— В чем дело? — строго спросил он. — Зачем открыл ворота? Хотел незаметно войти внутрь? Это еще что такое?!
Из своего личного жизненного опыта, как и из опыта других, господин Сури твердо усвоил, что с любым бедняком надо говорить строгим тоном. Конечно, узнав, кто перед тобой, тон можно и смягчить, но первая фраза должна звучать сурово, тем более если видишь, что человек собирается проникнуть в твой собственный дом.
— Я за Басанти, сахиб.
Господин Сури осмотрел долговязого с головы до пят. Ну конечно же, это парикмахер Чаудхри, которого, возвращаясь с прогулки, он ежедневно видит на перекрестке. Однако сейчас лучше сделать вид, что он не узнал его.
— Что еще за Басанти? Первым делом выйди за ворота. Вон со двора! Лезут тут всякие! — И вслед за долговязым вышел на улицу.
Чаудхри почтительно сложил руки. Господин Сури снова окинул его строгим взором. «Никакой Басанти я не знаю!» — хотел сначала сказать он. Но во дворе его дома действительно спала Басанти. Несмотря на настоятельные просьбы девушки разрешить ей спать в доме или на заднем дворе, они с женой не позволили. Как же теперь заявить, что никакой Басанти он не знает?
— А ты кто будешь?
— Я отец Басанти, сахиб!
— Явился за дочерью? А где ты был раньше, когда она скиталась по городу и терпела лишения? — принялся отчитывать его господин Сури.
— Ах мерзавка! Терпела лишения…
— Извольте не грубить! Ты думаешь, с кем говоришь?
— Дрыхнет на чужом дворе да еще позорит меня!
Два дня назад, когда Басанти впервые появилась в их доме, между господином Сури и его супругой произошел крупный разговор, и тогда господин Сури приводил совсем другие доводы. «Она бездомная девка, — убеждал он жену, — а те, кто преследуют ее, отпетые мерзавцы. Парень, с которым она сбежала, — негодяй, а тот, кому он продал ее, — негодяй вдвойне. Как ищейка, идет по следу. Такую девицу я ни минуты не намерен держать в своем доме». Конечно, супруге его тоже не очень хотелось возиться с Басанти, но девушка была беременна, а выгнать беременную нельзя. Разве могла она нарушить заветы предков? Шьяма хорошо знала свою подругу, поэтому-то и отправила Басанти к ней.
Госпожа Сури горячо убеждала мужа, но он так и не согласился с нею. Для отца Басанти, однако, у него нашлись совсем иные аргументы.
— Ты видел, в каком она состоянии? Неужели ты думаешь, что мы способны были вышвырнуть ее на улицу? Кто мы, по-твоему, — люди или живодеры? — И, выдержав паузу, господин Сури назидательным тоном продолжал отчитывать Чаудхри: — Ты хоть раз поинтересовался, жива она или, может, давным-давно померла? Неужели ты думаешь, мы тоже бросим ее на произвол судьбы? — И, упиваясь собственным великодушием, господин Сури продолжал: — Кем она доводится нам? Какое нам дело до того, где она живет, где ночует, где, наконец, скитается? Казалось бы, никакого, но вот, как видишь, позаботились.
— Девчонка нахваталась городского духу, сахиб, — по-прежнему прижимая к груди сложенные лодочкой руки, произнес Чаудхри. — У меня и другие дочери есть. У каждой — муж, дети, и только эта от рук отбилась.
А Басанти давно уже проснулась и увидела у ворот отца. Что же делать? Прокрасться незаметно в дом и спрятаться? Или, может, бежать?.. Но куда?.. Она неподвижно стояла посреди двора. При виде отца Басанти поначалу перепугалась, но потом ею вдруг овладело странное равнодушие. На лице ее появилась чуть заметная улыбка, словно она решила про себя: чему быть, того не миновать.
Чаудхри перевел хмурый взгляд на Басанти.
— Забирай свою кровать да ступай сюда! — хрипло крикнул он от ворот.
— За тобой пришел твой отец, — подходя к девушке, отечески назидательным тоном проговорил господин Сури. — Будет правильно, если ты пойдешь с ним. Двери нашего дома всегда открыты для тебя. Все, что зависит от нас, мы сделаем.
— Ты иди, — тихо сказала Басанти отцу. — Я сейчас приду.
— Нет, ты пойдешь со мною! — снова выкрикнул Чаудхри.
Не двигаясь с места, Басанти перебирала в уме все возможные варианты спасения. В другое время тут бы и раздумывать нечего: одним махом через забор, на задворки, только б ее и видели, а там ищи ветра в поле. Но теперь она уже знала, что убежать не сможет, а если б даже и смогла, то все равно бежать ей было некуда.
— В таком положении тебе следует жить со своими родителями, — продолжал внушать ей господин Сури. — Хорошие они или плохие, но они твои родители.
Басанти нагнулась, чтобы взять кровать.
— Понесешь кровать сам! — строго прикрикнул господин Сури на Чаудхри. — Не видишь, что ей трудно!
— Погоди, я сам, — бросил Чаудхри и шагнул во двор.
— Какие грубые люди! — проговорил господин Сури. — Своими глазами видит, что… — И, не закончив, прошел в дом.
Вскинув легкую деревянную раму кровати на голову, Чаудхри зашагал со двора, за ним поплелась Басанти. Шествие замыкал зять Чаудхри. Выйдя за ворота, все трое повернули направо. Никто даже не оглянулся.
