Вновь сев на корточки, я повернулась к матери:
– Вряд ли ты захочешь прикоснуться к ней первой.
Она покачала головой:
– Верно. Пока не хочу.
Я кивнула, затем медленно погрузила обе руки в мелкую ямку и медленно извлекла из рыхлой земли бело-голубую фарфоровую чашку.
– Целая. И похоже на дельфтский фарфор, – сказала я и улыбнулась, глядя поверх моей находки на мать.
Та наклонилась ближе:
– Опусти ее, Мелли, хочу посветить фонариком на ее донце. Мне кажется, там с внутренней стороны что-то написано.
Я поставила чашку на землю, но руки убирать не стала, поддерживая ее с боков. Мы обе наклонили головы и едва не стукнулись лбами, и мать посветила внутрь чашки, чтобы рассмотреть ее дно. Нашему взору тотчас предстали очертания старинной трехмачтовой шхуны, какие раньше использовались для быстрых грузовых перевозок. Под картинкой полукругом была сделана надпись «Ида Белль».
Мы с матерью посмотрели друг на друга.
– Как ты думаешь, что это значит? – спросила я.
– Пока могу сказать лишь то, что, скорее всего, это чашка из какого-то сервиза, которым пользовались на борту судна под названием «Ида Белль». И это что-то значит для Вильгельма, и он хочет, чтобы мы знали, что это такое. – Она помолчала. – Мы можем вызвать его и спросить.
Я покачала головой:
– Вряд ли он согласится. Ему будет стыдно сказать это нам. Но он оставил подсказки, чтобы мы догадались сами. Кроме того, нам потребуется слишком много сил, чтобы вызвать его снова.
– Ты тоже ее чувствуешь?
Я кивнула.
– С того момента, как я начала копать, я не могла избавиться от чувства, что она следит за нами. Следит с ненавистью. Она ждет. Ждет, когда сможет сделать следующий шаг. И мы должны быть к нему готовы.
– Верно. – Мать передернулась. – Брр, так холодно. Давай возьмем чашку и пойдем спать. Я оставлю дверь между нашими комнатами открытой.
Она не стала спрашивать у меня, согласна ли я, потому что, похоже, знала, что это именно то, чего я хочу, но стесняюсь произнести вслух.
– Хорошо, – сказала я и шагнула мимо нее, бережно держа в руке чашку. – Если так тебе будет спокойнее на душе.
Она ничего не ответила, но, шагнув через пролом в кухню, я была готова поклясться, что вижу, как она улыбается у меня за спиной.
Утром, часов в восемь, раздался звонок в дверь. К этому времени я уже встала, оделась, аккуратно уложила вещи в шкафу и попыталась, правда безуспешно, найти в Интернете информацию об «Иде Белль». Поэтому я первой бросилась вниз, чтобы открыть двери, еще до того, как он разбудит мою мать.
На крыльце с букетом розовых роз в руке стоял мой отец. Правда, под мышкой у него явно было зажато что-то еще.
– Доброе утро, Мелани. Я кое-что тебе принес. Я также подумал, что должен что-нибудь принести твоей матери.
– Привет, пап. – Я шире открыла дверь, впуская его в дом. – Мама еще спит. Пойдем со мной в кухню, и давай поставим эти цветы в вазу рядом с другими. – Я выгнула бровь, проверяя, уловил ли он мой сарказм. Поскольку он уже начал работы по ландшафтному дизайну, наш дом вечно был полон цветов, и в особенности розовых роз. Я специально пыталась не замечать, сколько времени мои родители проводили вместе, но тем не менее не могла не заметить, что моя мать проводила с отцом больше времени в ресторанах, нежели за обсуждением предстоящих работ по саду.
Он вручил мне цветы. Я положила их в раковину, чтобы подрезать стебли, после чего постаралась втиснуть их в туго набитую цветочную вазу на столе. Отец тем временем подошел к камину и заглянул внутрь.
– Твоя мать рассказала мне о потайной комнате. Как жаль, что после стольких трудов вы ничего не нашли.
– Вообще-то нашли. Прошлой ночью мы с мамой провели здесь небольшие раскопки и нашли чашку, по всей видимости, с судна под названием «Ида Белль». К сожалению, о нем я пока ничего не нашла. С другой стороны, я ведь только начала мои поиски.
– Ты должна позвонить Джеку.
Стоило мне вспомнить прошлый вечер и всех свидетелей, как мои щеки залились краской.
– Вряд ли он захочет говорить со мной.
Отец пристально посмотрел на меня:
– Возможно, ты права, Орешек. Вчера вечером он точно не горел желанием тратить время на разговоры.
– Пап, прекрати. – Я подняла руку. – С каких это пор ты возомнил себя экспертом по личным отношениям? К тому же я понятия не имею, в чем дело. Знаю лишь, что он зол на меня и не отвечает на мои звонки. Вчерашний вечер – исключение из правил.
– Так вот как теперь это называется! – Он подошел ко мне и вытащил из-под мышки то, что принес. – Как бы то ни было, он заехал ко мне этим утром и попросил передать тебе вот это. – С этими словами отец протянул мне дневник Мередит. Поколебавшись, я взяла его у него из рук.
– Он дал тебе это? Но откуда он у него?
– Думаю, что из квартиры Ребекки.
– Она отдала ему дневник?
– Не совсем. – Отец смущенно прочистил горло. – Ребекки там не было.
