Мистер Беннетт испуганно оглянулся и, дико вскрикнув, помчался по бархатной траве, мелькая розовыми пятками. A Смит, оправившись от минутного изумления, с радостным лаем бросился за ним в погоню. «Этот человек, – думал он, – может быть, по-видимому, веселым и славным товарищем».
Мистер Беннетт все еще бежал. Дыхание его начинало уже сдавать, а ноги дрожали, когда перед ним выросли вдруг мрачные развалины древнего замка, которые так очаровали его при первом посещении дома. В то время они производили на него только эстетическое впечатление, теперь же он оценил их практические достоинства. Он с разбега вскочил на фундамент, вскарабкался на первый выступ, затем на второй, и к тому моменту, когда его преследователь добежал до руин, мистер Беннетт сидел уже на подоконнике полуразрушенного окна, свесив вниз голые ноги. Бульдог Смит выжидательно глядел на него. Игра была совершенно новая, но, по-видимому, довольно интересная. Смит принадлежал к тем собакам, которые всегда рады испробовать что-нибудь новенькое.
Тем временем мистер Беннетт, собравшись с духом, стал звать на помощь. Положение его никак нельзя было назвать удобным и приятным. Насекомые, одни с крыльями, другие без крыльев, но зато-ведь природа прежде всего справедлива, – снабженные большим количеством пар ног, предприняли целые экспедиции для исследования его тела. Они копошились на нем, точно это была вновь открытая физкультурная площадка, прогуливались парочками по его шее и устраивали семейные пикники на его голых ногах. Ко всему этому совершенно неожиданно полил сильный дождь.
Приблизительно в этот момент мужество окончательно покинуло мистера Беннетта, и самое время как бы перестало существовать для него.
Прошли целые века, прежде чем он услышал голос, доносившийся снизу.
– Хэлло! – проговорил этот голос.
Мистер Беннетт посмотрел вниз. Стройная и сильная Джэн Геббард смотрела на него из под полей своей африканской шляпы. Бульдог Смит прыгал около ее стройных ног.
– Что вы там делаете наверху? – спросила Джэн. Кстати, не знаете ли, вернулся уже автомобиль?
– Нет еще.
– Мне нужно поехать к доктору. Бедняжка Хайнетт захворал. Тогда я пойду пешком. Идем, Смит! – Она направилась к дороге, и Смит загарцевал рядом с нею.
Мистер Беннетт, получивший теперь возможность беспрепятственного и свободного передвижения, тем не менее не шелохнулся. Грозное слово «захворал» пригвоздило его к месту. Юстес Хайнетт захворал! Мистер Беннетт все время подозревал, что этот бледный юноша чем-нибудь да болен.
– Что с ним такое? закричал он вслед удалявшейся девушке.
– Не знаю, – ответила та, оборачиваясь.
– Что-нибудь заразное?
– Кажется.
– Святые угодники! – вскричал Беннетт и, осторожно спустившись на землю, пошел по мокрой траве.
В сенях слуга Уэбстер, сухой и исполненный собственного достоинства, постукивал согнутым указательным пальцем по барометру тем величавым движением, каким посол стучит в дверь к дружественному монарху.
– Барометр падает, сударь.
– Вы были все время дома? Спросил мистер Беннетт.
– Так точно.
– Вы не слышали, как я звал?
– Мне казалось, что я слышал чей – то голос.
– Так какого же черта вы не пришли ко мне?
– Я предполагал, что это кричит филин, сэр; филинов здесь очень много и они довольно часто издают резкий, неприятный вой, сэр.
Прежде чем мистер Беннетт успел что-либо ответить ему, снаружи послышался шелест резиновых шин автомобиля, и вслед за тем открылась дверь.
От «Веретен» до Саутгемптона приблизительно двадцать миль; дождь начал идти, когда автомобиль, – это был открытый автомобиль, – находился как раз на полпути. Пока они покрывали последние десять миль, мистер Мортимер успел взлелеять в сердце мрачную ненависть ко всему на свете; поэтому, наткнувшись в сенях на мистера Беннетта, который немедленно пристал к нему с какой-то длиннейшей и скучнейшей историей, он излил всю свою желчь на этого ближайшего друга.
– Ах, отстаньте! – проговорил он, отстраняя протянутую руку мистера Беннетта: – не видите, что ли, что я весь вымок.
– Вымок, вымок, – голос мистера Беннетта задрожал от жалости к самому себе:-как будто я тоже не вымок!
– Папочка, – с упреком обратилась к нему Билли, – тебе, право, не следовало возвращаться в дом после купания, не обсохнув, как следует. Ведь ты испортишь ковер.
– Я не купался. Я как раз хочу рассказать вам..
– Хэлло, – с благодушной наивностью воскликнул входивший в это мгновение Брим, – хорошо покупались?
Мистер Беннетт даже затанцевал от немой ярости. Но, зашибив о ножку кресла большой палец ноги, он схватился за левую ногу и упал в объятия Уэбстера, только-что собравшегося удалиться. Сцепившись в вынужденном объятии, они задвигались по ковру в своеобразном танце, напоминавшем нечто среднее между кекуоком и старомодной мазуркой.
– Да что вы делаете, черт побери, дурак эдакий! – вскричал мистер Беннетт.
– Решительно ничего, сэр. Я буду очень рад, если вы дадите мне расчет, – холодно ответил Уэбстер.
