Говорили, что великую певицу ограбили – сняли с её шеи дорогущее жемчужное ожерелье, а потом и вовсе убили. Дом же подожгли, чтобы замести следы. Дочка сеньоры, Кассандра, куда-то исчезла – скорее всего, убийцы увели её с собой. Но самым удивительным было не это, а то, что покойная сеньора оказалась испанской герцогиней. Из посольства даже приезжал специальный человек, чтобы опечатать её вещи.
Вызвав благодарный восторг торговок, Полли изумилась, ужаснулась, в меру поохала, и… отправилась домой. Теперь она уже знала, что надо делать. Следующим утром, изрядно сбросив цену на свой товар, Полли предлагала свои апельсины повару в испанском посольстве. Повар оказался добрым англичанином и с землячкой с удовольствием поболтал. От него Полли узнала, что и впрямь герцог Молибра поручил послу сообщать в Испанию, как живут в Лондоне его жена и дочь. Делом этим занимался граф Монтойа, но тот оказался тайным картежником с огромными долгами, и его несколько дней назад зарезали при выходе из игорного клуба. Пришлось послу самому описывать и упаковывать уцелевшие при пожаре вещи покойной герцогини Молибра для передачи её супругу. Посол был так озабочен ценностью изъятого, что отправил всё в Гранаду со специальным курьером.
Полли запомнила название города и поспешила домой. Теперь у них с Кассандрой появилась хоть какая-то ясность в том, кто была её мать. Вот только было непонятно, почему герцогиня жила отдельно от мужа и кто её убил. Полли подозревала, что бедную женщину погубили по заказу разгневанного супруга, но боялась обсуждать с больной этот щекотливый вопрос. Впрочем, Кассандра заговорила сама:
– Тётушка, – так она теперь всегда называла Полли, – я знаю, что вы думаете, будто мой отец мог подослать убийц к моей матери. Может, вы и правы, а может, и нет. Но я должна понять, что же произошло на самом деле. Разгадка находится в Испании, в Гранаде, где, как вы узнали, живёт герцог Молибра. Значит, нам нужно туда поехать.
– Конечно, дорогая, мы поедем, куда скажешь, но сначала ты должна поправиться. Ведь ты пока не встаёшь. Как только выздоровеешь, мы сразу же сядем на корабль.
– Я быстро поправлюсь, – пообещала Кассандра.
Но быстро – не получилось, силы к больной возвращались слишком медленно. Прошёл почти месяц, прежде чем она, обняв за шею Полли, сделала свои первые шаги по комнате. Ещё месяц понадобился, чтобы найти корабль, идущий в Малагу – ближайший к Гранаде порт. Наконец, продав скупщику краденого соболью ротонду, Полли обеспечила оплату проезда на торговом барке «Розамунда», и обе женщины отправились в путешествие.
Помощник капитана, показавший пассажиркам их каюту, напомнил, что до Малаги ожидаются ещё четыре захода в другие порты, и первым из них будет Дувр. Кассандра вздохнула, ей это название ни о чём не говорило. Весь мир был для неё чистым листом. Дувр так Дувр!
В Дувре Орловой пришлось не сладко. В Лондоне молодые российские дипломаты с видимым облегчением усадили надоедливую фрейлину в почтовую карету, снабдили её билетом на почтовую бригантину «Пегас» и… умыли руки. Так что пришлось Агате Андреевне путешествовать по Англии с помощью жестов. Впрочем, это оказалось даже забавным, но в огромном порту Дувра фрейлине стало не до смеха: множество кораблей, толпы спешащих людей… Где теперь искать этот самый «Пегас»? Не дай бог, опоздаешь к отплытию!
Орлова постаралась сложить из нескольких знакомых слов короткую фразу: «Sorry… brigantine «Pegasus…», а потом произнесла её вслух. Как ни странно, первый же моряк, сосредоточенно трусивший мимо с мешком на плече, оказался настолько любезным, что не только понял косноязычную иностранку, но и проводил её до трапа «Пегаса», да ещё и донёс саквояж. На радостях Агата Андреевна подарила моряку шиллинг и поспешила занять свою каюту. Приехала она, как оказалось, слишком рано, поэтому успела и отдохнуть, и даже подремать до отхода судна. Проснувшись, фрейлина решила выйти на палубу – посмотреть на отплытие.
Других пассажиров на палубе не было, и лишь матросы, чётко выполняя команды, летали от мачты к мачте. Стараясь не мешать, Агата Андреевна отошла на корму и огляделась. Солнце отбелило меловые скалы Дувра и растворилось в седых волнах пролива. Всё было светлым: серебристым и белым. Глаз не оторвать!.. Первый день весны стал последним днём пребывания Орловой в Англии. Хорошо, что он заканчивался так красиво. Эта великолепная картина вытеснит из памяти все тяжёлые переживания и сомнения, измучившие Агату Андреевну на Британских островах.
Орлова всё же решилась выполнить свой долг и отослала императрице-матери твёрдое «нет». Она не смогла написать о принцессе Уэльской то самое «не жилица», услышанное в Гайд-парке, но сослалась на свои впечатления и предчувствия. К счастью, Мария Фёдоровна опасения поняла и в ответ прислала краткое письмо, где благодарила свою фрейлину и просила её теперь съездить в Вену и Париж. На втором листе с чёткой немецкой педантичностью были изложены подробные инструкции – что, где и как должна делать Орлова. Мария Фёдоровна всегда знала, чего хочет, и за долгие годы у власти привыкла добиваться этого любой ценой.
