Но Ханна молча обошла меня и потянулась к холодильнику. Она вытащила поднос с сыром, взяла несколько кусочков и завернула в бумагу. Она переставила сыры на подносе так, чтобы скрыть недостающие кусочки, и положила блюдо обратно в холодильник. А завернутые в бумагу сыры протянула мне.
Я замялась.
– Ханна, нет. – Я не знала, догадывалась ли она, что я делаю и хотела помочь, или просто думала, что я голодна. Если Анна-Люсия узнает, она уволит Ханну и выставит ее на улицу.
Подумав о Сэди, я уступила.
– Спасибо. Я возьму с собой и съем на обед. – Ханна продолжала смотреть на меня, не веря моим словам. Потом повернулась и вышла из кухни.
Оказавшись на тротуаре перед тем, как отправиться на встречу с Сэди, я, как обычно, остановилась. Хотя с тех пор, как Анна-Люсия высказала свои подозрения из-за моего ухода в Дебники, прошло несколько недель, я все еще опасалась, что она может проследить за мной. Но ее не было дома, и даже если бы она была, то не пошла бы за мной в отдаленный промышленный район. Я пообещала Сэди, что приду снова, и хотела принести еду и убедиться, что с ней все хорошо.
Сорок минут спустя я сошла с трамвая на углу рынка Дебники. Я обогнула угол площади и направились к решетке. Когда я добралась до конца переулка, остановилась и застыла как вкопанная.
Над решеткой, там, где мы с Сэди встречались, стояли два немецких солдата.
Они нашли ее.
Меня охватила паника. Я представляла себе и раньше, как отодвигается решетка и солдаты выводят Сэди и остальных с поднятыми руками, арестовывают их, как пытались арестовать ту женщину с двумя детьми, которая прыгнула с моста. Я часто задавала себе вопрос: как я поступлю, если Сэди арестуют? Вмешаюсь ли и попытаюсь спасти ее или буду молча стоять в стороне, как это было с Мириам в школе и повторилось с женщиной и ее детьми?
Спокойнее, подумала я, ощущая, как колотится сердце. Подойдя ближе, я увидела, что два немецких солдата просто стояли в переулке и разговаривали. Решетка канализации все еще стояла на месте. Людей под ней они не обнаружили. Однако во время разговора один из них пинал решетку ногой, приподнимая ее край носком в том месте, где она открывалась. Он посмотрел вниз, что-то сказал своему спутнику. Я не расслышала слов, но мне показалось, что он обратил внимание на то, что решетка болтается.
Сэди наверняка шла на встречу со мной и могла появиться в любую минуту. Солдаты стояли прямо над решеткой, а Сэди даже не подозревала об этом. Если она не проявит бдительность, то окажется в поле зрения. Мне необходимо было отвлечь солдат. Собравшись с духом, я зашагала по переулку прямо к немцам, натянув улыбку. Тот, что помоложе, с коротко стриженными светлыми волосами под шляпой заметил меня и сделал шаг в мою сторону.
– Дзен добрый, пани, – коверкая слова, произнес он по-польски. Он окинул меня оценивающим взглядом и улыбнулся в ответ, обнажив широкую щель в передних зубах. Подражая Анне-Люсии, я захлопала глазами с чувством тошноты от происходящего.
– Джень добры. – Я улыбнулась и другому немцу в надежде, что он тоже подойдет.
Но тот по-прежнему твердо стоял над решеткой.
– Йа, чего тебе нужно? – грубо спросил он, явно не настроенный на любезности. По нашивкам и знакам отличия на его форме я определила, что он был старше по званию.
– Сегодня такой чудесный день, – продолжила я, размышляя, чтобы еще сказать этим варварам, чтобы потянуть время. «Мужчин интересует еда и драка», – так говорила Анна-Люсия своей подруге. – Я ищу кафе с хорошим кофе и десертом, – ответила я.
– В этой части города их не найти, – выразился молодой солдат.
– Правда? – Я притворилась, что ничего не знаю о городе, где прожила всю свою жизнь.
– Вам нужно пойти на главную рыночную площадь в Старом городе. В ресторане «Вырзанек» подают торт Захер – почти такой же вкусный, как в моем родном Гейдельберге.
– Я бы с удовольствием попробовала. – Сэди, должно быть, уже была рядом с решеткой, поэтому я говорила намного громче обычного, чтобы она услышала мой голос и оставалась вне поля зрения. – Может быть, вы угостите меня кофе? – Мне, конечно, не хотелось идти с ними и оставлять Сэди, но я хотела увести этих мужчин подальше от ее убежища.
Молодой солдат улыбнулся, очевидно, польщенный этим предложением. Но его товарищ постарше бросил сердитый взгляд.
– У нас нет на это времени, Курт.
– Тогда, может быть, позже, – проговорила я. Мои глаза метнулись к решетке. Сэди так и не появилась. Я молилась, чтобы она услышала наш разговор и держалась подальше. – Мне пора идти. – Я медленно отошла от немцев. Я все еще хотела повидаться с Сэди, но пока солдаты стояли здесь, это было невозможно.
Старший по званию перевел взгляд на мою корзинку.
– Что ты несешь?
– Просто немного еды для моей семьи. Купила в магазине. – Я сразу поняла свою ошибку. Было воскресенье, все магазины были закрыты.
– Дай мне посмотреть, – потребовал он. Когда он потянулся к корзине, меня охватила паника.
