с прошлым покончено навсегда и через дверь комнаты, где живет Дину, она скоро вступит в свое будущее. Любопытно, увлекательно, заманчиво, но тревожно и немножко страшно. Она не привыкла задумываться над тем, как сложится ее судьба, но вместе с тем ей никогда прежде не доводилось оставаться один на один с неизвестностью, когда с неведомым будущим ее связывает одна лишь тоненькая нить. И двухэтажное здание студенческого общежития вдруг показалось ей еще более таинственным. Напрягая зрение, она смотрела в дальний угол первого этажа. Две крупные слезы незаметно скатились по ее щекам.
Басанти познакомилась с Дину всего несколько недель назад, но их взаимное влечение росло с каждой встречей. Впервые она увидела Дину в тот самый день, когда хозяева трехэтажного особняка под номером одиннадцать справляли свадьбу дочери. Басанти пригласили туда мыть посуду, а Дину готовить угощенье. Шутка ли — накормить две сотни гостей. Все слуги называли его тогда не иначе как Дину-велосипедист. Грязной посуды набралась целая гора. Усевшись на корточки, Басанти старательно мыла каждую тарелку, как вдруг кто-то строго прикрикнул на нее:
— Побыстрей, побыстрей шевели руками! Так дело не пойдет!
Басанти недовольно оглянулась. За ее спиной стоял Дину.
— За это время можно двадцать тарелок вымыть, — продолжал отчитывать Дину, — а ты с пятью еле-еле управилась.
— А ты сам попробуй, — огрызнулась Басанти.
К ее удивлению, Дину уселся на корточки рядом и принялся мыть посуду: тарелки так и мелькали у него в руках. Он принес большой таз с горячей водой и свалил в него всю грязную посуду: тарелки, соусники, ложки. Сноровисто выхватывая из таза тарелку или соусник, он натирал их смоченной в мыльном растворе тряпкой и откладывал в сторону.
— Ты ополаскивай чистой водой, да побыстрее.
— А почему это я должна ополаскивать? Ты же моешь посуду, вот и ополаскивай.
Он удивленно взглянул на нее своими большими глазами, и Басанти, не вступая больше в пререкания, принялась домывать посуду под струей воды из колонки, стоявшей рядом. Не прошло и нескольких минут, как гора грязной посуды была перемыта.
Дину говорил мало, и, хотя работа так и кипела в его руках, ни одна капля не попала на одежду. Когда, перемыв всю посуду, он поднялся, его рубаха и брюки по-прежнему были чистыми.
— А ты приходи каждый вечер, — со смехом сказала Басанти, — будешь мне помогать.
— Мыть посуду — не мое дело.
— А какое у тебя дело? Отдавать приказы?
Дину не ответил ей. Он действительно был не из разговорчивых. Все это время говорила Басанти. Дину вытер руки, молча повернулся и ушел. Молчаливый чистоплотный парень понравился девушке.
К вечеру перед Басанти снова лежала груда грязной посуды. К тому же надвигались сумерки, и Басанти совсем растерялась: даже если колонка рядом, мыть посуду в темноте просто невозможно. Среди тех, кто толпился у входа, поджидая момента, чтобы вовремя подхватить с тарелки недоеденный кусок или горстку риса, находилась и ее мать, но в отличие от других она сидела в стороне, надеясь, что дочь сама догадается и вынесет ей несколько лепешек. Галдеж стоял невообразимый. И в это самое время перед нею снова возник Дину. Не говоря ни слова, он притащил ведро горячей воды и, усевшись рядом, начал мыть посуду.
— Ополаскивай под краном, — бросил он Басанти. В голосе его слышались начальственные нотки. — Погоди, — вдруг остановил он ее, — лучше принеси-ка таз: он там под столом стоит, и сложи в него грязную посуду. В тазу мыть удобнее.
Басанти молча подчинилась.
Дину работал проворно и ловко — Басанти даже невольно залюбовалась. Это скучное занятие вдруг показалось ей интересным и увлекательным.
— А ты парня-то видел? — спросила Басанти.
— Какого парня?
— Ну, того… жениха.
— Нет, не видел.
— А я уже видела, — сказала Басанти и засмеялась. — На тебя немножко похож. Такой же жиденький. А глаза большущие… как у совы. — И, довольная шуткой, Басанти расхохоталась. Отложив в сторону тарелку, Дину вдруг замер, хмуро взглянул на нее и, не сказав ни слова, вновь принялся за дело. Он действительно был худощавый и тонкокостый. Закатав рукава своей белой рубахи, Дину продолжал заниматься делом. Смущенная Басанти несколько раз украдкой окидывала его взглядом.