Рукмини все еще не приходила в сознание, губы у нее были синие, и Дину поторопился вынести ее со двора и отправиться восвояси.
Глава 11
Сегодня квартал показался Басанти совсем чужим и незнакомым. Неужели все могло так измениться за каких-то несколько месяцев? Многие здания обветшали, белые когда-то стены были в грязных подтеках. Из дверей коттеджа, что рядом с молочной лавкой, выходит господин Капур. Он тоже как-то постарел и сгорбился. Господин Капур смотрит на Басанти и не узнает ее. Он отворачивается, медленно переходит на противоположную сторону улицы, и Басанти про себя решает, что господин Капур, как и в прежние дни, отправился в ближайшую чайную выпить на досуге стаканчик крепкого чаю с молоком. Он и прежде выходил в это же самое время. Старушка из дома напротив осторожно идет вдоль тротуара, катя перед собою что-то наподобие узкой металлической рамы на колесиках. И Басанти про себя отмечает, что прежде старушка обходилась одной лишь тростью. Старушка очень похудела за это время, и Басанти вдруг стало жалко ее. Во дворе господина Мехты срублены все деревья. Голым теперь кажется двор и неуютным. И зачем надо было рубить деревья? Басанти несколько раз забиралась в сад господина Мехты — полакомиться плодами или просто так, чтобы побыть в одиночестве. А теперь там даже деревца не осталось.
На руках у нее ребенок — сын Паппу. Она гордо несет его, с непривычки то и дело перебрасывая с руки на руку. Ежеминутно останавливаясь, она рассматривает знакомые здания. Следом за нею, тяжело припадая на правую ногу и громко постукивая тростью по тротуару, шествует ее муж. Дойдя до квартала, Басанти жадно разглядывает все вокруг: точно потеряла здесь что-то и уже не надеется найти.
На остановке такси машин стало намного больше, чем прежде. И таксистов тоже стало больше. Озорной все народ. Басанти уже почти миновала остановку, как вдруг за спиной послышался чей-то голос:
— Братцы, да неужели мы хуже этого хром-ноги?
В ответ раздался дружный хохот.
Шуточка таксиста нисколько не задела Басанти: просто, наверно, кто-то из них узнал ее, и, если бы не было рядом мужа, она бы нашла что ответить нахалу. Раньше она не давала спуску шутникам. Раньше, когда они еще жили в поселке и женщины направлялись работать в Рамеш-нагар, у стоянки такси непременно начиналась веселая словесная перебранка… «Все переменилось, — подумала Басанти со вздохом, — а этим нахалам хоть бы что», — и неторопливо прошествовала дальше.
Солнце стояло уже высоко, и к молочной лавке из коттеджей потянулась прислуга с корзинами, полными пустых бутылок. Может, мать тоже сидит здесь вместе со всеми?
— Эй, Басанти! — вдруг окликает ее кто-то. Она оборачивается и видит Джассу — слугу тетушки Сушмы. Он сразу же узнал ее.
— О, да у тебя уже усики пробиваются, Джасса!.. — весело приветствует его Басанти. — А как вытянулся! У кого служишь-то теперь?
— Все там же — у тети Сушмы.
— И по-прежнему молоко разбавляешь водой?
— Кто разбавляет водой?
— Ладно, ладно! А разве не ты разбавлял молоко водой из колонки, что на задворках?
— Теперь в колонках воды рано утром не бывает, — сердито бурчит Джасса, потом, кивнув головой на хромого портного, вполголоса спрашивает: — А это кто?
— Где?
— Да за тобой тащится… хромой такой.
Басанти оглядывается и тоже вполголоса отвечает:
— Отец твой.
— Какой же это мой? — Лицо Джассы расплывается в улыбке. — Вот этого пацана, наверно, — кивает он на малыша, которого Басанти держит на руках.
— Ты Дину не видал? — неожиданно вырывается у нее.
— Откуда ему быть, Дину-то?
Но Басанти, спохватившись, уже берет себя в руки. Она сама была поражена — имя Дину вырвалось у нее совершенно непроизвольно. Поэтому она, тотчас же меняя тему, заговаривает о другом:
— А тут вот раньше дхоби сидел, мой дядя — брат отца. Где он теперь?
— Дхоби? Да он и теперь тут сидит, — говорит подросток. — Ты, наверно, слыхала: и тележку, и утюг у него полицейские отобрали.
— А как же он теперь?
— Как теперь? Работает у тех, кто пригласит. Тележки-то у него нету. И спит где придется.
— А почему же так получилось?
— Выгнал его из дому старший сын — Манглу.
— Да что ты говоришь? Неужели выгнал?
— Обоих выгнал — и отца, и мать. Они же решили у него жить. В один прекрасный день он их обоих и выгнал, а новую тележку приспособил фрукты возить. Он фруктами торгует теперь, на той стороне площади сидит.
Наступает неловкое молчание.
— Сейчас-то они работают? — произносит наконец Басанти.
— Жена его ходит по домам, а самому не до того. Помнишь, дочка у него была, Лачхми звали? Так вот он занимается тем, что разыскивает ее.
— Это еще почему?
— А сбежала от них Лачхми-то! И никто не знает куда.
Опять помолчали. Действительно, многое за эти месяцы переменилось в квартале. И людей будто наполовину стало меньше. Когда они направлялись в Рамеш-нагар и Булакирам сказал ей, что по пути им первым делом надо навестить тестя, Басанти промолчала: у нее не было ни малейшего желания встречаться с отцом. И сейчас она была рада, что отца нет на обычном месте — у стены напротив стоянки такси. Чуть в стороне от того места, где располагался отец, работают два незнакомых ей молодых парикмахера. Матери тоже нет у молочной лавки, хотя она всегда являлась сюда задолго до открытия.
