прежний огонь. Она слишком долго кисла, переживая своё поражение. Пора было подниматься и брать судьбу в собственные руки. Не в первый раз, но, даст Бог, в последний, Саломея начинала всё сначала. Теперь она уже не повторит прежних ошибок – не станет ни на кого надеяться и никому не будет верить. Хватит! Теперь Саломея одна, и это самая лучшая на свете компания. Остальных она станет использовать без всякой жалости. Исключений ни для кого не будет!
Пока её план казался Саломее смутным. Одно было ясно, что потребуется много денег. Значит, нужно продать всё, что можно, и вытряхнуть деньги из Косты. В сундуках этого разбойника оставалось ещё много золота. Да и иметь абрека в постоянном услужении Саломея посчитала разумным: в горах без охраны не обойтись. Впрочем, Коста никуда не денется, это дело может и подождать, главное – продать фабрику.
Графиня написала письмо посреднику, доставившему прядильные машины из Англии, и попросила найти на них покупателей, а лучше всего – и на всю фабрику целиком. Саломея посулила посреднику хороший процент и не ошиблась. Тот сам купил фабрику, а в придачу и Рощино. Первая продажа вышла удачной, дальше дело пошло ещё лучше. К началу декабря Саломея продала всё, что принадлежало лично ей.
Она распорядилась упаковать в сундуки столовое серебро и решила забрать его с собой. Хотела увезти ещё и мебель, но тогда поездку пришлось бы отложить до весны: по снегу большой обоз в горах не пройдёт. Однако Саломея спешила начать новую жизнь и решила не откладывать поездку, а выехать вместе с Костой и Азой сразу после Рождества. Весной отправить обоз с мебелью она поручила Заире.
До праздника оставалось два дня, вещи давно были собраны, и на Соломею вдруг вновь нахлынула тоска. Женщина боялась возвращаться в свои горы. Как там её примут? Да и доедет ли она живой? Страх оказался таким липким и противным, что Саломея заперлась в своей спальне и целый день лежала, отвернувшись к стене. Она с трудом задремала и, конечно же, страшно разозлилась, когда дверь распахнулась и в комнату влетела перепуганная Заира.
– Там приехал какой-то советник Вольский, говорит, что он – душеприказчик покойного графа. Хочет видеть тебя, – выпалила нянька.
– Проводи его в кабинет, – распорядилась Саломея и поднялась с постели. Она одевалась неспешно – тянула время, пытаясь предугадать, с чем приехал Вольский. Наконец пришла к выводу, что статский советник, верно, хочет сообщить о смерти Михаила.
Спустя полчаса повеселевшая Саломея отправилась в кабинет. Своего гостя она знала лишь понаслышке, а сегодня увидела впервые. Вольский оказался почти что стариком, но лицо его было умным и жёстким.
– Чем обязана? – вместо приветствия спросила Саломея, усаживаясь за свой письменный стол.
Вольский, не моргнув глазом, проглотивший её грубость, уселся в кресло напротив и сообщил:
– Сударыня, я являюсь душеприказчиком графа Пётра Гавриловича Печерского, и приехал сообщить вам его последнюю волю. Он завещал всё своему сыну Михаилу и особенно настаивал, чтобы вы и ваш сын Иван покинули это имение.
Саломея, не ожидавшая от старика такой наглости, взорвалась:
– С какой стати?! Мы с сыном – такие же Печерские, как и Михаил. У нас тоже есть права, и выгонять нас из дома, где мы прожили столько лет, я не позволю! Я буду разговаривать только с пасынком, а вас я не знаю и знать не хочу.
– Вы наверняка считаете, что Михаила нет в живых? – пристально вглядываясь в её лицо, поинтересовался Вольский. – Но вам не повезло. Мой племянник остался жив. Решив, что он убил графа Печерского, убийца снял с руки раненого Михаила именно тот перстень, который я сам передал племяннику перед его отъездом из Вены. Я опознал этот перстень на руке вашего сына Ивана в Петербурге, о чём и сообщил статс-секретарю Министерства иностранных дел графу Каподистрии, а потом и самому молодому человеку.
– Что? Вы посмели сказать моему сыну, что он причастен к убийству собственного брата?! – вскричала Саломея. – Да я вас засужу! Я поеду к государю и упеку вас в Сибирь!
– Сначала вам придётся ответить за покушение на Михаила Печерского. Кстати, его покойный отец кроме завещания оставил ещё и заверенное тремя священнослужителями письмо на имя государя, где признаётся, что так и не прикоснулся к своей третьей жене. Брак с вами не был консуммирован, поэтому он считается недействительным. А ваш сын, рождённый через год после формальной свадьбы с графом – незаконнорожденный.
Господи! За что? Почему сейчас, когда она уже собралась начать новую жизнь?! Мысли Саломеи метались, словно в бреду. Что же теперь делать? Убить Вольского? Но это же бесполезно…
Графиня застыла, опустив глаза. Как можно вести свою игру, когда все вокруг её уже предали?.. Коста! Этот негодяй сломал жизнь и ей, и её сыну. Что же теперь делать?
Наконец, немного успокоившись, Саломея решила, что лучше договориться с врагом, свалив грехи на Косту, чем потерять всё. Она подняла глаза на Вольского и тихо спросила:
– Какие будут предложения?