— Какой все-таки невоспитанный народ. Могли бы и попрощаться с людьми, которые дали приют, — глядя им вслед, возмущался господин Сури. — Все трое точно воды в рот набрали. Даже ворота за собой не закрыли! — И господин Сури прошел во двор, чтобы закрыть ворота. — Басанти ушла, — придя домой, бросил он жене. Затем развернул утреннюю газету и уселся в плетеное кресло. — Ушла Басанти, говорю я, — повторил он, откидываясь на спинку кресла.
— Слыхала уже, — донесся из кухни голос жены. — Если уж решила уйти, то рассиживаться было не к чему.
— За ней отец явился. И как только пронюхал, что она тут, ума не приложу.
Жена не ответила. Немного погодя из кухни снова донесся ее голос:
— Тебе заварить чай? На прогулку-то, наверно, уж не пойдешь?
— Я ведь сам проводил ее, — заговорил он, оживляясь. — Как-никак родители. Думаю, у них ей будет лучше. — Не дождавшись ответа, господин Сури заговорил вновь: — Ты все проверила? Ничего не пропало? За этими людьми нужен глаз да глаз… Таким ничего не стоит наплевать в колодец, из которого сами же воду пьют… Ты еще раз проверь, как бы чего не пропало.
И в ожидании чая господин Сури принялся просматривать газету.
Глава 9
Басанти полулежала на кровати, а рядом на полу сидел портной Булакирам, гладил ей ноги и говорил без умолку.
Случилось то, чего так боялась Басанти: старик портной взял ее в жены и привел в свой дом. Сейчас он был на седьмом небе от счастья.
— Я всегда верил, что вернется моя рани Басанти, непременно вернется. — Голос его дрожал. Когда он был особенно взволнован, из его горла вырывался какой-то странный булькающий звук и вместе с ним на нижней губе повисала капля слюны.
Басанти чувствовала себя разбитой. Глаза ее все время слипались, и она с трудом снова раскрывала их. У нее было такое ощущение, что все происходящее — не более как сон. Однако, открывая глаза, она всякий раз видела Булакирама, сидящего на том же самом месте, видела его густо подведенные сурьмою веки. По-прежнему облаченный в светло-бежевый с красными полосками пиджак, портной все говорил и говорил.
— Я готов жизнь за тебя отдать, — гладя ступни Басанти и покачивая головой, продолжал он. — Какие же крохотные ножки у моей рани Басанти! Прелесть, просто прелесть!
Хотя Басанти очень устала, ей было приятно. С тех пор как портной привел ее в свой дом, он был неизменно ласков с нею. Два раза покупал шербет. Показывал разноцветные юбки и блузки, которые сшил для нее собственными руками. Полуприкрыв глаза, Басанти равнодушно рассматривала обновки. Иногда только в душе ее возникало желание сделать что-нибудь наперекор или просто созорничать.
— Разотри мне, пожалуйста, ноги, — проговорила она. — Если уж взял в жены молодую, растирай ей ноги! — И тут же злорадно подумала: «Сегодня ублажай меня, растирай мне ноги, а завтра — посмотрим». Но завтра он, может, примется честить ее последними словами. Как знать? Думать о будущем она не хотела. Только изредка по ее щекам катились непрошеные слезы. Дину сказал, что вернется, но так и не вернулся. Однако она отказывалась верить, что больше не увидит его, и ничто не могло поколебать ее веры. «Он знает, что у меня будет ребенок, — думала она. — и он обязательно вернется».
Из-под кровати Булакирам вытащил небольшой сундучок и стал вынимать оттуда разноцветные блузки, накидки, юбки — зеленые, красные, желтые.
— Ты только примерь, рани Басанти, сшито прямо по тебе. Я уж давно наизусть знаю все твои размеры, моя рани.
Басанти никогда не думала, что старик портной будет так внимателен и ласков. Она была уверена, что, как только ее отдадут хромуше, тот начнет помыкать ею, как помыкают женами все мужчины их касты. И если, упаси бог, не выполнишь повеление супруга, узнаешь, что такое его кулаки. А этот сидит и гладит ей ноги.
Когда Басанти силой привели к портному, первым ее желанием было самого старика разорвать на части, всю мебель порубить, а дом сжечь. Однако он оказался человеком нежным, заботливым, соскучившимся по женской ласке. Сначала она стыдилась его нежностей, потом ей стало казаться, что старик притворяется, разыгрывая сцены, которые можно увидеть в кинофильмах, но которые к ее жизни никакого отношения не имеют. Однако постепенно к ней приходило понимание, что ни уйти, ни сбежать отсюда она уже не сможет. И, лежа на мягкой постели, она безвольно расслабилась, подобно утопающему, который, потеряв всякую надежду на спасение, прекращает борьбу.
— Ты только примерь, рани Басанти! — упрашивал Булакирам, держа на вытянутых руках ярко-желтую шелковую блузку. Потом произошло то, что удивило Басанти еще больше. Он уткнулся лицом в желтый шелк блузки и, как пьяный, качая головой, стал нежно гладить и покрывать его поцелуями.
— Хватит, хватит, — не выдержала Басанти. — Что вы делаете? Ни к чему это! — И вырвала блузку из рук портного.
Булаки поднял голову и долго смотрел на нее.
— Сердишься? — заикаясь, проговорил он. — Моя рани сердится? Разве я сказал ей что-нибудь обидное?