Я впилась пальцами в землю, пытаясь отползти от жуткого призрака, но, увы, так и не смогла сдвинуться с места. Я царапала землю, пыталась ползти, я заходилась в крике, чувствуя, как ее ледяное дыхание обдает мне затылок. Затем в темноте появилась дверь, из-за которой, образуя светящее кольцо, тянулись пальцы света. Я попыталась встать. Внезапно я поняла, что, если я дотянусь до двери, зло, чье холодное дыхание преследовало меня, исчезнет, и мне больше не придется его бояться.
– Мелли! – крикнул в темноте чей-то голос, но я так и не поняла чей.
Все происходило как в замедленной съемке. Я потянулась к двери. При этом я пыталась смотреть прямо перед собой, зная, что стоит мне повернуть голову, как я снова увижу Розу, и если я посмотрю ей в глаза, то умру. Я, шатаясь, побрела к двери, но, вместо того чтобы идти быстрее, я плавала в море черного страха. Он налипал на меня, словно разлитое нефтяное пятно, омерзительно воняющее гнилой рыбой.
– Мелли! – На этот раз я узнала голос матери. Охваченная страхом и желанием спастись, я совершенно забыла о ней. Забыла, что она говорила мне про страх и силу, про то, что мы должны сражаться вместе.
Я прекратила борьбу, глядя на дверь, которая была все так же далеко, и тяжело дыша, как будто пробежала несколько миль.
– Мелли! – вновь окликнул меня голос матери, правда, гораздо слабее. Как будто она прекратила борьбу.
Зло за моей спиной вновь пришло в движение, подталкивая меня к двери. Шепотом убеждая меня открыть ее, если я хочу обрести безопасность. Но теперь я также чувствовала присутствие матери. И оно было сильнее, нежнее и правдивее. Я оставила борьбу и вспомнила, как она велела мне не слушать этот голос. Бросив прощальный взгляд на дверь и исходящие из-за нее лучи, повернулась, готовая взглянуть в лицо тьме, что следовала за мной по пятам.
Первое, что я ощутила, – это ледяной дождь на моем лице. Мой взгляд был устремлен в почти черное небо. Я села и тотчас увидела Джека. Он тоже пытался встать. Я в отчаянии оглянулась по сторонам в надежде увидеть мать. Она лежала на земле рядом с мемориальным камнем Мередит. Силой заставив себя подняться на ноги, я почувствовала, как что-то больно впилось в мою ладонь. Посмотрев на мой сжатый кулак, я медленно, один за другим, разжала пальцы и увидела тусклый блеск золотого медальона.
Вокруг меня подрагивал свет. Воздух был густой и липкий, словно эмбриональная жидкость. Он подпитывал и поддерживал меня, когда я на дрожащих ногах шагнула к матери. Я положила руку ей на спину, проверяя, дышит ли она. Дышит! С моих плеч как будто свалился тяжкий груз. Она простонала, перевернулась и посмотрела на меня непонимающим взглядом.
– Слава богу! – прошептала она и схватила мою руку. Меня моментально пронзил электрический заряд и, пробежав сквозь мое тело, вернулся к ней. Она не отпустила моей руки даже тогда, когда я помогла ей подняться на ноги. Мы обе застыли, глядя на небо, на воронку из земли и листьев, что кружилась над нашей головой. Я было отпрянула, но мать даже не шелохнулась, и я знала, что не выпущу ее руки.
– Отдай это ей! – крикнула мать, перекрикивая рев ветра. – Отдай это ей и вели ей обрести свет. Чтобы она упокоилась с миром и оставила нас.
Посмотрев на медальон в моей руке, я размахнулась и со всей силы швырнула его в черную воронку. В следующий миг воздух пронзил звук, похожий на скрежет железнодорожного стоп-крана, и медальон исчез в вертящемся облаке, в котором уже кружился подхваченный с земли мусор. Каждый волосок на моем теле встал дыбом, однако я не шелохнулась и не отвела глаз.
– Уходи! – крикнула я. – Оставь нас! Найди дверь и свет и оставь этот мир навсегда. У тебя есть, что ты хотела. А теперь уходи!
Воздух буквально гудел и вибрировал электричеством. Воронка закружилась все быстрее и быстрее. В лицо мне летели щепки, ветки и листья, но я не стала отворачиваться.
– Уходи! – крикнула я. Воронка взорвалась миллионом шариков света и льда, осыпая нас градом и сбивая с ног. Мы вновь упали на землю.
Мы лежали, тяжело дыша. Воздух между тем прояснился. Над нами темные облака сплели вокруг восходящей луны венок, прогоняя грозовые тучи, как будто по горизонту кто-то прошелся гигантской стирашкой. Вдали слышался вой сирен. Я облегченно вздохнула. Помощь была уже в пути, и нам больше не нужно было ни с кем бороться.
Джек с решительным лицом, хотя и пошатываясь, направился к нам. Показав ему большой палец, я легла рядом с матерью навзничь на землю. Я лежала, по-прежнему ощущая на губах вкус дождя, мокрой земли и легкий металлический привкус насыщенного электричеством воздуха, однако неким шестым чувством знала: я нашла в себе силу, которая жила во мне всегда, чтобы спасти нас обеих.
Глава 28
Положив в багажник последний чемодан, я взяла под мышку Генерала Ли и захлопнула крышку багажника взятой напрокат машины. Моя собственная все еще была в автомастерской, где ей пытались придать более-менее презентабельный вид. Да и я сама была не лучше. С момента той жуткой грозы прошло уже две недели, а мое тело и разум все еще были сплошь в ссадинах и синяках.
Я бросила взгляд на дом моей матери – на этот раз не ощутив ни пульсации чужого сердца, ни страха перед тем, что может меня ждать за входной дверью, – и глубоко вздохнула. Мои легкие тотчас наполнились теплым воздухом, в котором уже чувствовались ароматы близкой весны. Хотя до официального открытия сезона было еще несколько недель, сады и парки Чарльстона уже набухли почками и бутонами, которые, казалось, были уже не в силах хранить свои секреты.
Передняя дверь открылась, и на пороге возникла моя мать, а вслед за ней и отец с подносом в руках. Проведя ночь в больнице, где врачи пришли к выводу, что причиной ее нездоровья является низкий гемоглобин, она вновь вернулась в свою прежнюю форму.
Вернее, почти. Потому что женщина, что посмотрела на меня сейчас, была вовсе не той, что когда-то колебалась, прежде чем взять меня за руку, и с опаской косилась на меня. Порой я даже скучала по ней той, прежней, потому что нынешняя считала своим долгом всячески опекать меня. Теперь ей казалось, что она вправе критиковать буквально все: мою прическу, косметику, гардероб, методы дрессировки пса и мое питание. И хотя я делала вид, будто это жутко меня раздражает, на самом деле мне было даже приятно. Думаю, независимо от возраста, женщине всегда нужен материнский совет. Впрочем, были вещи, на которые это правило не распространялось, – такие как Джек и мои отношения с Марком Лонго, хотя бы потому, что они не поддавались разумному объяснению.
Подойдя к саду, я увидела, как отец усадил мать в кованое садовое кресло – оно нашлось на чердаке вместе со столом и еще несколькими такими же креслами – и, бережно укутав ей плечи мягким пледом, принялся сервировать стол, посередине которого уже стояла ваза с ее любимыми розовыми розами.
Я было закатила глаза, но сдержалась. Хотя я, похоже, привыкла к присутствию матери в моей новой жизни, однако не до такой степени, чтобы спокойно наблюдать за их с отцом отношениями. Впрочем, зная причины, вынудившие ее уйти из дома много лет назад – даже если я не до конца была с ними согласна, – теперь я воспринимала этот факт гораздо спокойнее. Отец – чей алкоголизм запятнал его образ в последующие годы – больше не был в моих глазах рыцарем в сияющих доспехах, каким он казался мне в далеком детстве. Теперь я научилась смотреть на него глазами матери: упрямый и слегка зашоренный в том, что касалось вещей, которые не вписывались в его миропорядок. Согласна, будучи военным, он видел больше, чем я. Но я была его дочь, а моя мать – как мне казалось – любовью всей его жизни. Мне почему-то казалось, что в свое время ему следовало притвориться, что он принимает или хотя бы допускает, что мы с моей матерью видели то, чего не мог видеть он сам. Что если бы в самый черный момент своей жизни она нашла в нем понимание и поддержку, она бы не ушла, не бросила нас обоих.
Заметив, что мы с Генералом Ли идем к нему, отец улыбнулся. Рассчитывая получить их рук матери угощение, пес вырвался из моих рук. Я по-прежнему была его любимой хозяйкой, однако он был большой любитель получать знаки внимания и вкусняшки от других. К сожалению, в отличие от других членов нашей семьи, Генерал Ли оказался склонен к полноте, и вскоре свитерки, который продолжала вязать для него Нэнси, уже с трудом налезали на него.
Мать подставила мне для поцелуя щеку, а отец заключил в медвежьи объятия.
– Сад просто прелесть, – сказала я, садясь в свободное кресло и обводя восхищенным взглядом сад, который отец восстановил по старым фотографиям, и аккуратно подстриженные кустики самшита, окаймлявшие внутренний дворик. Клумбы пока еще дремали в ожидании тех дней, когда они расцветут во всей красе посреди одного из самых роскошных садов Чарльстона.
– Если только я смогу уговорить твою мать, я хотел бы перенести фонтан чуть дальше за дом, чтобы им можно было любоваться из кухни. Но, похоже, Софи основательно обработала ее, потому что теперь она наотрез отказывается что-либо менять.
Взяв с тарелки пончик, я задумчиво на него посмотрела.
– Из чего следует, что теперь тебе требуется заручиться официальным разрешением за подписью самого Господа Бога и членов Бюро Архитектурного надзора. Боюсь, пап, тебе придется придумать план Б.
Налив матери чашку чая, он поставил перед ней тарелку с пончиком. Меня так и подмывало остановить его и попросить предъявить документы, дабы убедиться, что передо мной мой родной отец.
Mать повернулась ко мне:
– Не забудь свою кофейную чашку, ту, на которой график продаж. Я поставила ее на стол в кухне, чтобы ты не забыла ее здесь.
– Можно подумать, Джинни, она покидает нас навсегда. Она еще вернется.
– Знаю. Просто мне подумалось, что перед тем как уехать, ей захочется попрощаться. В кухне, – добавила она, выразительно на меня глядя.
Мы с отцом молча посмотрели на нее. Я медленно отодвинула свое кресло и встала.