Но тут мать повернулась ко мне и едва слышно сказала:
– Но ведь в таком случае дух той девушки не увязался бы сюда вслед за нами.
Я удивленно посмотрела на нее. Насколько мне помнится, я не произносила моих мыслей вслух. Но, возможно, матери и дочери умеют читать мысли друг друга. Просто у нас с ней не было времени проверить это на практике.
Я вновь повернулась к миссис Макгоуэн:
– Скажите, а можно взглянуть на составленное вами генеалогическое древо Крэндаллов?
Хозяйка дома наморщила лоб.
– Именно его я и искала. Странно. Оно лежало в этой папке. Я показывала его мисс Эджертон. Так что оно должно быть где-то здесь. – С этими словами она продолжила перебирать бумаги. – Наверно, она случайно захватила его с собой, когда собирала свои вещи.
И вновь мы с матерью переглянулись.
– Возможно. Когда я ее увижу, я спрошу у нее и перезвоню вам, – сказала я и встала. – Вы даже не представляете, как мы благодарны вам. Спасибо, что уделили нам свое драгоценное время.
– А также за ваше печенье, – добавила мать, вставая с дивана. – Вы нам очень помогли.
Миссис Макгоуэн проводила нас до дверей.
– Мне тоже было приятно. Приезжайте в любое время, когда вам захочется обсудить семейную историю. Это действительно крайне интересно. И захватите с собой Джека. – Она улыбнулась и вручила нам наши пальто.
– Ой, и еще одна вещь, – вспомнила я. – Вы случайно не знаете название того судна, что затонуло со всем экипажем и пассажирами?
Миссис Макгоуэн покачала головой:
– Нет, его название ни разу не упоминается в письмах. Лишь то, что оно затонуло в тысяча восемьсот семидесятом году где-то у побережья между Северной и Южной Каролиной.
Я кивнула.
– Что ж, небольшая, но зацепка. Еще раз спасибо вам, – поблагодарила я и, спустившись с крыльца, вместе с матерью зашагала к машине.
Прежде чем открыть дверцы и сесть в нее, мы поверх крыши посмотрели друг на друга.
– Что ж, крошечный, но все же результат, есть, – сказала я. – Мы знаем, что девушку на портрете зовут Алиса Крэндалл, что у нее была сестра-близнец по имени Нора, которая в тысяча восемьсот семидесятом году вместе с родителями погибла во время кораблекрушения. И кем бы ни был призрак, что обитает в доме на Легар-стрит, он неким образом связан с этим домам и был не рад, что мы приехали сюда. – Мать подняла взгляд на огромное облако, медленно закрывавшее собой солнце. – Мы также знаем, что по какой-то причине Ребекка не хотела, чтобы мы увидели генеалогическое древо Крэндаллов.
Я раздраженно простонала:
– Нет, это полная бессмыслица! Я уже начинаю верить, что ничто из этого не связано между собой!
Мать открыла дверцу машины.
– Давай где-нибудь поужинаем и все хорошенько обсудим. По дороге сюда я видела в пяти милях отсюда симпатичный приморский ресторанчик.
Я посмотрела на мать. Мне невольно бросилось в глаза и сереющее небо за ее головой, и то, как в сумерках ее глаза сделались почти такими же темными, как и мои. Я вздохнула. Хотя между нами постепенно и выковывались узы взаимопонимания, в моей жизни навсегда останутся уголки, куда моей матери вряд ли захочется заглянуть; уголки, чью пустоту она бессильна заполнить. Впрочем, это уже не играло такой большей роли, как раньше.
– У меня аллергия на морепродукты. Когда мне было восемь лет, у меня однажды возникла такая острая реакция на креветки, что я с тех пор не беру их в рот.
Что было не совсем правдой. По рекомендации моего доктора уже во взрослом возрасте я попробовала их снова, без каких-либо последствий. Но маленькая девочка внутри меня хотела, чтобы мать знала, что ее не было рядом со мной в тот момент, когда я так остро нуждалась в ней.
Мать несколько секунд молча смотрела на меня.
– Я должна тебе что-то сказать, Мелли…
Она не договорила. Ее перебил рев приближающегося мотора. Мы обе повернули головы. Оставляя после себя, словно многоточия, комья грязи и камешки, по дороге катил черный «Порш» Джека. Подъехав, машина остановилась, и из нее выскочил Джек.
– Как я понимаю, Ребекка уже уехала, – сказал он, обращаясь к моей матери и демонстративно игнорируя меня. Он был в белой футболке, поверх которой была надета мятая клетчатая рубашка; на щеках – легкая щетина. Меня так и подмывало заметить, как неопрятно он выглядит, но почему-то мне также подумалось, что он прямо как с обложки мужского журнала.
Я повернулась к нему:
– Она уехала за час до того, как сюда приехали мы. С чего ты решил, что она здесь?
– Мне позвонила Ивонна. Она пыталась дозвониться до вас. Но, похоже, твой телефон не принимал звонки. Ивонна рассказала мне про окно, про твою бабушку, про то, как Ребекка унесла папку, которую она приготовила для тебя, а также что из архива пропало фамильное древо Крэндаллов. Я хотел найти Ребекку и выяснить у нее, так ли это.