Дипломат хмыкнул. Да уж, ничего не скажешь! Дама попалась не из робких. Но и он тоже понимал, что лучше хоть как-то договориться, чем на всех углах полоскать грязное бельё Печерских. Николай Александрович помялся, но сказал:
– Предложения такие: вы уезжаете из Пересветова и никогда больше не беспокоите моего племянника.
– Вы говорили, что виделись с моим сыном, – сказала уже полностью овладевшая собой Саломея. – Что вы ему сказали?
– Я объяснил, что наследство оставлено Михаилу, которого пытался убить человек, подосланный вашей семьёй. Ну и ещё я сказал, что кольцо, которое в данный момент носит Иван, снято убийцей с пальца моего племянника.
– Вы заявили моему сыну, что это я послала убийцу к Михаилу? – продолжала настаивать Саломея.
– Я порядочный человек и не делаю тех заявлений, которые не могу подкрепить доказательствами, – возразил Вольский.
– Но вы сказали Вано, что граф Печерский ему не отец? Ведь это вы можете доказать!
– Я бы промолчал, но ваш сын впал в почти невменяемое состояние, он кричал, что будет судиться, отстаивая свои права на наследство, – объяснил Вольский. – Хватит моему племяннику того кошмара, что уже случился, не нужно трясти ещё и вашим грязным бельём.
На самом деле это было прямым оскорблением, но Саломея и бровью не повела. Речи душеприказчика её совершенно не волновали: тот защищал интересы пасынка. Судьбу Вано сломал не он, а старый мерзавец – её несостоявшийся муж – и дурак Коста, не справившийся с простейшим делом. Граф Печерский лежал в могиле, его Саломея достать уже не могла, а вот Косте придётся ответить за всё. Графиня встала и, глядя сверху вниз на Вольского, отчеканила:
– Я согласна на ваши условия. Я уеду из Пересветова завтра. А сейчас покиньте мой дом. Всего лишь день, но я – в нём хозяйка. А потом делайте что хотите.
– Хорошо, я вернусь послезавтра, – согласился Вольский и поднялся. – Прощайте, сударыня.
Саломея его уже не слушала. Она прошла мимо дипломата, как мимо пустого места, и направилась в свою спальню. В коридоре Аза навешивала на сундуки новенькие замочки.
– Вон отсюда, – гаркнула Саломея, – чтобы духу твоего здесь не было!
Аза вылетела стрелой, а графиня прошла в спальню и направилась прямиком к своему бюро. Маленьким ключиком, который всегда носила на шейной цепочке, Саломея открыла замок и подняла крышку. Её золото было уже упаковано в одинаковые кожаные кошели, но графиня искала не деньги. Она отодвинула ларец с драгоценностями и достала спрятанный у самой стенки небольшой дамасский кинжал с серебряной рукояткой.
– Этот дурак должен заплатить, – произнесла она, обращаясь к кинжалу. – Коста сломал жизнь моему мальчику, пусть теперь отдаст за это свою. Око за око!..
Саломея сунула кинжал в рукав платья и с облегчением увидела, что широкий кружевной манжет полностью закрыл то место, где рукоятка приподняла ткань. Ни одна чёрточка не дрогнула на лице женщины. Всё просто: она должна отомстить за сломанную судьбу своего сына, и она это сделает. Пришёл черед Косты!
Коста собирался в дорогу. Графиня передала через Заиру, что сразу после Рождества они выезжают на Кавказ.
– Куда? – не поверил Коста. – Что делать в горах зимой?
– Саломея хочет выкупить наше село, – объяснила ему мать. – Сюда она больше не вернётся, а тебя берёт для охраны, потому что вывозит все свои ценности. Ну, а я с мебелью приеду весной.
Коста так обрадовался, что впервые за двадцать лет расцеловал мать. Доживать свой век на Кавказе рядом с любимой женщиной, но не в холодном лесу, а в богатом доме – было его самой заветной мечтой, но абрек даже не надеялся, что она исполнится. А тут вдруг такой подарок. Коста сразу же подумал о собственных богатствах: он тоже заберёт всё с собой. Абрек спустил с чердака свои сундуки и, открыв крышки, начал перекладывать их содержимое, распределяя так, чтобы все три сундука стали одинаково тяжёлыми. Перекладывая монеты из второго и третьего сундуков в первый, Коста вдруг нащупал под слоем золота толстую золотую цепь.
«Ожерелье», – вспомнил он. Саломея так и не захотела принять от него подарок, сочла его украшение «деревенским». Коста вытащил ожерелье и полюбовался семью золотыми цепями, украшенными множеством незнакомых монет. Когда-то из-за этой красоты поплатился жизнью персидский купец.
Хлопнула входная дверь, и Коста услышал шум стремительных шагов. В спальню влетела Саломея.
– Здравствуй, – обрадовался абрек. – Ты чего-то хочешь?
– Я хочу узнать, как ты выполнил моё поручение, – ледяным тоном поинтересовалась графиня. – Мы договаривались, что ты сможешь жить в моём доме, если убьёшь Михаила Печерского.
– Я сдержал слово! – возмутился Коста. – Я ведь привез тебе кольцо.
– И это кольцо сгубило моего сына! – вскричала Саломея. – Ты промахнулся. Михаил остался жив и дал показания, что ты снял с его пальца эту злосчастную печатку. Благодаря тебе в дело оказался замешан Вано, и, что самое главное, если бы не твой промах, мой сын никогда бы не узнал, что граф Печерский ему не отец.