Кассандра читала её мысли. Старуха ненавидела весь мир, а хотела лишь золота и власти. Нужно поговорить с ней! Если потянуть время, Мишель успеет вернуться.
– Я вас не знаю и не сделала вам ничего плохого, – начала Кассандра, отступая к стене. – Зачем вам убивать меня?
– Ты вышла замуж не за того человека, да к тому же беременна, – объяснила старуха. Она остановилась напротив Кассандры, но пока не приближалась. – Ты встала между мной и богатством.
– Разве богатство стоит того, чтобы убивать ещё не родившегося ребёнка? – спросила Кассандра. – Господь не простит такое – деньги не пойдут вам впрок.
– Сразу видно, что ты никогда не была бедной, – засмеялась старуха, – твои рассуждения хороши для дураков. А я – умная, и всё, до чего дотянутся мои руки, возьму обязательно. Всё будет моим!
Безумная ненависть бешеной крысы горела в заплывших глазах старухи, и Кассандра не смогла больше выносить этот взгляд. Она отвела глаза от землисто-серого лица под чёрным платом и глянула вверх. И тут случилось невероятное – прямо над головой старухи, в простенке меж двух колонн, Кассандра увидела наконец то, что искала. Подсказку! Это был образ: юная женщина с полными слёз золотисто-карими глазами смотрела в небо, как будто моля о помощи. Кассандре показалось, что ей в голову ударила молния, и в её память неудержимым потоком хлынула лавина воспоминаний. Теперь примадонна знала, что видит образ святой Елизаветы, написанный братом Киприаном. Ясно вспомнилось и лицо иконописца – добрейшего, святой жизни монаха из лавры, а этот образ был написан с неё самой. Это судьба посылает знак: нужно бороться – и всё получится!
Монашка размахивала ножом, но она была старухой. «Я моложе и сильнее и поэтому с ней справлюсь», – пообещала себе Кассандра и шагнула вперёд.
Помощь пришла нежданно:
– Брось нож, – прозвучал из-за спины преступницы голос Орловой, – иначе стреляю!
Монашка замерла. Она не решалась ни бросить нож, ни повернуться.
– Считаю до трёх! – прикрикнула из-за её спины фрейлина, и в голосе Орловой прозвучала такая злость, что старуха испугалась и выронила кинжал. Тонкий клинок с серебряной рукоятью отлетел к ногам Кассандры, и та быстро его подняла. Преступница схватилась за голову и рухнула на колени, она раскачивалась, как пьяная, и выла. За её спиной стояла бледная, как полотно, Орлова. Ни ружья, ни пистолета в руках у неё не было, вместо них она крепко сжимала за ручку кружевной зонтик.
Господи, ну надо же какая умница! Кассандре даже в голову не пришло, что фрейлина блефует. Понятно, что и преступница поверила, что Орлова вооружена.
С грохотом распахнулась дверь и в храм влетел Михаил Печерский. Он кинулся к жене, схватил её в охапку, прижал к своей груди.
– С тобой всё в порядке? Скажи хоть слово, – умолял он.
– Убийца не смогла ничего сделать, меня спасли Агата Андреевна и святая Елизавета, – прошептала ему жена и кивнула в сторону простенка с образом.
Граф глянул на фреску и… обомлел – на него смотрела юная «цыганка» из английского поместья. В это невозможно было поверить. Михаил вгляделся в лицо своей жены: сейчас, когда оно было растерянным и мягким, Кассандра поразительно напоминала святую Елизавету с церковной фрески, и если бы не чёрные волосы, то можно было бы сказать, что они – одно лицо.
– Мишель, надо бы связать преступницу. Я так понимаю, что это и есть пресловутая Заира – мать абрека и бабка исчезнувшего Вано, – напомнила о себе Орлова.
– Да, да, сию минуту!..
Печерский зажал руки всё ещё рыдавшей преступницы, а его жена туго замотала их своей шалью. Орлова встала перед Заирой, грозно топнула на неё ногой и приказала:
– Отвечай на вопросы, иначе тебя сегодня же повесят!
Как будто приходя в себя, старуха замолчала, и фрейлина пошла в наступление:
– Зачем ты напала на графиню? Ты ни с какого боку не можешь подобраться к богатству Печерских. Или ты для внука старалась?
Заира сразу же ощерилась и, брызгая слюной, заверещала:
– Вы ничего не знаете! Это я двадцать лет всем в имении командовала, всех за ниточки дёргала, чтобы по-моему было. Вы небось считаете, что я из-за любви на душегубство пошла? Да я свою любовь давно растеряла. Сын смотрел на меня, как на пустое место. Я помогла Саломее выжить, любила её как родную дочь, а эта мерзавка видела во мне лишь прислугу. Даже внук – моя кровиночка, единственная радость, – ни разу не сказал мне доброго слова. Заира – раба, грязная прислуга. А я умнее их всех вместе взятых. Вот я с ними и расквиталась.
– Неправда это, – презрительно отозвалась Орлова. – Ничего ты им не сделала. Кто ты такая? Прислуга и есть!
От такой наглости Заира аж поперхнулась. Желание доказать всем, что эта барыня лжёт, захлестнуло старуху, и её понесло:
– Все думали, что Коста случайно к нам в Пересветово приехал. Как бы не так – я с оказией передала ему известие, что умираю, хочу проститься и подарить то, что нажила. Он поверил и прискакал. А я к его приезду готовилась, траву Саломее в питье добавляла, чтобы та с ума сходила по мужикам. Тут Коста ей и сгодился. Пусть он потом уехал, да и бог с ним, он внука мне оставил. Я Вано с малых лет растила и подучивала так, как мне нужно: пела ему каждый день, что он – мужчина, значит, царь и бог, и так научилась ему нужные мысли в его тупую башку вкладывать, что он поступал лишь так, как хотела я. Это я убедила Саломею, что Вано – вылитая она, а Серафим ни на что не годен. Мне надо было, чтобы всё Вано отошло, а потом я бы уж свою долю забрала.