Новое путешествие – новые заботы! Что ж, по-другому, как видно, не бывает.
Корабль уже отошёл от причала, и, маневрируя, становился на курс. Ему навстречу из открытого моря двигалось большое трехмачтовое судно. На его борту потемневшие белые буквы сложились в слово «Розамунда». У борта встречного корабля Агата Андреевна заметила такого же любопытного зрителя, как и она сама. Грубый серый плащ с капюшоном полностью скрывал фигуру, но с первого взгляда на тонкое, даже худое, лицо стало ясно, что зритель – молоденькая девица. Тонкие черты, бледные впалые щёки, бескровные губы. Больная? А может, это следы недоедания? Незнакомка заинтересовала Орлову.
Мимо девицы пробежал матрос, он задел её локтем и кинулся извиняться. Пассажирка не отшатнулась и не оскорбилась, она с достоинством ответила моряку и перешла вдоль борта ближе к корме, где уже никому не смогла бы помешать.
«Странно! Что-то не вяжется, – задумалась Орлова. – Девица одета как простолюдинка, а держит себя так, как это умеют лишь родившиеся на самом верху. Не стушевалась, не озлобилась, не выказала никаких чувств по отношению к обидчику. В ней есть чувство собственного достоинства, и, как любит говорить Мария Фёдоровна, “commeilfaut”».
Суда почти поравнялись друг с другом. Девица в сером плаще оказалась как раз напротив Орловой, и фрейлина как будто бы наткнулась на взгляд золотисто-карих глаз. Агате Андреевне даже показалось, что незнакомка прочла её мысли. Но разве это возможно? Бред какой-то! И всё же в глазах девушки ясно сквозили понимание и интерес. Орлова прикрыла веки, стараясь защититься от этого проницательного взгляда, а когда открыла их, корабли уже разминулись. Незнакомка обернулась, ловя взгляд Агаты Андреевны, а потом нерешительно подняла руку и помахала.
– И тебе удачи, милая, – пробормотала фрейлина и кивнула в ответ.
Пусть первый день весны принесёт счастье всем путешествующим!
Орлова кинула последний взгляд на английский берег и ушла в свою каюту в тот самый час, когда на землю Франции вновь ступила нога её самого знаменитого сына. Во главе небольшого отряда отрёкшийся император Наполеон высадился у мыса Антиб и в очередной раз перевернул судьбу Европы.
Глава пятнадцатая. Возвращение Наполеона
Как быстро Вена превратилась в столицу Европы! Блистающие хороводы балов и приёмов сменяли друг друга то в столичных, то в загородных дворцах. Сегодня давали бал в Хофбурге, ставшем на время конгресса резиденцией российского императора. Светлейший князь Алексей Черкасский представил себе кокетливые лица флиртующих дам, подчеркнутую лихость мужчин и с трудом подавил нахлынувшее отвращение. Как же всё это было пошло! Море интриг, лицемерия и дешёвых дрязг. Век бы этого не видать!
Смерть сестры ударила Алексея так больно, что даже сейчас, три месяца спустя, он не мог без дрожи вспоминать лицо Лизы. Её-то за что? Самую нежную и ранимую, самую светлую из всех Черкасских. От отчаяния наворачивались слёзы…
Ненастный мартовский вечер тоже не прибавлял радости. Весна принесла в Австрию дожди, и, хотя, считая по календарю, она вступила в права неделю назад, снега уже давно не было, а серые слякотные дни очень напоминали позднюю осень в Англии.
Как хорошо сейчас в Ратманове! Вот бы вернуться. Алексей закрыл глаза, но так и не смог представить белый дом на высоком холме: похоже, что милые воспоминания оставили его… Когда же закончится этот конгресс? Полгода делят наследство Наполеона, а конца-краю не видно… Привычная тоска отравляла всё вокруг, разливалась желчью, добивала остатки воли. Заветная мечта выйти в отставку и уехать вместе с женой и сыном в Ратманово день ото дня бледнела и таяла. Жена вновь ждала ребёнка, и её пришлось отправить в Англию, а Алексей остался в Вене один на один со своей чёрной меланхолией.
Услужливо пробили часы – напомнили, что если флигель-адъютант императора не хочет опоздать, то следует поскорее собираться, и тут же в дверях появилась могучая фигура ординарца Сашки.
– Пора, барин, – важно сообщил тот и выставил перед Алексеем блестящие, словно черное зеркало, сапоги. – Извольте глянуть, как сияют.
Сашка двинулся к шкафу доставать парадный мундир. Никуда не денешься – нужно собираться. Ещё немного усилий – и генерал-майора Черкасского подготовили к появлению на очередном балу. Впрочем, к выходу государя Алексей всё-таки опоздал. Общество уже перебралось в бальный зал, и князь решил не спешить. Даст Бог, хотя бы нынче удастся избежать и танцев, и пустопорожней болтовни.
Пока у него это получалось: за колонной в аванзале Алексей не привлекал особого внимания, зато сам мог дать волю своему желчному настроению, разглядывая пёструю многоязычную публику. Все в Хофбурге были разряжены в пух и прах. Дамы излучали доступность, а мужчины с готовностью ловили их игривые взгляды. Всё было так же, как вчера, и как месяц назад, да и завтра ничего не изменится…