– Что такое?
– Я хочу уведомить вас, что ухожу из вашего дома в конце текущей недели. Я не могу допустить, чтобы меня посылали к черту и ругали.
– Убирайтесь ко всем чертям!
– Прекрасно, сэр.
Уэбстер удалился, точно посол только-что вручивший свои отзывные грамоты, и мистер Беннетт запрыгал, чтобы перехватить мистера Мортимера, поднимавшегося в это время по лестнице.
– Мортимер!
– Ну, что еще?
– Я настаиваю на том, чтобы убрали эту дьявольскую собаку.
– Что она сделала?
– Эта кровожадная зверюга гналась за мной по всему саду и заставила меня просидеть все утро на развалинах замка, чтоб ему провалиться!
– Папочка, вмешалась Билли, также остановившаяся на лестнице, – тебе не следует так волноваться. Ты знаешь, что это тебе вредно. Право же бедняга Смит не хотел причинить тебе зла, – добавила она миролюбиво, скрываясь с площадки.
– Разумеется, нет, – проворчал мистер Мортимер. – Смит смирен, как овечка.
– А я говорю вам, он гнался за мною по всему саду, и мне пришлось бежать с быстротою зайца.
Несчастный Брим, простой и смешливый, как ребенок, не выдержал, представив себе, как мистер Беннетт бежал по саду.
– Кх-кх, – беспомощно захихикал Брим, – кх, – кх-кх!..
Мистер Беннетт повернулся к нему.
– Вам это кажется смешным, не правда ли? Так позвольте вам заметить, что если вы полагаете, будто можете одной… одной гм, гм, – одной рукой смеяться надо мной, а другой жениться на моей дочери, так вы ошибаетесь. Можете считать, что ваша помолвка расторгнута.
– Ну, что вы? – воскликнул Брим, разом приходя в себя.
– Мортимер, – заорал мистер Беннетт, еще раз останавливая на лестнице своего друга. Согласны вы уничтожить эту собаку или нет?
– Нет!
– Я настаиваю на этом. Это опасное животное.
– Ничего подобного. Вы сами говорите, что она даже ни разу не укусила вас А по закону каждой собаке разрешается укусить один раз. Процесс Вильберфорса против Бейлиса разрешил этот вопрос окончательно.
– Мне нет никакого дела до Вильберфорса…
– Потом окажется, что есть. Это юридический прецедент.
Упоминание о юридическом прецеденте обыкновенно заставляет смолкнуть самых разгневанных людей. Мистер Беннетт, как всякий профан при разговоре с юристом, чувствовал, что его сдавили кольца пифона.
– Послушайте, мистер Беннетт… – начал Брим.
– Ступайте прочь! – заорал на него мистер Беннетт.
– Но послушайте…
– В другом конце коридора открылась дверь и в ней появился Уэбстер.
– Извините, сэр, – заговорил Уэбстер, – но через несколько минут будет подан завтрак. Может быть, вы пожелаете переменить костюм?
– Принесите мне завтрак на подносе в мою комнату, – распорядился мистер Беннетт. Я ложусь в постель.
– Слушаюсь, сэр.
– Послушайте, мистер Беннетт… – начал было снова Брим.
– Гррр… – ответил ему бывший будущий тесть и вылетел по ступеням, точно луч заката, отколовшийся от источника света.
Даже в самые ненастные дни нет-нет да и прорвется солнечный луч, и мрачное настроение человека также иногда нарушается маленькими удачами. Так случилось и с мистером Беннеттом. К завтраку подали омаров, а страсть его к омарам была притчей во языцех во всех нью-йоркских клубах. Поэтому, когда Билли снова заглянула к нему в комнату, он чувствовал себя уже менее несчастным.
– Ну, как, папочка, понравился тебе завтрак?
– Завтрак был ничего, – ответил мистер Беннетт, слабо улыбаясь при этом воспоминании.
Как мало мы знаем, жалкие смертные! В тот самый момент, как он произносил эти слова, маленький осколок скорлупы омара втихомолку вонзился ему в кончик языка и уютно устроился там, готовясь, причинить бедняге страшные нравственные муки.
– Завтрак был прекрасен, – повторил мистер Беннетт. – В особенности омары, – проговорил он, облизываясь. – Кстати об омарах, этот Брим, вероятно, сказал тебе, что я отказал ему?
– Да.
– Тебя это, кажется, не очень расстроило? – возразил мистер Беннетт, приготовившийся к сильной драматической сцене и теперь испытывавший некоторое разочарование.
– В отношении моих помолвок я фаталистка.
– Не совсем понимаю тебя.
– Я хочу сказать, что все они ничем не кончаются. – Билли рассеянно посмотрела на экран. – Мне вообще кажется, что я слишком импульсивна и потому иногда поступаю опрометчиво и глупо.
– Не скажу чтобы в отношении этого Мортимера мы были слишком опрометчивы. Ты думала об этом целых десять лет.
– Я имела в виду не Брима. Был другой.
– Неужели ты все еще воображаешь, что влюблена в молодого Хайнетта?
– Нет, я знаю, что никогда не была влюблена в Юстеса. Но на пароходе я дала слово другому молодому человеку.
Мистер Беннетт выпрямился на кровати и недоверчиво уставился на свою дочь. У него начинала кружиться голова.