– Как же ты собиралась получить наследство? – удивился Печерский, – ведь вы с Вано не считаетесь роднёй, тот числится моим братом. Да и мать его жива – на Кавказе обретается, да и сам он когда-нибудь вернётся.
– Пока они чухаться будут, я заявлю, что Саломея – моя племянница, а Вано – внучатый племянник. Объеду по очереди все дома и имения, скажу, что хочу защищать интересы родных, раз те в отъезде. Пока суд да дело, много чего можно прибрать к рукам. Все считают, что серебряная ложка мало стоит. А когда таких ложек пять сотен? – хрипло засмеялась Заира. – Вано ещё приползёт ко мне, будет просить его наследником сделать, вот тогда я всё ему и припомню.
Преступница замолчала, а фрейлина напомнила Печерскому:
– Пора передавать её полиции.
– Да сейчас уже, наверно, городовые появятся, – отозвался Печерский. – Я, как понял, что меня обманули, так, пока сюда бежал, местным мужикам крикнул, чтобы за полицией послали.
Подтверждая его слова, на крыльце загрохотали сапоги, а следом появились двое городовых. Один из них обратился к Печерскому:
– Что случилось, сударь?
Михаил рассказал. Потом фрейлине и Печерским ещё пришлось давать показания в участке, затем молодожёны проводили Орлову в дом её кузины, так что в свой флигель они добрались глубоко за полночь.
В маленькой старомодной гостиной Михаил налил себе полстакана анисовой и залпом выпил. После всего случившегося он уже был не рад, что затеял сегодняшнее испытание. Граф уже собрался повиниться, но жена опередила его:
– Ты всё сделал правильно. Лучше знать правду, чем прятаться от неё.
– Так ты, действительно, Лиза Черкасская?
К его удивлению, жена на вопрос ответила вопросом:
– Ты хочешь узнать всё?
Конечно же, Михаил хотел!
Глава тридцать девятая. Грустная история со счастливым концом
Михаил приготовился слушать, но жена молчала. Боялась говорить?.. Неужто воспоминания так тяжки?.. Но вот она, будто проснувшись, зябко поёжилась и предупредила:
– Это будет грустная история!
– Что ж, в жизни всякое бывает, – отозвался Михаил.
– И я ещё не знаю, какой у неё будет конец…
Сейчас у жены было лицо маленькой девочки, не знающей, как поступить. Куда исчезла гордая примадонна? Рядом с Михаилом, утонув в истёртом парчовом кресле, сидела прелестная гадалка с английского маскарада. Граф с нежностью предложил:
– Попробуй начать с начала.
Жена кивнула, соглашаясь, и наконец-то решилась:
– Раз ты дружишь с Алексеем, то наверняка знаешь о Черкасских всё.
– Ну, я бы так не сказал, – отозвался Михаил. – Только в общих чертах, но то, что княжна Лиза погибла при пожаре в Лондоне, мне известно.
– Хорошо, пусть так, – нетерпеливо перебила Кассандра. – Я просто не буду останавливаться на том, что ты и так знаешь: Алексей – старший брат, он – от первого брака отца, мы – четыре сестры – от второго. Елена и Долли старше меня, а Ольга младше. Все мои сестры – красивые и умные, но обычные девушки, а мне – единственной из семьи – достался тяжкий дар, о котором ты уже знаешь. Такой же был у моей прабабки. Я не знала, что мне с этим делать. Не так-то легко жить, когда ты слышишь тайные мысли людей, а когда эти мысли к тому же греховны или преступны – совсем беда. Но самым печальным было то, что мне не верили. Даже моя Долли – самый близкий человек на свете – сочла меня сумасшедшей.
– Но ведь она потом поняла свою ошибку?
– Да, но чего нам всем это стоило! Там такое творилось – вспоминать страшно. Пришлось даже уехать из имения в Москву. Тогда-то я и стала помогать восстановлению Ивановского монастыря. Иконописцы из лавры поселились в нашем доме. Один из них – брат Киприан – помог мне справиться с моими страхами. Я часами сидела в уголке, глядя на его работу. Это ему я обязана тем, что и впрямь не сошла с ума. Ты ведь даже не представляешь, что значит быть не такой, как все. Нелегко знать, что ты одна-одинёшенька, и других таких людей вокруг нет и не будет. Ну а когда тебе не исполнилось даже семнадцати – это просто невыносимо.
– Но ты же храбрая девушка, уж я-то знаю, – не согласился с ней Михаил.
– Наоборот, я – очень слабая. Я просто струсила и захотела сбросить свою ношу. Мне рассказали, что моя прабабка, познав мужчину, перестала общаться с душами умерших, поэтому я и пришла в твою постель. Именно за этим – за освобождением.
Кассандра замолчала. Она понимала, насколько её слова обидны, но деваться было некуда – разговор требовал честности. Она бросила на Мишеля виноватый взгляд. Его лицо казалось непроницаемым, и жена очень боялась, что он произнесёт вслух то, что витало в воздухе – граф Печерский стал её случайным выбором. Стараясь упредить события, Кассандра призналась: