И почему «верхней» называется не самая верхняя палуба, на которой расположена рулевая рубка? Ведь это было бы логично: верхняя — она и есть верхняя! Но нет — верхней считается другая, под ней, где находятся апартаменты шейха и библиотека!
Закончилась экскурсия по «Абейан» в кабинете шейха. Сидевший за столом Абу-л-хаир при ее появлении поднял голову.
— А, Клодин, здравствуйте! Халид вам все показал?
— Да.
Несмотря на улыбку, растянувшую его губы, ей показалось, что он чем-то встревожен. Или недоволен.
— Присаживайтесь, — не вставая, махнул он рукой на кожаное кресло, стоявшее у стола.
Клодин села. Ощущение было, словно она погрузилась в воду — такое оно оказалось мягкое и так обтекло ее со всех сторон.
Секретарь молча прошел в боковую дверь и бесшумно прикрыл ее за собой.
— Сейчас, еще минутку. — Шейх досмотрел лежавший перед ним документ и, перевернув, отложил в сторону. — Ну как — вы уже устроились?
— Я… — Клодин хотела сказать, что свою каюту видела лишь мельком, даже чемодан распаковать не успела, но в этот момент из боковой двери снова появился Халид и негромко сказал что-то на незнакомом языке.
— Говори по-английски! — не поворачивая головы, бросил шейх.
Секретарь зыркнул на Клодин недобрым взглядом, но покорно повторил по-английски:
— Пришел факс из Японии. Мистер Иошикава просил подтвердить получение документов.
— Я сейчас подойду, — кивнул Абу-л-хаир. — Клодин, прошу прощения — дела. Надеюсь, вечером вы поужинаете со мной? — Встал, не дожидаясь ответа, добавил: — Я пришлю за вами стюарда, — и со стремительностью, которую трудно было ожидать от такого старого человека, вслед за секретарем скрылся за дверью.
Клодин поняла это как окончание аудиенции.
До своей каюты она добралась минут через двадцать, да и то с помощью случайно встретившегося матроса. До того она, непонятно как, забрела в большой салон с пустым неосвещенным баром и тянувшимися вдоль стены аквариумами с тропическими рыбками; потом оказалась в каком-то коридоре, заканчивающемся холлом с двумя диванами и панорамным окном.
Но тут, как по волшебству, метрах в десяти впереди нее распахнулись двери лифта, Клодин увидела молодого блондина в матросской шапочке, крикнула: «Прошу прощения!» — и через минуту была уже в своей каюте.
Каюта эта ничем не отличалась от номера в фешенебельном отеле — разве что окно было не прямоугольное, а круглое. Стены, обитые серо-голубой материей с рельефным узором, пушистый ковер под ногами, широкая кровать. В углу — узкий высокий бар, рядом кофеварка, на низком столике возле кресла — блюдо с фруктами.
Чемодан оказался уже распакован, вещи аккуратно развешаны на плечиках в стенном шкафу.
Клодин переоделась и несколько секунд колебалась, выбирая между чашечкой «эспрессо» и виноградом. Конечно, виноград калорийнее, но на блюде лежала кисть такой немыслимой красоты, с большими, розовыми, покрытыми матовым налетом ягодами, что раздумывала и колебалась она больше для очистки совести.
Наконец, напомнив себе, что виноград содержит массу витаминов и пообещав (себе же), что в обед ограничится салатом и обезжиренным йогуртом, Клодин переставила блюдо на тумбочку и, удобно устроившись на кровати, раскрыла купленную в аэропорту толстую книгу с завлекательным названием «Кошки в истории, искусстве и религии народов мира».
Увы, обещание выполнить не удалось. Не прошло и часа, как в дверь постучали. Когда Клодин открыла, перед ней предстал матрос с конвертом в руке.
— От капитана, мэм, — сказал он, вручая ей послание.
В конверте была записка: капитан «Абейан» А. Конн приглашал ее на обед в офицерскую кают-компанию.
Нет, никогда ей не понять этих моряков: зачем было гонять человека, когда можно просто позвонить?!
— Спасибо, — подняла она глаза на ожидавшего матроса. — А где это — офицерская кают-компания?
— На твиндеке.
— А где твиндек?
Показалось ей — или в глазах матроса мелькнула тень усмешки?
— Я провожу вас туда.
Твиндек оказался совсем недалеко — этажом ниже ее каюты.
Капитан, Ангус Конн, был высоким сухощавым шотландцем лет сорока, невозмутимым и немногословным, будто сошедшим со страниц романов Жюль Верна. Как сразу заподозрила Клодин, этим имиджем он очень гордился и всячески его поддерживал — даже отрастил бакенбарды по моде позапрошлого века.
Кроме него, на обеде присутствовал второй помощник Джерри Тейлор — молодой русоволосый парень, ровесник Клодин. Четвертым за столом был Халид.
Обед прошел вполне весело. Капитан и помощник рассказывали истории из морской жизни — интересные, но малоправдоподобные; некоторые из них Клодин смутно припоминала — судя по всему, читала уже где-то. Халид ел молча, безостановочно, накладывая себе то одно, то другое; челюсти его работали, как заведенные.