– Милая! – окликнул голос сзади. Еще до того, как повернуться, я узнала знакомый голос Крыса. Он подошел ближе и поспешно забрал у меня корзинку. Затем достал удостоверение личности и продовольственную книжку и протянул их старшему офицеру. – Мы так волновались. Мать моей невесты больна, и ей пришлось добывать еду для всех нас, пока я заботился о ней, – спокойно солгал он немцам. Даже в панике, меня взволновали его слова – он назвал меня своей невестой. На мгновение мне показалось, что между нами все по-прежнему. Но, разумеется, это была уловка, чтобы обмануть солдат.
– Моя мать – Анна-Люсия Степанек – в хороших отношениях с оберфюрером Маустом, – добавила я, надеясь, что упоминание имени спутника мачехи поможет снискать их расположение.
Я оказалась права – выражение лица моментально изменилось.
– Конечно, фройляйн, – сказал старший, сменив тон. Он вернул продовольственную книжку Крысу. – Извините. – Мужчины расступились, давая нам пройти. Но когда я сделала шаг в сторону, я мельком увидела в канализации знакомое лицо. Это была Сэди. Она пришла на встречу со мной и невольно попала в поле зрения. Мне хотелось, чтобы она отошла назад. Но она неподвижно стояла с выражением ужаса на лице. В любое мгновение ее могли увидеть.
– Пойдем, – звал меня Крыс, не понимая, почему я не иду за ним. Я застыла, не зная, что предпринять. Затем услышала скрежет внизу, в канализации раздался шум шагов – Сэди убежала. Я громко покашляла, чтобы заглушить его.
Один из солдат оглянулся через плечо.
– В чем дело?
– Прошу прощения, – ответила я. – Весенняя аллергия.
Я позволила Крысу увести меня, моля Бога, чтобы немцы больше не задавали вопросов.
– Стойте! – крикнул старший солдат. Я замерла. Он что-то заподозрил? Я обернулась и увидела, что он странно смотрит на Крыса.
– Твое лицо кажется знакомым, – сказал он.
– Я работаю грузчиком, – спокойно ответил Крыс. – Вы, наверное, видели меня в городе. – Он повернулся ко мне. – Пойдем. Твоя мать ждет. – Когда он уводил меня прочь, я заставила себя не оглядываться на решетку.
Мы шли, и мое сердце бешено колотилось. Я все еще ощущала на себе взгляды немцев и ждала, что они придут за нами и задержат для допроса или чего похуже.
Но они этого не сделали.
– И снова ты, – сказала я Крысу, когда мы отошли подальше от переулка. Я старалась придать голосу оттенок раздражения. – Ты что, следишь за мной?
– Вряд ли, – ответил он. – Я работаю в этом районе с отцом в доке и подрабатываю в кафе – надо платить за аренду квартиры, где остановился. Это же не твоя часть города. Снова послали за вишнями?
Он попытался пошутить, но я не улыбнулась.
– Что-то вроде. Я иногда прихожу на рынок по делам.
– Лучше не стоит, – буркнул он. – Опасно бродить по городу. Тебе нужно быть осторожнее, – пожурил он, будто разговаривал с ребенком.
Я остановилась и посмотрела ему прямо в лицо.
– Почему тебя это волнует? – сердито выпалила я. Он отступил назад, будто мои эмоции искренне удивили его. – Ты бросил меня. Ты даже не сообщил мне, что вернулся. – Я не собиралась ссориться с ним, но теперь, когда вырвались эти слова, я хотела получить на них ответ. – Почему?
– Ш-ш-ш. Не здесь. – Он взял меня за руку и повел по оживленной улице, подальше от магазинов и домой, уводя к промышленным зданиям и складам у реки. – Я хотел увидеться с тобой, – сообщил он наконец, когда мы остались одни на берегу Вислы вдалеке от лишних ушей. – Когда я увидел тебя несколько недель назад, я пыталась объяснить, но ты убежала.
Уперев руки в бока, я повернулась к нему лицом.
– Ну вот я здесь. Может, скажешь мне?
Прежде чем заговорить, он обернулся через плечо, будто здесь, на пустынном берегу реки, не считая равнодушных уток, кто-то мог подслушать. – Элла, все это время я был не только в армии. По крайней мере не в той армии, которую ты знаешь.
– Я не понимаю.
Неужели он обо всем лгал?
– Я правда записался в армию и отправился на фронт. – Я вспомнила его в день отъезда на железнодорожной станции Краков-Главный, такого гордого, полного надежд в своей новой униформе, подмигивающего мне перед посадкой в поезд. – Но потом Польша потерпела поражение и случилось кое-что еще. Ты слышала об Армии Крайовой? – Я кивнула. В начале войны ходили слухи, что группа польских мужчин организовалась для борьбы с немцами, и с тех пор я слышала жалобы, что они участвуют в саботаже. Но чем дольше длилась оккупация, тем больше храбрые повстанцы казались выдумкой, вроде сказок и легенд.
– Видишь ли, когда стало ясно, что Польша собирается сдаться, один солдат рассказал мне о формировании другой подпольной армии, – сказал Крыс. – Я слышал, что они собирались предпринять, и понимал, что должен влиться в ее ряды. Воевать на фронте оказалось бессмысленно; единственной нашей надеждой стали секретные операции. Поэтому я стал работать с небольшой группой, чтобы противостоять немцам. Позже мы объединились с другими подобными организациями и сформировали Польскую Армию Крайову.