– Он вломился в ее квартиру? – Я отказывалась поверить собственным ушам, пусть даже речь шла о Джеке.
Отец принялся рассматривать розы у меня за спиной.
– Вообще-то у него был ключ.
Я облизала губы, думая, что на это сказать, но поняла, что сказать мне нечего. Поэтому я посмотрела на дневник.
– Значит, он был у Ребекки. Джек сказал тебе, зачем он ей понадобился?
Отец покачал головой:
– Нет. Но он отметил пару страниц, которые он хотел, чтобы ты прочла. – Отец протянул руку и открыл дневник в том месте, где между страниц торчала бумажная закладка. Я начала читать.
«В. показал мне тайную комнату за стеной кухни. Я дождалась, когда Р. уйдет прогуляться с Ч., потому что она о ней не знает. Все, что дорого мне, будь то мой кот или моя любимая книга, или мое самое красивое платье, она всегда найдет способ это испортить или изгадить. Поэтому я перестала делиться с ней чем бы то ни было, в том числе наличием потайной комнаты в доме, в котором она жила всю жизнь. Я так рада, что она не видит В., потому что тогда она наверняка нашла бы способ выжить его отсюда, и я осталась бы совсем одна.
В. постоянно твердит мне, что я должна смотреть зорче, чтобы я нашла то, что ему нужно, но я вижу лишь пустой морской сундук. Думаю, В. нарочно не дает мне никаких подсказок, чтобы я обнаружила это нечто сама. По его словам, это потому, что ему стыдно. Он не хочет расстраивать меня признанием о своем поступке. Он говорит лишь то, что нечто, что находится в этой комнате, прольет свет на правду, и тогда он вырвется из своей темницы. Но я должна разгадать эту загадку сама. Если, конечно, смогу. Вот почему я в растерянности. В. сказал мне, что спас мою жизнь, и я должна в ответ спасти его».
Я посмотрела на отца:
– Ты это прочел?
Тот кивнул:
– Правда, ничего из прочитанного не понял, кроме разве что потайной комнаты. Как я понимаю, когда-то она служила кладовой. И кто этот В.?
– Я не уверена, – уклончиво ответила я. – Но мне кажется, что он хотел, чтобы она нашла чашку.
– Откуда тебе это известно? – спросил он хорошо знакомым мне тоном. Для меня это был своего рода сигнал: я не должна говорить в ответ ничего такого, что он назвал бы фокусом-покусом.
Поэтому вместо ответа я протянула ему дневник.
– Какую еще страницу мне нужно посмотреть?
Еще раз в упор посмотрев на меня, отец взял у меня дневник и открыл на внутренней стороне задней обложки, там, где мы нашли визитку Мередит Приоло.
Кто-то – спорю на что угодно, что Ребекка, – оторвала остальную часть приклеенной страницы. Моему взору предстал сделанный чернилами рисунок головы ангела и его крыльев. Нижняя часть его тела исчезала в треугольнике. Я подняла глаза на отца.
– Но ведь это тот же рисунок, что и на окне. Посмотри!
Подойдя к столу, на котором стояла моя сумочка, я вытащила телефон, в котором все еще хранился снимок окна.
– Снимок не очень четкий, но, если увеличить эту его часть, становится видно, что это одно и то же.
Взяв у меня телефон, отец посмотрел на фото окна, затем снова на страницу.
– Да, но что это такое?
– Не знаю, но мне кажется, что Мередит – или как там ее звали – что-то знала про окно и спрятанные в нем картинки. Или же кто-то нарисовал картинку в ее дневнике позже, потому что дневник гораздо старше окна. – Я потерла виски, мысленно перебирая факты. Хотелось выстроить их в четкую последовательность, которую я могла бы понять.
Отец почесал ухо. Этот жест был хорошо мне знаком и означал, что он сейчас скажет мне нечто такое, чего я не хотела бы слышать.
– Мелли, Ребекка была здесь пару дней назад. Я работал в саду. Она подошла ко мне и буквально закидала вопросами о том, какие цветы и растения я собираюсь здесь посадить. Но всякий раз, когда ей казалось, что я не вижу, она фотографировала окно. Нащелкала не одну дюжину кадров.
– Кто тут фотографировал окно? – Мы с отцом как по команде обернули головы. На пороге кухни, держа на руках Генерала Ли, стояла моя мать. Она опустила его на пол, и он тотчас выскочил в недавно устроенную для него собачью дверь.
– Ребекка, – ответила я, показывая ей дневник. – Джек забрал его у нее и принес отцу. – Я перевернула дневник, чтобы ей стал виден рисунок. – Это на странице, которая была приклеена к обложке.
Мать шагнула ближе, но прикасаться к дневнику не стала.
– То есть ты считаешь, что автор дневника знал мою мать и то, почему окно изменили?
– Да.
Мать кивнула и на миг задумалась.
– А что насчет корабля? Ты еще не смотрела в Интернете?
– Смотрела. Там масса ссылок… на детские имена, на мыло ручной работы, даже на фамильное древо одной семьи из Айовы. Но ничего, что могло бы быть нужным нам судном.
– Мы должны позвонить Джеку.
Я посмотрела на отца, затем на мать – уж не в сговоре ли против меня эти двое?
– Нет. Я не должна звонить Джеку. Как я уже объяснила отцу, Джек не хочет иметь со мной ничего общего.