– Мы тоже. Поэтому мы и приехали сюда. И угадай! Миссис Макгоуэн тоже не может найти их фамильное древо, которое она составила! Оно пропало в промежуток времени между приездом сюда Ребекки и ее отъездом. Выводы делай сам.
Джек, прищурившись, посмотрел на меня.
– Думаю, этому существует лишь одно объяснение. Ребекка так увлеклась этой историей, что позволяет себе безответственные поступки.
– Например, такие, как кража дневника из моей кухни. Это не просто безответственный поступок, Джек. Это преступление. И она не отвечает на мои телефонные звонки.
Он потер подбородок, и когда посмотрел на меня снова, его взгляд был тверд и суров.
– Я разберусь с этим делом, – сказал он и посмотрел на дом. – Миссис Макгоуэн показала вам что-нибудь интересное?
– Помимо пропавшего фамильного древа? Вообще-то да. – И я быстро поведала ему про девушку на портрете и про погибшее в бурю судно.
Джек на пару секунд задумался.
– Ты говоришь, судно пропало в тысяча восемьсот семидесятом году, верно?
– Да. Немного поздно, чтобы к его крушению приложили руку мои предки-мародеры, если ты думаешь именно об этом.
Джек вопросительно поднял брови:
– Корабль разбился у берегов Южной Каролины. Резная фигура была найдена неподалеку от плантации твоей семьи на острове Джонс. Скажи, разве не странное совпадение?
Моя мать сочла своим долгом вмешаться:
– Думается, к тому времени финансовое и общественное положение нашей семьи было таково, что не требовало столь радикальных действий.
Джек пожал плечами:
– Я лишь хочу сказать, что корабль затонул у берегов острова Джонс. И если кто-то пытался хоть что-то спасти, было бы просто грешно этого не сделать, учитывая, что мать-природа уже потопила судно. После Гражданской войны многие ранее зажиточные семьи Чарльстона обеднели. Рынок сбыта хлопка сузился. Прибавьте к этому возросшие затраты на его выращивание ввиду запрета рабского труда, и станет понятно, что состояние семьи Приоло заметно скукожилось. Было бы странно, если бы они не воспользовались привалившей им в руки удачей.
– Что ж, наверно, такое возможно, – нехотя согласилась я. Неприятно иметь отношение к кому-то, кто обогатился за счет убытков другого. – Но это никоим образом не приближает нас к разгадке тайны, мы не знаем, кто та девушка на затонувшем судне шестнадцать лет спустя.
– Может, эта самая Алиса? – предположил Джек.
Я покачала головой:
– Нет. Миссис Макгоуэн сказала, что Алиса вместе с тетей переехала из Коннектикута в Мимоза-Холл, когда ей было тринадцать лет, и прожила здесь всю свою жизнь, до самой своей смерти где-то в двадцатых годах. Но на ней точно такой же медальон, как и на девушках на портрете в доме моей матери. И если в доме номер тридцать три по Легар-стрит жила девушка по имени Мередит, я бы предположила, что на портрете она та из двух, на ком медальон с буквой «М».
Джек подошел к своей машине.
– Пока не забыл, – произнес он и, сунув руку в задний карман, вытащил оттуда что-то, но зажал это в кулаке и показывать не стал. – Неужели тебе не интересно, что тебе хотела сказать Ивонна?
– Конечно, интересно. – Я почти забыла, что привело Джека в Мимоза-Холл.
– Она нашла список жертв землетрясения тысяча восемьсот восемьдесят шестого года. – Он выдержал театральную паузу. – В нем есть имя Мередит Приоло. Пропала без вести, предположительно погибла. Последний известный адрес – Легар-стрит, дом номер тридцать три.
Моя мать шагнула вперед:
– Но почему эта Мередит нигде не значится на фамильном древе?
Чувствуя, как у меня начинает болеть голова, я потерла виски.
– Мы нашли в дневнике визитку с именем Мередит и ее адресом. Он тот же самый, что и в списке жертв. Легар-стрит, дом номер тридцать три. Если предположить, что дневник вела именно она, то с тем же успехом можно сказать, что она одна из двух девушек на портрете.
Джек кивнул, хотя лицо его осталось бесстрастным.
– Я тоже так думал, пока сегодня не забрал из чистки вот это.
С этими словами он положил мне в ладонь золотой медальон на цепочке. Сначала я не узнала его, потому что он блестел в тусклом вечернем свете. А потом меня как будто обдало холодным ветром.
– Ничего не понимаю. – Я вопросительно посмотрела на Джека.
– Присмотрись.
Махнув рукой на то, как это будет смотреться со стороны, я прищурилась, глядя на единственную букву посередине медальона. Даже в сумерках и без очков, невооруженным глазом было видно, что последний штрих буквы «М» был добавлен позже, и что первоначально буквой на медальоне было «Н».
Я протянула медальон матери. Та уже успела надеть очки для чтения. Она медленно подняла глаза и посмотрела на нас с Джеком.
– Возможно, я ошибаюсь, но единственное, что сейчас приходит мне в голову, это то, что это «Н» обозначает имя Нора. Как вы думаете?
Я подумала то же самое.
– Но как мог медальон оказаться на том судне через шестнадцать лет после того, как сама Нора погибла? И почему буква на нем была перебита? – Еще раз взглянув на медальон, я положила его в сумочку.