Клодин чуть не предложила называть ее по имени, но, заметив, что капитан с помощником зовут друг друга мистер Конн и мистер Тейлор, и вспомнив про известную всему миру чопорность англичан, решила этого не делать. Вместо этого она в юмористическом ключе рассказала о своих блужданиях в поисках каюты и о том, что никак не могла сообразить, на каком она этаже.
— Так по цвету же понятно, — удивленно заметил Джерри. В глазах капитана тоже промелькнуло удивление.
— То есть?.. — насторожилась Клодин.
— По замыслу дизайнера, каждая палуба «Абейан» выдержана в определенной цветовой гамме, — охотно начал объяснять помощник. — Главная, та, где вы живете — серо-голубой тон. И ковры, и стены, и мебель — все так или иначе в этом тоне выдержано. Твиндек — сами видите, — махнул рукой в сторону обитой светло-оливковым шелком стены, — зеленый, средняя палуба — бежевая… Вам что — Халид этого не объяснил?
— Нет… — Клодин взглянула на сидевшего по правую руку от нее секретаря.
— А разве это так важно? — в ответ на ее немой вопрос поднял он наконец глаза от тарелки. — Я не придал значения. Передайте мне, пожалуйста, горчицу.
Капитан принялся рассказывать длинную историю про то, как судно, на котором он служил, затерло льдами — не то в Арктике, не то в Антарктике.
Клодин сидела и молча злилась. Для нее было вполне очевидно, что не сказал ей Халид такую важную вещь вовсе не потому, что, как он утверждал, «не придал значения», а чтобы сделать ей хоть маленькую, но гадость.
Если до сих пор, несмотря на скрытую неприязнь секретаря, она относилась к нему вполне нейтрально, даже про себя посочувствовала, когда шейх на него цыкнул в кабинете, то теперь он, можно сказать, добился своего: вид его жующей физиономии с черными усиками а-ля Гитлер вызвал у нее острое отвращение и желание отодвинуться подальше…
— И как вы думаете, что я тогда сделал, мисс Бейкер? — триумфально спросил капитан.
— Не знаю, — честно ответила Клодин — за всеми этими мыслями она упустила нить его повествования.
Отплытие из Лондона было намечено на три часа следующего дня, но гости начали прибывать уже с полудня. Клодин, правда, этого не видела — с самого утра она безвылазно сидела в апартаментах шейха и играла с ним в шахматы.
То, что Абу-л-хаир оказался завзятым, азартным и увлеченным шахматистом, выяснилось еще вчера — и выяснилось совершенно случайно.
В отличие от апартаментов шейха в «Риттенхаусе», его гостиная на яхте была истинным уголком Востока. Стол, за которым они ужинали, казался чужеродным в этой комнате с коврами и разбросанными по ним вышитыми яркими подушками, с маленькими столиками на изогнутых ножках, с кальяном, стоявшим возле низкого диванчика, обивка которого, казалось, была сделана из павлиньих перьев.
После ужина, пока стюард расставлял на одном из таких столиков все, что полагается для кофе по-арабски, Клодин решила рассмотреть поближе это достойное Шахерезады убранство.
Встала — и вот тут-то и заметила шахматы совершенно дивной красоты.
Они стояли на столике черного дерева, столешница которого, выложенная перламутром, представляла собой шахматную доску. Фигуры же, сделанные из темного и белого полупрозрачного камня, были инкрустированы сеточкой из золотой проволоки; у королей и ферзей имелись также миниатюрные золотые короны, в которых посверкивали крошечные рубины.
Она присела на корточки, взяла в руку коня — рассмотреть поближе. Он оказался тяжелым, но удобно лег в руку; ажурный налобник на конской голове тоже был сделан из золота.
— А вы играете в шахматы? — спросил, подойдя, шейх.
— Да, немного, — скромно ответила Клодин. Зачем хвастаться, что три года подряд она была чемпионкой колледжа…
— Тогда, может быть, после кофе сыграем партию?
Партия продлилась часа полтора. Шейху стоило большого труда выиграть. Клодин не меньшего — проиграть, сделав это незаметно, то есть допустив пару тщательно просчитанных — так, чтобы они не выглядели слишком уж глупо — ошибок, которые и решили исход поединка.
Выиграть она могла бы куда быстрее, но решила, что это будет недипломатично. Зачем огорчать пожилого человека, тем более что для нее исход этого поединка особого значения не имеет; играть в шахматы Клодин хоть и умела, но никогда особо не любила.
Она оказалась права — выиграв, Абу-л-хаир обрадовался как ребенок; старался не показывать виду, что страшно доволен, но даже вроде бы ростом выше стал.
— Вот уж не ожидал, что встречу в вас такого сильного противника! — сказал он, решив, очевидно, ее утешить.
«Знал бы ты!» — подумала Клодин.
Чувствовалось, что его так и подмывает предложить ей сыграть еще партию, и лишь то, что время близилось к полуночи, заставило его отказаться от этого намерения. Зато на следующее утро, когда она возвращалась из тренажерной комнаты после пробежки на «бегущей дорожке», в холле ее перехватил Халид.
— Клодин, — он изобразил на лице сладенькую улыбочку, — а я вас повсюду ищу. Мистер Абу-л-хаир просил меня узнать, не позавтракаете ли вы с ним.
— Да, конечно. Я сейчас переоденусь и приду, — кивнула она.