У лавки толпился народ — прислуга из ближайших коттеджей, на досуге оживленно обмениваясь новостями. Басанти большинство лиц показались незнакомыми.
Тем временем, постукивая посохом, к ним подходит Булакирам. Но Басанти даже не двигается с места.
— Ты ступай, подождешь меня на рынке, — произносит она и продолжает разговор с Джассой. От подростка она узнает кучу новостей. Оказывается, теперь в большинстве коттеджей Рамеш-нагара чисткой посуды и уборкой занимаются мадрасцы. Прислуги в домах тоже почти не осталось — все стараются подыскать место чапраси, кондуктора или устроиться рабочим на фабрику.
— Помнишь Вишну? — продолжает Джасса. — Он еще был в услужении у господина Бадхеры. Теперь Вишну грузовик водит.
«Где-то теперь тетя Шьяма? — подумала вдруг Басанти. — Может, она тоже перебралась куда-нибудь в другое место? Эта, как только увидит меня со стариком, непременно скажет: «Правильно поступил твой отец! А то моталась бы бог знает где. А сейчас и посмотреть любо-дорого: шелковое сари, на ногах браслеты. И ребенок разодет».
Басанти непременно хотелось повидаться с тетей Шьямой. В этом, собственно, и заключалась основная цель ее визита в Рамеш-нагар. Басанти не терпелось показать ей своего ребенка, своего Паппу, который, уткнувшись носом в плечо матери, сейчас безмятежно спал. Ну и, конечно, блеснуть перед ней своими нарядами.
Кроме желания прогуляться по Рамеш-нагару, у Басанти была еще одна мечта, которая то переполняла все ее существо восторгом, то вызывала в сердце щемящую боль. Поэтому, дойдя до поворота, за которым улица вела прямо к дому тети Шьямы, Басанти вдруг резко поворачивает и направляется к рынку.
У входа на рынок ее уже поджидает Булакирам. Портному надо купить материала, а Басанти намеревается приобрести для малыша бутылочку с соской. Кормить ребенка Басанти теперь будет только из бутылочки, как те хозяйки, у которых ей доводилось работать. Перед кормлением она уже повязывает ребенку нагрудник, а после купания присыпает детской пудрой. Она старается ни в чем не уступать хозяйкам, у которых она прежде чистила посуду. Когда ребенок немного подрос, Басанти стала укладывать его в расписной кроватке, увешанной разноцветными игрушками.
Сделав необходимые закупки, они вышли с рынка и направились в примыкавший к нему парк. Она с жадным любопытством рассматривала знакомые места. Перед входом в парк раньше сидел продавец сладостей. Теперь его здесь не было — видно, куда-то перебрался. Неужели ее так долго не было здесь?
Крохотный парк показался ей прелестным. Сердце у нее снова наполнилось детской радостью и смутным ожиданием. По зеленой траве лужаек с криками и воплями носились ребятишки. Сюда, в этот парк, она когда-то возила в коляске малыша тети Сумитры. Может, сейчас он вместе с другими бегает по поляне, но узнать его среди детворы не так-то легко. Однако, вглядевшись повнимательнее, она узнала не только малыша тети Сумитры, но и еще одного карапуза, с которым ей приходилось бывать здесь.
Многое в квартале изменилось, а вот сам парк ничуть, только казался меньше, чем прежде, а стены обступивших его зданий уже не сверкали белизной. Как и в прежние дни, сюда стекались безработные, которые коротали время, лежа на зеленой траве. Парк был чем-то вроде пристанища для безработных и стариков. В те дни, когда Дину оказался без работы, он тоже приходил сюда и, лежа на траве, одну за другой курил бири. Безработные, у кого в кармане не оставалось и ломаной пайсы, целыми днями лежали под кустами, а те, у кого еще водилась какая-то мелочишка, сбивались в компании, резались в карты, хрустели жареным арахисом и пустословили. На скамейках, расставленных вдоль аллей, уже сидели первые посетители — старички и старушки из ближайших коттеджей. Старушки размещались отдельно, облюбовав себе самый дальний уголок парка. Басанти знала почти всех завсегдатаев этих мест. Вот господин Капур, как обычно, читает газету. «В кармане у него, тетечка, всегда какая-нибудь газета. Чуть где присел на минутку, вынимает из кармана газету и начинает читать», — обычно докладывала Басанти Шьяме о странном господине Капуре, а заодно и об остальных посетителях парка. «А один раз вот что случилось! Смотрю — господин Капур, как всегда, проходит к своей скамейке, усаживается. А на другом конце скамейки сижу я — занимаюсь с малышом тети Сумитры. И вы знаете: это был единственный день, когда при нем не оказалось ни газеты, ни очков. Сидит и не знает, куда себя деть. Потом, смотрю, встает, подходит к старичку на соседней скамейке, извиняется и просит у него пару страниц газеты. Потом подходит к другому и просит дать ему очки. Когда у него в руках появилось и то и другое, он тут же уселся на скамейку и уткнулся в газету… А если соберутся вместе двое или трое, — со смехом обычно рассказывала Басанти, — то все разговоры у них только о лекарствах: кто чем лечится… А еще один говорит: «Я за день выпиваю только шесть стаканов воды, и ни капли больше». Другой: «Я, говорит, две пресные лепешки съ